Не было бы счастья - Туманова Юлия. Страница 58
Он тронул машину с места.
Глава 20
— Чай? Кофе? — предложила Женька, растерянно озираясь.
Бабушка устроилась в кресле, величественно распрямив плечи.
Виктор Прокопьевич остался стоять у двери, будто преграждая путь к возможному бегству.
Данька забрался на подоконник и, болтая ногами, сообщил:
— Мне чай. Если у тебя есть варенье из крыжовника. А если нет, тогда я попью компота.
— Компота нет. И варенья нет.
— Тогда давай читать книжку про Карлика Зуба.
— Носа, — поправила она машинально.
— Ну да, папа мне сто раз уже говорил, а все забываю, голова садовая!
Данька самокритично похлопал себя по лбу. Дед прыснул, отошел от двери и с опаской присел на шаткий стул.
— Ты бы, старый, пока вещи перенес в машину, — распорядилась Ирина Федоровна.
И кивнула на Женькины пакеты. То есть, уже не Женькины, получается.
Ей вдруг стало грустно. Стало быть, они приехали за шмотками? Они за шмотками, он за бумагами, эта семейка начинала ее раздражать.
— Иди, иди, — поторопила бабушка дедушку.
Тот ловко сгреб пакеты в кучу и двинулся исполнять. Какое взаимопонимание, а! Любо-дорого просто!
— Одевайся, — сказала Ирина Федоровна, когда дверь за ее мужем закрылась.
— Это вы мне? — с прохладцей осведомилась Женька.
— Тебе, тебе, голубушка. И не прикидывайся, пожалуйста. Тут тебе делать совершенно нечего, так что вперед, и с песней. Ты этого хочешь так же, как мы. А на этого идиота наплюй!
Женя растерянно мигала. Данька спрыгнул с подоконника и взялся за ее руку.
— Ну чего? Книжку ты мне найдешь?
— Данила, погоди ты, — прикрикнула бабушка, — Жень, ты видишь, что творится? Мы все от тебя без ума, понятно? И если ты сейчас скажешь, что тебе это безразлично, я тебя стукну. А уж потом уйду. Живи, как знаешь. Ну, что?
— Что? — бессильно простонала она.
— Ты едешь?
— Зачем? Вы ведь понимаете, почему я не могу. Не мучьте вы меня, пожалуйста, не надо!
— Ох, — всплеснула руками Ирина Федоровна, — нашлась тоже великомученица! А мы прям инквизиторы! Ты одно пойми, ему нужно время, только и всего. Он тебя любит…
— Неправда, — прошептала она, отворачиваясь.
— Значит, полюбит с минуты на минуту, — не стала настаивать бабушка, — тебе нужно только подождать немного, быть рядом.
— Я не могу.
— Ты его тоже не любишь?
— Ирина Федоровна, миленькая, вы не понимаете… Как мне жить-то рядом с ним?! Ну как?! Он ведь приходил ко мне, ему бумаги какие-то понадобились, и он решил, что… Да неважно. Он мне не верит, вот в чем дело. Ни капельки не верит!
— И черт бы с ним! — вскипела бабушка. — Ну, если дурак человек, куда деваться? Раз обжегся, теперь осторожничает до отупения. Неужто не ясно?
Притихший Данька грустно поглядывал на них, догадываясь, что происходит нечто важное. Женя прислонила его спиной к себе и, не встретив сопротивления, легонько подула в темную макушку.
— Ты как будто ветер, да? — запрокинув голову, уточнил он.
— Точно!
— А я в море умею играть, — похвастал Данька, — хочешь покажу?
— Еще бы!
— Женя! Не переводи разговор, — возмутилась Ирина Федоровна, — а ты, внучек, сбегай позови дедушку.
Он подмигнул Женьке и убежал. А она, оставшись вдвоем с Ириной Федоровной, тут же заревела.
— Поплачь, поплачь, милая. От себя-то ведь никуда не убежишь…
— Перестаньте, — взмолилась Женя сквозь слезы, — перестаньте загонять меня в угол.
— Ты сама себя загнала, — возразила Ирина Федоровна, — мальчишку любишь, к нам привыкла, Илья…
— Замолчите же! — вскрикнула она, будто ее ножом полоснули.
Как же это они не понимают? Она отдаст все, лишь бы вернуться в дом, где за несколько дней прошла дорогу от тоски к безудержному веселью, от одиночества к беспредельному счастью. Она-то отдаст, только кому это надо? Ее место здесь, на односпальной кровати, под чужим одеялом. И это мог бы изменить только один человек. Без него не получится.
