Не было бы счастья - Туманова Юлия. Страница 42

До гостиницы они не добрались. Принялись целоваться в джипе, едва отъехав от оранжевого забора на несколько метров.

— Дай я сяду за руль, — сипло произнесла Женька, когда прошло несколько тысяч лет.

— У тебя руки трясутся, — кивнул Илья на ее пальцы, сцепленные на коленках и слегка подрагивающие.

— У тебя тоже.

— Что будем делать? — беспомощно спросил он, пялясь на ее майку.

То есть, не совсем на майку. Вернее, совсем не на майку.

— Илья, смотри на дорогу.

— А разве мы едем куда-то?

Она прищурилась и решительно облизала губы. Будь, что будет! Можно хоть раз в жизни потерять голову и не думать о последствиях, а? И вообще, ни о чем не думать.

— Ты что делаешь?.. — застонал он, когда Женька ловко просунула ладонь за ремень его брюк. — Я свихнусь, — пообещал Илья спустя мгновение, — тут народ шастает, а мы… так просто это не кончится.

— Надеюсь, — промурлыкала она ему на ухо и куснула за шею, урча от нетерпения.

«Что со мной?!», — невразумительно, ликующе стучало в голове. Что это, что?

Он стянул с нее майку, и вопросы — миллиарды вопросов — схлынули в небытие. Женька совершенно точно знала, что погибнет, распадется на атомы, просто перестанет существовать, если немедленно, сию же секунду не получит его.

Он зарычал, когда ее пальцы перебрались наверх. Пуговицы на его рубашке подверглись стремительной атаке. Пришиты они были на совесть, петли сидели плотно, и Женька от отчаяния издала гортанный звук, пытаясь добраться до цели.

Илья рассмеялся, если бы мог. Но от ее голоса кожа покрылась мурашками, и в голове будто вскипело что-то.

Вонзаясь в нее беспорядочными поцелуями, он нащупал регулятор сбоку кресла и опрокинулся на спину, увлекая ее за собой.

— Погоди, погоди, — срываясь на хрип, простонала она, — кеды, у меня кеды.

— Черт с ними! — возмутился он, пытаясь стащить с ее попки какую-то тряпку, ужасно мешающую ему.

— Шнурки запутались. Я зацепилась за что-то…

— Это не что-то, это коробка передач, — ответил кто-то вместо него, а он тем временем лихорадочно тянул на себя ее дурацкую юбку.

Женька потерла ногами друг о друга, высвобождаясь из кроссовок, и засмеялась чужим, русалочьим смехом:

— Про коробку передач ты знаешь, а мои шорты пытаешься снять через голову…

— Ах, это шорты, — выдохнул Илья и с силой рванул проклятую тряпицу вниз.

Что-то затрещало. Швы, должно быть, которые лопнули окончательно и бесповоротно. Или то были электрические разряды, сотрясающие их тела мощно, беспрерывно, не давая ни единого шанса остаться невредимыми. Остаться такими, как раньше.

— Ба, смотри, это папина машина! — радостно завопил Данька, свернув к дому.

— Он же говорил, что джип в ремонте, — заметила Ольга Викторовна, — и чего это он его тут оставил, а не во дворе?

Бабушка молча и напряженно вглядывалась вдаль. У нее были свои мысли на этот счет, но обнародовать их она не спешила. Данька вприпрыжку скакал к калитке, торопясь встретиться с отцом, и тут тонированное стекло поползло вниз, и чья-то смуглая рука помахала в воздухе, словно распугивая комаров.

Ирина Федоровна быстро покосилась на дочь, которая ничего вроде бы не заметила.

Зато заметил Данька и ринулся в обратный путь к машине.

— Пап, ты тут что ли? Пап, открой, а?

В джипе произошло какое-то судорожное движение и послышался отчаянный шепот.

Бабушка вырвалась вперед, оставляя позади Ольгу Викторовну.

Илья открыл дверь, и Данька незамедлительно вскарабкался ему на коленки, радостно сообщая что-то про речку.

— Привет, ба, — кивнул Кочетков и покосился на заднее сиденье.

Бабушка заглядывать туда не стала. Все и так было ясно.

— Рубашку застегни, — тихо приказала она, — мать сейчас подойдет.

— Я не могу, — еще тише ответил Илья, — пуговиц нет.

Сзади кто-то отчаянно и возмущенно пискнул.

— Данька, пойдем в дом, — Ирина Федоровна решительно обхватила правнука за плечи.

