Тайна инженера Грейвса - Тупицын Юрий Гаврилович. Страница 21

Глава 8

Рене удивило, что игорный зал знаменитого монакского казино совсем невелик по сравнению с размерами величественного здания, окруженного пальмами и выходящего своим фасадом к морю. Овальные столы, крытые зеленым сукном, освещены ярким светом. В центре каждого стола круг с вычерченными на нем квадратами и цифрами от единицы до тридцати шести. За каждым столом восседают четыре крупье в традиционной, почти форменной одежде: черные смокинги, белоснежные манишки и галстуки-бабочки. Вокруг стола несколько десятков игроков обоего пола самого разного возраста и облика, соболя, жемчужные ожерелья и перстни с настоящими бриллиантами — игру ведут обеспеченные люди. Игроки сосредоточены и привычно хладнокровны, лишь блеск глаз да легкая дрожь пальцев выдает их глубоко запрятанный азарт и волнение. Вокруг кольцо гораздо более непосредственных любопытствующих зрителей, вход которым сюда разрешен за специальную и немалую плату.

— Мадам и мсье! Делайте свою игру!

Воцаряется тишина, нарушаемая лишь жужжанием шарика рулетки. Остановка шарика сопровождается сдержанным гулом голосов, оживлением среди зрителей и стуком лопаточек, которыми крупье с ловкостью фокусников придвигают игрокам выигранные и отодвигают проигранные фишки. Игра идет не на деньги, не на золотые монеты, как это водилось прежде, а на специальные фишки разной формы, цвета, а стало быть, и стоимости; эти фишки можно получить в обмен на франки в кассах, которые стоят вдоль стен игорного зала. Если повезет, то после окончания игры совершается обратный обмен. И снова в воцаряющейся, как по мановению волшебной палочки, тишине — резкий голос крупье:

— Мадам и мсье! Делайте свою игру!

Рене повернулся на каблуках и пошел к выходу. Странный кукольный мир, худосочная имитация красочной полнокровной жизни, лежащей за пределами этого здания. Мир по-своему притягательный, яростный, холодно кипящий неистовыми, но примитивными, вырожденными страстями. Что-то вроде плоского чертежа вместо прекрасного дворца или храма, формализованная компьютерная проекция реальности. Вместо многозначных, полных полутонов и умолчаний проблем любви, дружбы, счастья, успеха и призвания — двузначная мертвенная вариация: ослепительный пламень выигрыша и безнадежный мрак проигрыша. Мерзость!

Через большой холл, через зал игральных автоматов, который доступен и бедняку, через зеркальные двери, охраняемые респектабельным швейцаром, Рене вышел на свежий воздух и вдохнул полной грудью. Вечер. Легкий ветер, напоенный соленым запахом моря и пряным ароматом цветов, контрастный свет фонарей, справа от широких ступеней подъезда казино — ряды шикарных сверкающих автомашин, вереницы прохожих, приглушенный рокот моторов… Жизнь!

Неторопливо шагая по направлению к Туристскому центру, Рене философски и с некоторой насмешкой, обращенной к самому себе, думал, что его нынешняя деятельность похожа на рулетку: выигрыши чередуются с проигрышами, полосы везения сменяются невезением, и все время надо решать, на что ставить, на красное или на зеро. Рене не особенно удивился, когда Пьер, получив свои десять тысяч франков и сообщив название банка и имя управляющего, добавил, что этот банк принимает активное участие в финансировании урановых разработок в Габоне. То, что Габон и Вильям Грейвс некоторым образом связаны, было ясно давно, но в чем конкретное выражение этой связи? Имеет ли Габон прямое отношение к сверхмощной ядерной взрывчатке грейвситу? Рене ничего не стал говорить Пьеру о своем контакте и соглашении с террористами. События последних дней, слежка, погоня, угрозы настроили его на скептический лад: за исключением дяди Майкла, Рене не доверял сейчас никому — ни симпатичному Пьеру, ни хитроумному Аттенборо, ни неглупому, грубовато-прямолинейному Роберу. В том мире, в который он окунулся, рассчитывать можно было лишь на самого себя. «Человек человеку волк!» — вот что надо было бы начертать на знамени этого мира.

