Тайна инженера Грейвса - Тупицын Юрий Гаврилович. Страница 1

Юрий Тупицын

Тайна инженера Грейвса

Глава 1

Вопреки обыкновению Рене Хойл, не очень известный, но подающий надежды журналист, не поехал утром в редакцию, а остался у себя дома, чтобы подработать начатую накануне статью. Не случись этого, жизнь скорее всего пошла бы по совершенно иной колее, но он остался, больше того — засиделся над ничем не выдающейся статьей непростительно долго. Статья никак не клеилась, черт знает почему! Может быть, потому, что вот уже третий день подряд, почти не переставая, шел мелкий-мелкий, холодный и противный осенний дождь. И, вместо того чтобы работать, Рене Хойл, облокотившись о письменный стол, скучающе смотрел в окно. Городской пейзаж, рисовавшийся за толстым стеклом, покрытым натеками дождя, был похож на кадр из сентиментального фильма.

Рене чуть вздрогнул, когда зазвонил телефон. Звонил он самодовольно, неутомимо и противно, как это умеют делать домашние телефоны, когда хозяину не хочется брать трубку. А Рене не хотелось, он даже не изменил ленивой позы, только скептически скосил глаза на явно выходивший из себя аппарат. Разговор с шефом, который, должно быть, интересовался причинами отсутствия Рене Хойла в редакции, ему вовсе не улыбался.

Залившись напоследок особенно продолжительным истеричным звоном, телефон наконец-таки выдохся и обессиленно умолк. Рене сделал телефону презрительную гримасу, только что язык не показал, отодвинул в сторону недописанную статью, спрятал в карман свой «паркер» и встал из-за стола. Но в редакцию ехать ему все-таки до чертиков не хотелось. Оглядев комнату, он переставил кресло поближе к журнальному столику, надел пиджак, висевший на спинке рабочего стула, и прошелся по мягкому ковру, делая энергичные разминочные движения, похожие на те, что делают легкоатлеты перед стартом. В этом не было ничего удивительного, Рене был известен в журналистских кругах как разносторонний и небесталанный спортсмен-любитель.

Короткий, энергичный звонок заставил его вскинуть голову. Это был уже не телефон, звонили у входной двери. Последовала тягучая пауза, во время которой Рене оставался неподвижным. Послышался осторожный и весьма своеобразный металлический шорох. Не нужно было особой прозорливости, чтобы догадаться о причинах его возникновения: кто-то пытался открыть дверной замок, а так как он не торопился поддаваться этим усилиям, можно было заключить, что отпереть замок пытались не добропорядочным путем, а легкомысленной пройдохой-отмычкой. Конечно, чтобы не обострять ситуацию, естественнее всего было попросту окликнуть непрошеного визитера, который, само собой, не замедлил бы ретироваться. Можно было поступить и более мужественно, хотя и рискованно: вызвать полицию и, выполняя свой гражданский долг, попытаться задержать жулика. Рене почти не сомневался, что за дверью орудовал представитель именно этой древней профессии. Но Рене Хойл не сделал ни того, ни другого. Наверное, он посчитал недостойным журналиста, имеющего отношение к уголовной хронике, столь глубоко тривиально прерывать зарождающееся загадочное преступление. Рене лишь беззвучно усмехнулся, бесшумно ступая по ковру, отступил к стене и спрятался за портьерой.

И вовремя. Солидный, но отнюдь не крепкий духом замок, уступая настойчивым домоганиям легкомысленной отмычки, потерянно щелкнул. Чуть слышно скрипнула входная дверь и снова, теперь уже смачно, щелкнул замок, окончательно склоненный на путь предательства. Наступила тишина. Прижавшись всем телом к стене и держа правую руку в боковом кармане пиджака, Рене Хойл напряженно ждал. Прошло несколько томительных секунд, и в комнату бесшумно, но совершенно непринужденно, отнюдь не тем крадущимся шагом, которым имеют обыкновение входить в квартиру воры, вошел крупный мужчина. Мягкая шляпа была надвинута на самые глаза, а руки глубоко засунуты в карманы легкого плаща. Остановившись посреди комнаты, мужчина спокойно огляделся. Рассеянный оконный свет упал на его редкие рыжеватые волосы и красное лицо с грубоватыми, четко вырубленными чертами. Лицо Рене вытянулось, а губы сложились так, словно он собирался присвистнуть от удивления. Но он не присвистнул, а нахмурился, отчего его выпуклый лоб прорезала глубокая вертикальная складка. Между тем мужчина, столь бесцеремонно забравшийся в чужую квартиру, еще раз огляделся, на короткое мгновенье задержав взгляд на портьере, вынул руки из карманов и все с той же солидной неторопливостью, которая отличала все его движения, принялся расстегивать плащ.

