Зеленая жемчужина - Тупицын Юрий Гаврилович. Страница 2

— Ничего, стреляющее дерево, — ответил Алексей, не вдаваясь в подробности. Ему не хотелось, чтобы Клим видел его в этой смешной ситуации, а стреляющее дерево не было дивом — с ним они уже встречались несколько раз. Хорошенько отряхнувшись, Алексей оглядел обнажившийся склон холма и заметил наверху, с самого края оползня, белый, отлично сохранившийся скелет с ярко выраженными антропоидными чертами.

Сначала инженер просто удивился, как он удивился бы такой неожиданной находке и на Земле: скелет, любопытно. Откуда он здесь? И только потом Алексея будто ожгло: ведь он на чужой планете! Инженер огляделся вокруг: перезвон встревоженных птиц, опаловое небо, тающее облако розоватой пыльцы — и скелет, удивительно, пугающе похожий на человеческий. Находка, которая разом могла прояснить все тайны этой планеты. Сдерживая волнение, Алексей взобрался наверх и, осторожно действуя карманным виброманипулятором, очистил скелет от остатков земли. Человеческие черты находки проступили при этом так ярко, что Алексею стало жутковато. Никак не верилось в реальность происходящего. Зеленое солнце и хрупкий человекоподобный сапиенс не хотели увязываться друг с другом. Наваждение?

Кронин отошёл в сторонку, присел на пенёк и снова взглянул на обвалившийся склон оврага. Скелет был на месте. Пожалуй, абориген-антропоид дальше и выше человека продвинулся по пути сапиенсации. Его череп по сравнению с недоразвитым хилым тельцем был огромен, крутой выпуклый лоб тяжело нависал над малюсеньким лицом. Единственно, что сглаживало впечатление интеллектуальной мощи, так это рост — абориген был не больше метра высотой, лилипут, карлик по сравнению с человеком. Но что значит рост, когда речь идёт о разуме, о духовном величии расы? Вряд ли можно было сомневаться — склон оврага хранил останки подлинного хозяина планеты, погибшего, кстати, совсем недавно.

Возле скелета села чёрная золотоглазая птичка, выбила звонкую трель своим колокольным голосом и принялась разглядывать Алексея, и так и этак поворачивая головку. Инженеру стало не по себе в этом вечернем, понемногу тонущем в сумерках лесу. Он подобрал синюю шишку, слабо пахнущую мятой, швырнул её в любопытную птицу. А потом вызвал Ивана.

Посадка «Торнадо» на планету по странному сигналу бедствия не только не прояснила, но ещё больше запутала ситуацию. Научная станция оказалась законсервированной и нетронутой. За одним-единственным исключением: окно в рубку связи было выжжено лучевым пистолетом. Контрольные приборы бесстрастно зафиксировали, что гравитостанция по команде ручного манипулятора послала в космос один-единственный всенаправленный сигнал бедствия.

Инженер, который по просьбе Лобова со всей возможной тщательностью обследовал выжженный проем окна, уверенно комментировал:

— Операция произведена стандартным лучевым пистолетом. Тот, кто проводил её, нервничал или торопился — смотри, какой неровный след.

На секунду задумавшись, он обернулся к командиру:

— Ты хорошо знал Вернея?

— Встречаться приходилось, не более того.

— Он не был левшой?

— А что такое? — заинтересовался Иван.

— Да я могу гарантировать, что здесь орудовали левой рукой.

Лобов грустно улыбнулся:

— А если левым щупальцем?

— Может быть, — согласился спокойно инженер, — но луч бил под некоторым углом, слева направо.

Кронин недоуменно пожал плечами, проводя по оплавленному следу пальцем.

— Зачем Майе и Жану надо было выжигать окно?

— Ума не приложу! Они спокойно могли воспользоваться дверью.

Лобов оглядел здание.

— Дверь далеко. А они могли спешить, отчаянно спешить.

— Почему?

— Этого я не знаю.

— Да не могли они настолько спешить, чтобы не оставить здесь записки или диктофона!

— Кто же тогда выжег окно?

Инженер только вздохнул в ответ. В самом деле, за четыре года детальных исследований на Перл не было обнаружено никаких признаков живых существ, которые оказались бы способными воспользоваться трофейным лучевым пистолетом и включить гравитостанцию. Да и зачем?