Уж не ломайся, сказала бы Ираида.
Такое унижение не для девушки из хорошей семьи, сказала бы мама.
А вдруг это еще один шанс, сказал бы отец.
— В конце концов, что ты теряешь? — подхватила ее мысль Ирина Федоровна. — Отступить никогда не поздно. Вернее, уже слишком поздно, поэтому и терять нечего! Собирайся.
— Я не смогу! Мне больно, понимаете вы это?!
— Ах, больно, господи ты боже мой! А Даньке каково? — жестко произнесла бабушка. — Он проснулся, просит сказку, зовет тебя, а мы не знаем даже, как сказать, что ты была всего-навсего у нас в гостях, а теперь вернулась домой и больше никогда не придешь. Прости, но правнук у меня единственный, я его, как могу, берегу! Вот и пришлось целую историю сочинить, что ты уехала за вещами. И внук у меня тоже один, понимаешь? Я бы и для него сочинила, если бы умела. Только он слишком недоверчивый.
— Да, — кивнула Женя.
— Это тебя пугает? Задевает твое самолюбие?
— Плевала я на самолюбие, если честно! Просто безнадежно все это, Ирина Федоровна. Клинический случай.
Она нервно хихикнула.
— Вы представляете, что он скажет? Он считает меня воровкой, лживой дрянью, он уверен, что все это время я прикидывалась, чтобы втереться в доверие.
— Еще раз повторяю, наплюй! Ты же не брала эти бумаги, тебе нечего стыдиться и не надо оправдываться. Все утрясется само собой.
— Значит, плыть по течению? Смириться и ждать удобного случая?
— Иногда это лучший способ переждать бурю.
— А я вам еще раз повторяю, здесь такие не живут! — визгливо сообщил голос за дверью.
Илья не выдержал и пнул дверь ногой.
— Слушайте! Слушайте вы! Я днем приезжал и разговаривал с ней…
— Так то днем, а где теперь она шаландается, мне неизвестно! Съехала она, понятно? Вещи забрала и съехала.
— Откройте дверь!
И так — по кругу. Переговоры зашли в тупик. Илья внезапно пожалел, что не умеет материться. Наверное, стало бы хоть немного полегче, если бы он мог по-настоящему выругаться.
Черт!
За дверью послышались новые голоса. Соседи, должно быть, решали, вызвать участкового или не мелочиться и сразу позвонить в ФСБ.
Вдруг щелкнул замок.
Перед Ильей мелькнула красная, злая физиономия в бигуди. На заднем фоне маячило еще несколько встревоженных лиц.
— Пожалуйста, убедитесь! — сдернув связку ключей с гвоздика, обладательница пунцовых щек открыла Женькину комнату и распахнула дверь. Илья тяжелой поступью зашел внутрь, спиной чувствуя жадные взгляды соседей.
— Ну?! — ехидно поинтересовался кто-то.
Он молча вышел из комнаты, обвел собравшихся мрачным взглядом и спросил:
— Куда она уехала?
— А вот нам больше делать нечего, как выяснять, куда девалась ваша ненаглядная! — торжествующе выпалила грузная краснощекая тетка.
— Куда она уехала? — повторил он, сжимая кулаки. Какая-то девушка выскочила вперед.
— Да мы правда не знаем. Вы не волнуйтесь так, пожалуйста! Ей, знаете, звонили недавно из Америки. У нее там родственники, может, она к ним укатила?
— Может быть, — согласился Илья, понимая, что все кончено.
Делать тут нечего. Он сгорбился и быстро зашагал прочь.
К первому попавшемуся суку, на котором можно будет повеситься.
Он один во всем виноват! Все прошляпил, дубина стоеросовая!
В офисе, когда Илья узнал, что Рита пару дней назад уволилась, когда не застал ее ни по одному из известных телефонов, когда обнаружил, что никто толком не знает, откуда она взялась, по чьей рекомендации, из какой компании, ему стало одновременно радостно и страшно.
Значит, все-таки ошибся?!
Какое там, облажался по полной программе!
Его затрясло от бессильной ненависти к себе. И тут в голове занялся слабый огонь, высветив неуверенным, мерцающим светом самое главное. Ошибку можно исправить. Он не имел права надеяться, однако, надеялся, — страстно, упрямо, запретив себе открыть глаза на беспощадную правду, которая никакой надежды не допускала.