Лобовая атака на банк не удалась. Судя по реакции секретаря, визитная карточка журналиста Рене Хойла не произвела на управляющего банком Спенсера Хирша ни малейшего впечатления. А секретарь — настоящая фурия! Сразу видно, что Хирш не относится к числу дамских угодников и ценит прежде всего квалификацию и преданность делу. «Мсье Хирш занят и никого не принимает», «Я не думаю, что в ближайшие дни ситуация изменится», «Вы можете обратиться к одному из администраторов» — вот стереотипные фразы, которыми она с некоторым садистским злорадством угощала Рене.

Конечно же, Рене попробовал обратиться к администратору. Тот выслушал Хойла со скучающей миной, а потом вежливо, но с оттенком назидательности сообщил, что, во-первых, никогда не слышал о некоем Вильяме Грейвсе, а во-вторых, банк — учреждение деликатное, строжайшим образом охраняющее тайны вкладов и финансовых операций. Рене созвонился с Майклом Смитом и сказал, что, судя по всему, ему пора попросить у Аттенборо разрешение расшифроваться и представиться Хиршу уже не журналистом, а полномочным представителем фирмы Невилла. Смит рассердился, сказал, что после этого Аттенборо скорее всего так или иначе выведет его из игры, посчитав, что журналист Хойл исчерпал свои возможности. Надо набраться терпения и искать подходы к Хиршу самому, привлечь к этому делу тунеядцев-террористов, наконец! А в нужный момент без всяких консультаций со старой лисой Аттенборо выложить свою главную козырную карту, скромно отрекомендовавшись полномочным представителем солидной фирмы, фирмы Невилла. Рене пожаловался Смиту на рыжего парня, который не дает ему покоя и таскается следом, и добавил, что почти уверен теперь: этот сыщик — контролер Аттенборо. Из Парижа он его не захватил, это уже точно, но стоило Рене уведомить юрисконсульта, что он перебазировался в Монако, как этот рыжий тип появился в опереточном государстве и снова прилип как репей. Смит на секунду задумался, а потом сказал, что все это нужно проверить, и посоветовал, как организовать такую проверку. Побольше решительности, даже нахальства — рекомендовал Смит, но надо держать ушки на макушке: Аттенборо в таких делах, что называется, собаку съел, вряд ли он приставил в качестве соглядатая простака.

План дяди Майкла пришелся по душе Хойлу, его некоторый авантюризм не смущал Рене, а придавал бодрости и жажды посоревноваться в хитрости и остроте ума со своей неотвязной рыжей тенью. Этот план Рене несколько раз мысленно проанализировал, проигрывая различные варианты развития событий. Не пора ли заняться этим делом уже не мысленно, а по существу?

Эта мысль оживила Рене: как-никак, а проверка «хвоста» — какая-то отдушина в расслабляющей серии дней пассивного ожидания и бесперспективных разговоров с секретарем. Сделав несколько неожиданных остановок и один попятный ход — к газетному киоску, Рене обнаружил наконец своего соглядатая. Рыжие волосы прикрывала пляжная кепочка, а голубые глаза велосипеды-светофильтры, потому-то он и не попался сразу в поле зрения Хойла. Рене изменил маршрут, через некоторое время углубился в старые кварталы и окунулся совсем в другой мир. Это был город, словно рассматриваемый через уменьшительное стекло в перевернутый бинокль: дома, магазины, деревья, улицы — все съежилось, стало миниатюрным, приобрело грустноватые и милые черты провинциальности. Автомашин, особенно дорогих лимузинов, тут было мало, зато пешеходов — много, и двигались они не только по узким тротуарам, а и по проезжей части. На перекрестках торговали жареными каштанами и мелкими апельсинами, больше похожими на мандарины. Газетчик спокойно отлучился куда-то. Газеты лежали, придавленные обыкновенным, правда, чисто вымытым булыжником, а рядом стояла тарелочка с мелочью.

Пройдя по одной из таких улочек сотню шагов, Рене круто повернул и деловито направился в обратную сторону. Соглядатай непринужденно приостановился и с ленивым любопытством принялся разглядывать витрину галантерейного магазина. Рене остановился с ним рядом.

— Добрый день, мсье.

— А? — обернувшись к нему, соглядатай расплылся в широкой улыбке и снял кепочку и очки. — Добрый день, сэр, добрый день.