Когда Лобов доложил по лонглинии обстановку Всеволоду Онегину, тот после небольшого раздумья решил:

— Сегодня же вынесу на совет вопрос о посылке на Перл большого исследовательского корабля. А вы свою миссию можете считать законченной. Стартуйте — и счастливой звёздной дороги к Земле.

— Один вопрос, — просительно сказал Иван, — ты не знаешь, не был ли кто-нибудь из Вернеев — Жан или Майя — левшой?

— Не скажу о Майе, — Снегин смотрел на Ивана со сдержанным интересом, — но Жан был левшой, это точно.

— Вот как, — довольным тоном констатировал Лобов, — тогда разреши нам задержаться на Перл ещё на недельку.

— Зачем?

В серых глазах Лобова мелькнула и пропала искра улыбки.

— Мы подождём полнолуния.

Снегин шевельнул бровью, присматриваясь к Ивану.

— А почему именно полнолуния? Почему не грозы или землетрясения?

— Видишь ли, Всеволод, и Майя, и Жан пропали не в грозу, а в полнолуние. В самое полнолуние.

— Любопытно, — Снегин вдруг улыбнулся, — до чего же вы дотошные и скрытные люди. Ну да ладно, пусть будет по-вашему. Жду доклада в полнолуние.

Шагая по медной, с малахитовыми прожилками траве на тревожный рубиновый огонь «Торнадо», Лобов думал о странной находке товарищей, которая вдруг перечеркнула все его предположения. А ещё о том, что полнолуние наступало послезавтра.

Зеленые лучи заходящего солнца уже не достигали земли. Они падали на вершины деревьев, с трудом пробивались сквозь густую медную листву и тянулись полосами почти параллельно уже посеревшей, покрытой редкой травой лесной почве. В теплом сумраке леса было так тихо, что отчётливо был слышен каждый звук: редкий звон птицы, шорох травы под ногами, удар тяжёлой шишки о землю.

— Не возьму в толк, — вполголоса, но сердито сказал Клим, поправляя рюкзак за плечами, — причуды этой цивилизации. За счёт чего существуют эти человекоподобные лилипутики? Почему они прячутся от нас, словно от прокажённых?

— Может быть, они невидимы, бестелесны и становятся сами собой лишь после смерти или глубокой ночью, когда на небе полная луна.

Клим покосился на серьёзное лицо Кронина и засмеялся.

— Причём по крику петуха, как нечистая сила, материализуются и тащат за собой в колдовские подземелья все живое, что только попадается. Так, что ли?

— Может быть, и так, — инженер был непробиваемо серьёзен, — а может быть, они просто боятся.

— Чего?

— Нас. Нашей активности. Шума. Всех этих вездеходов, глайдеров и униходов. Нашей дотошности и холодной рациональности, нашего утилитаризма.

— Не проще ли вышвырнуть таких неприятных гостей с планеты?

— Может быть, они и вышвыривают, когда им сильно докучают. Недаром же нет никаких следов ни Майи, ни Жана.

Клим усмехнулся:

— Выходит, что здесь нечто вроде глобального дома отдыха, куда крутолобые лилипуты прилетают отдохнуть от трудов праведных, а может, и от разбойных дел?

— Не исключено. Присмотрись, — Кронин приостановился, вздохнул полной грудью, оглядываясь по сторонам. — Не чувствуется здесь первозданной дикости. Это не джунгли, не сельва и даже не тайга. Нет тут ни муравьёв, ни гнуса, ни москитов. Нет ядовитых змей и пауков. Я уж не говорю о львах и леопардах. Полудикий парк, где можно наслаждаться природой, гулять и развлекаться.

— Целая планета для игр и развлечений? Не слишком ли расточительно?

— Отнюдь, давай-ка теперь я. — Инженер забрал у Клима увесистый рюкзак, куда была уложена находка вместе с многочисленными образцами и пробами окружающей почвы, флоры и фауны, и продолжил: — Человек боготворит труд только до тех пор, пока он голоден, наг и неустроен. А когда первичные биологические инстинкты удовлетворены, ему становится ужасно скучно. И на смену труду приходит другое божество — развлечение, игра. Да что человек — играет все живое! Кошки, собаки, птицы, дельфины, рыбы. Наверное, амёбы и медузы тоже играют, только они так далеки от нас, что мы не понимаем этих игр. А что такое величайшие открытия науки, как не результат азартной игры с тёмными и тайными силами природы?