Лоб Рене Хойла разгладился. Откинув портьеру, он с беззаботной улыбкой шагнул вперед:

— Салют, Чарли!

Джентльмен в мягкой шляпе резко обернулся. Рука его скользнула было в карман плаща, но на полдороге замерла и медленно опустилась. После довольно натянутой паузы мужчина свободным движением сбил свою мягкую шляпу на затылок и улыбнулся в ответ:

— Салют, Рене. Как поживаете?

— Я-то хорошо. — Рене, засмеялся, весело оглядывая гостя с головы до ног. — А вот как вы?

— Да и я неплохо! — Краснолицый мужчина изо всех сил старался держаться непринужденно, и это ему почти удавалось.

— Пока неплохо, — журналист выразительно подчеркнул слово «пока». — Но, в принципе, те, кто нарушает святой британский принцип «ТУ КИП ПРАЙВЭСИ», должны жить плохо, даже отвратительно.

Чарльз Митчел владелец частной сыскной конторы, секунду испытующе смотрел на Хойла, потом натянуто, хотя и добродушно, улыбнулся:

— Всегда возможны исключения. Особенно, когда речь идет о старых знакомых.

Они и правда были старыми знакомыми. Когда Рене Хойл только начинал свою газетную карьеру, уголовно-судебная хроника обеспечивала ему более или менее сносный заработок. В ту пору он и установил с Митчелом довольно тесные контакты. В настоящую дружбу их взаимоотношения так и не перешли, хотя поначалу казалось, что дело шло именно к этому, а застыли где-то на том уровне, который детектив достаточно точно определил как «старое знакомство».

Разглядывая Митчела, Рене выразительно покачал головой:

— Ну уж нет! Вы допустили не мягкую бестактность, вы нарушили, можно сказать, основополагающий принцип самого британского бытия. Мой дом — моя крепость! О каких исключениях тут можно говорить? О каких компромиссах? Что я? Бог вам не простит этого, Чарльз! — Проговорив все это тоном пастора, читающего воскресную проповедь, Рене усмехнулся и деловито предложил: — Да вы раздевайтесь, раз уж пришли в гости, хотя и без приглашения, раздевайтесь и присаживайтесь.

Когда Митчел пристраивал плащ и шляпу на вешалку, Рене серьезно посоветовал:

— Не забудьте переложить пистолет. Вдруг понадобится?

— В пиджаке у меня есть другой, — ответил Митчел, приглаживая перед зеркалом волосы.

— Вы прямо-таки не человек, а ходячий арсенал!

Митчел повернулся к журналисту и развел большими сильными руками.

— Что поделаешь, такая уж у меня профессия. Ведь и вы, наверное, не расстаетесь со своей ручкой и записной книжкой.

— Это верно.

Рене усадил детектива в кресло, а сам присел рядом, на край стола.

— Плохи ваши дела, Чарли, — сочувственно сказал он, покачивая ногой. Представляете, какой поднимется шум, когда я тисну в своей газете соответствующий материал? Частный детектив в роли квартирного жулика!

Митчел вздохнул, вытер большим цветным платком лицо и осторожно согласился:

— Да, хорошего в этом мало. Такие сейчас времена.

— Вот именно. Даже министры сидят в тюрьме за тайное вторжение в дела конкурентов.

— Вы имеете в виду дело Уотергейта? Там большая политика на президентском уровне, а я человек маленький.

— Это верно. В тюрьму вас, наверное, не посадят, а контору вашу прикроют наверняка, это я гарантирую.

Митчел помолчал, внимательно глядя на Хойла, потом крякнул и полез в карман пиджака.

Рене внимательно проследил за тем, как Митчел достал из кармана сигару.

— Не возражаете? — спросил детектив, пристраивая ее в углу рта.