Денис Давыдов - Барков Александр Сергеевич. Страница 58
Русский генерал пленил сердце хозяина. Он был недурен собою, остроумен, рассудителен, превосходно воспитан. Лучшие годы молодости он провел в непрерывных войнах, из которых Отечественная оказалась самой тяжелой и долгой. Все это развило в Давыдове опытность, умение разбираться в людях, понимать их с полуслова и, главное, живо откликаться на чужую беду. Он закалился физически и не терял бодрости духа в самых сложных обстоятельствах. При расставании старый Бод выразил горячее желание познакомить генерала с достопримечательностями Парижа, а Золотой Викентий вызвался вкусить вместе с ним прелести громадного и шумного Вавилона.
На память о столице Франции и парижанах Давыдов купил в антикварном магазине у прославленной фирмы «Брегет» плоские золотые часы с серебряным циферблатом.
Поэта-гусара пленило высокое качество исполнения «недремлющего» брегета и его мелодичный малиновый бой. С великой радостью он приобрел эти замечательные часы и заказал граверу исполнить на крышке свой фамильный герб на серой эмали.
Теперь давайте перенесемся из поверженного Парижа на девять десятков лет вперед, в 1900-е годы. Удивительную историю дальнейшей судьбы «недремлющего» брегета поведал в своих «Воспоминаниях» внучатый племянник знаменитого партизана Александр Васильевич Давыдов.
Итак, Москва начала века. Москва нарядная, говорливая, белокаменная. Необъятное лазоревое небо над городом. Милый уют русской дворянской семьи. Жар от печки в стылые и короткие апрельские вечера. Мечты о военной карьере в Петербурге. Чтение захватывающих романов Тургенева. Театры. Свидания на Тверском бульваре, у Никитских ворот. Таинственные предчувствия... Сколько удивительного и чудесного в этой романтичной, еще ничем не омраченной молодости!
Многие в те лета увлекались коллекционированием антиквариата: русским фарфором, русской мебелью стиля ампир, хрусталем, старыми гравюрами...
Статный, красивый, одетый по последней моде, Александр Давыдов зашел во двор театра «Аквариум». Там недавно открылся антикварный магазин. Со вниманием осмотрев витрины и полки магазина, он как бы невзначай купил у антиквара чудесный Елизаветинский граненый хрустальный бокал и два роскошных золоченых стакана времен Екатерины. Расплатившись, Давыдов шагнул было к выходу, но тут старый антиквар остановил его внезапным вопросом:
– Не интересуетесь ли вы, молодой человек, старинными часами?
– Благодарю вас, но часы не мой идеал...
– Но все же, сударь, очень советую вам взглянуть. Прелестная, уникальная вещица...
Словно факир, антиквар ловким движением рук открыл потайной шкаф в стене, достал из него небольшую продолговатую коробку и подал ее Давыдову.
Тот взял в руки коробку и увидел на крышке тисненный золотом номер. Кажется, 2675-й. Внутри затейливой коробки было два гнезда. В одном лежали открытые плоские часы с цепочкой и ключиком, а в другом – запасное стекло и циферблат.
Посмотрев на мастерски сработанную цепочку, Давыдов смекнул, что перед ним старинный брегет. Он вынул часы из гнезда и слегка повернул их. Тут-то и произошло чудо! Да, да истинное чудо, которое, увы, столь редко выпадает на долю страстного коллекционера. На задней крышке часов красовался эмалевый герб рода Давыдовых! С великим трудом преодолев волнение, Давыдов как можно спокойнее поинтересовался у антиквара:
– Чей это герб?
– На часах – герб старинного дворянского рода Давыдовых.
– Не знаете ли вы, случайно, кому прежде принадлежали эти часы?
– Как не знать! Знаю. Принадлежал этот брегет знаменитому поэту-партизану Денису Давыдову. Герою войны 1812 года.
– А где вы заполучили, если не секрет, эту забавную вещицу?