— А папа? Пап, ты идешь? У тебя телефон пищит, слышишь? Пап, ну пошли!

— Я уже уезжаю, к ужину вернусь обязательно.

— Ну пап! — заныл Данила, однако тут подошла Ольга Викторовна и, потеснив их с бабушкой в сторону, поинтересовалась строго:

— Илюш, ты чего здесь сидишь? Ты обедал уже? Он быстро кивнул и потянул на себя дверь, намереваясь немедленно тронуть машину с места.

— Что с твоей рубашкой?! — изумилась мать, не ведая о его коварных планах. — Ты в таком виде собираешься в город?

— Оля, оставь его в покое, — дернула ее бабушка.

— Нет, ма, ты посмотри, на кого он похож! Илюша, я тебя не узнаю!

— Я сам себя не узнаю, — пробурчал он неслышно, — мама, я опаздываю, мне надо ехать. У Женьки нога разболелась, я везу ее травмпункт.

Ольга Викторовна, не вслушиваясь, смотрела на него во все глаза и ничего не понимала. Ее сын — всегда аккуратный, невозмутимый, — сейчас жутко нервничал, ерзал и отводил глаза, будто нашкодивший первоклашка, да и внешний вид его оставлял желать лучшего.

— Ты подрался, что ли? — осененная догадкой, Ольга Викторовна с ужасом закатила глаза.

— Нет. Да. Ма, мне надо…

Нет, непохоже, что подрался. Мать еще раз внимательно оглядела его лицо. Глаза горели, как у мартовского кота, и через секунду, поймав, наконец, взгляд сына, Ольга Викторовна все поняла.

— Женечка, — ласково позвала она, оттолкнув Илью вглубь машины, — детка, ты не против, если на ужин будет рыба с овощами? Ты как к рыбе относишься?

— По-положительно, — промямлила Женька, уже сто пятьдесят раз сгорев от стыда.

— Вот и замечательно, — улыбнулась Ольга Викторовна и, повернувшись к сыну, бросила, гневно полыхая глазами: «До вечера, Илья».

Он так и знал!

Женечку — детку! — все будут жалеть, утешать, потчевать рыбкой, а на него плюнут и разотрут. В глазах семьи он — Казанова, циничный соблазнитель, который воспользовался беспомощным состоянием юной девицы.

Вот черт!

— Вылезай, что ты там сидишь? — хмуро проговорил Илья.

Женька, кряхтя, поднялась из проема между сиденьями, куда рухнула из страха разоблачения.

— На фиг ты окно открывала?

— Так жарко, — пояснила она миролюбиво.

— Кондиционер есть, — не унимался Илья, — попросила бы, я включил бы.

— Если бы да кабы! — передразнила она, раздражаясь, и угрюмо одернула майку, мятую до безобразия.

Илья завел двигатель и обернулся.

— Перелезай давай.

— А зачем? — вспылила она. — Мне никуда ехать не надо, все дела мы уже переделали!

— Дела?! Дела?! — злобно прошипел он, до боли вывернув шею, чтобы как следует разглядеть эту кретинку, посмевшую так выражаться.

— Значит, дела?! — снова переспросил Илья, и не найдя больше слов, перегнулся через кресло и схватил ее за майку и с силой потряс.

— Пусти! Ты мне и так всю одежду испортил!

— Кто бы говорил! Моя рубашка теперь только чучелу огородному впору.

— Вот-вот, носи на здоровье!

Это что еще, а?! Она назвала его чучелом, так что ли?

Илья вышел из машины и рванул заднюю дверь, едва не сдернув ее с петель. Женька забилась в противоположный угол и совершенно не знала, что делать.

Происходило нечто странное.

Очень-очень хотелось его ударить. Больно. Несколько раз. Лучше всего по голове, чтобы как следует встряхнуть мозги, может тогда они бы заработали, а их обладатель понял бы, что никому не позволено так обращаться с женщиной.

С женщиной, которая минуту назад вместе с ним летела по Млечному пути, к бесконечности.

Хам! Бревно неотесанное!

Так и есть. Он бесцеремонно потянул ее за ногу, и как она ни брыкалась, вытащил наружу.

— Поставь меня, недоумок!

— Как только, так сразу, — пообещал он, ловко уворачиваясь от ее пинков, — после дождичка в четверг или когда рак на горе свистнет.

Он усадил ее на переднее сиденье, и, держа за плечи, несколько секунд смотрел, как она пытается убить его взглядом.