– О! Это было два года тому назад. Я купил ее при распродаже Меньшиковского архива. В архиве имелось еще двенадцать писем Дениса Давыдова. Если мне не изменяет память, то их приобрел кто-то из свиты государя.
– Помните строки великого Пушкина?
– Какие?
– «Пока недремлющий брегет не позвонит ему обед...»
– Как же! Как же!
– Так сколько же стоит ваша вещица?
– Я прошу за часы тысячу рублей. Правда, известный коллекционер, богач, дает мне за них девятьсот рублей. Но я не согласен. Вы же прекрасно знаете, что богачи по большей части ужасные скряги.
– Да-да, – рассеянно кивнул в ответ Давыдов. – К счастью, при мне весь мой наличный капитал.
Дрожащими пальцами он отсчитал деньги и приобрел бесценную для себя вещь...
Будучи на седьмом небе от счастья, юноша поспешил взяться за ручку выходной двери, как антиквар внезапно спросил его:
– Позвольте полюбопытствовать и узнать вашу фамилию, сударь?
– Давыдов! – громко прозвучало в ответ, и дверь антикварного магазина захлопнулась.
Вернувшись домой, страстный коллекционер завел ключом часы и долго, затаив дыхание, с наслаждением слушал их чарующий мелодичный бой.
Спустя некоторое время после столь драгоценного приобретения Давыдов собрался ехать в Париж. Он решил взять с собой часы с намерением показать их фирме «Брегет». От знатоков он прослышал, что эта фирма хранит старые архивы.
Владелец фирмы первым делом пытливо взглянул на номер, тисненный на коробке, и велел подать ему книгу учета за 1804 год. Полистав книгу, он нашел нужное место и прочел молодому Давыдову: «Часы под номером 2675 были проданы в 1804 году князю Альдобрандиди, который не доплатил за них и вернул в 1810 году. В 1814 году, во время оккупации Парижа, генерал Денис Давыдов приобрел их. При этом он велел сделать на задней крышке свой герб из серой эмали». Ко всему прочему владелец фирмы добавил:
– Генерал Давыдов заплатил за часы три тысячи франков. Если вы согласны уступить их фирме, то мы дадим вам за них девять тысяч франков. (По тогдашнему курсу это составляло 3375 рублей).
Конечно же, Александр Васильевич Давыдов не продал фирме семейную реликвию. Однако спустя два десятилетия драгоценный брегет, вместе со многими антикварными вещами и ценностями, вместе с порушенной, обезглавленной Россией, унес с собой беспощадный, все сметающий на своем пути, восьмибалльный шторм Октябрьской революции.
Тоска по родине
Несмотря на торжество победы и пышные приемы в столице Франции, Давыдов не раз печалился и горько тосковал по Москве, по древнему Кремлю с его башнями, по золотым куполам церквей, по перехватывающим дух, ранящим душу малиновым звонам колоколов, по родным и друзьям.
Когда надвигался вечер и сумерки над Парижем переходили в темень, а на улицах часто шумел нудный моросень, боевой генерал, закрывая ладонью глаза, видел перед собой бескрайние снежные поля России, слышал на просторах Бородина заливистый, басовитый голос поджарого гончака Соловья, взявшего след матерого волка. Его чаровал и манил блеск февральских звезд над крышей родимого дома, словно огонь неугасимой лампады, его несказанно радовали скрипы снега под копытами лихих коней, звоны бубенцов «Дар Валдая». В пылкой душе пламенного гусара поднималось волнующее, горестное и медвяно-сладкое, непередаваемое словами чувство, которое испытывают на белом свете лишь горячо влюбленные, томящиеся в долгой разлуке да истинные поэты на чужбине.
Бродя однажды по тихой окраинной улице Парижа, Давыдов вспомнил о матушке... Пред его глазами предстала неожиданная, курьезная и трогательная последняя встреча с ней на прусской земле...
Давайте вновь, вслед за прославленным генералом, перенесемся в грозный и мятежный 1807 год, когда русские войска в союзе с немцами вынуждены были отступать, избегая крупных сражений с французами.