Спящий во тьме - Барлоу Джеффри. Страница 5

Мимо пролетел мальчик-прислуга. Джентльмен академического вида поднял руку, пытаясь привлечь его внимание, но результата это действие не возымело. Мгновением позже мальчик пронесся обратно, уже из кухни, однако и вторая попытка оказалась безуспешной. Третья – тоже. Будучи не в силах достичь цели обычным путем, джентльмен академического вида воззвал к своему сидящему напротив собрату. Увы, укрытый за газетой как за неприступной стеной, тот остался глух к призывам компаньона.

Так случилось, что за этой маленькой пантомимой наблюдала со своего места за стойкой мисс Хонивуд. Передав бразды правления пивным краном кому-то из подчиненных, сия высокая и угловатая дама направила свои стопы прямо в уголок у очага и осведомилась о нуждах академического вида джентльмена. На его замечание, что занятой мальчик-слуга носится туда-сюда «как на пожаре», мисс Хонивуд выразила надежду, что джентльмен не имел в виду пожар у нее в доме, но также добавила, что сравнение она уяснила.

В следующую же секунду из кухни вырвался белый смерч.

– И где это вы пропадаете, Джордж Гусик? – вопросила мисс Молл, ловко ухватив за ухо пролетавшего мимо мальчугана. Несмотря на весьма профессионального вида фартук и закатанные до локтя рукава рубахи, жертва – хлопающая огромными ушами, со страдальческим выражением лица – напоминала школьника, которому устроила реприманд его туго накрахмаленная классная наставница.

– Больно, мисс!

– Профессор просит чай и все к нему полагающееся, Джордж Гусик, – нараспев произнесла мисс Хонивуд, складывая руки на груди и выпрямляясь в полный рост. – Или не видишь, что он зовет тебя? Ну так что же ты застыл на месте, Джордж? Принеси джентльменам чай и все прочее. И побыстрее!

Понуждаемый этим кротким укором – а также, вероятно, болью, которую причиняли костлявые пальцы, ущемившие его ухо, – мальчик исчез на кухне.

В немногих словах принеся извинения профессору, хозяйка «Пеликана» возвратилась на свое место за стойкой. Профессор снова взглянул на коллегу, сидящего напротив, и обнаружил, что тот, по-прежнему поглощенный газетой, явно не заметил разыгравшейся сценки.

Вернувшийся через несколько минут с чайными принадлежностями усердный мистер Гусик едва не был сбит с ног странной фигурой, которая, ударяясь обо всех встречных, прокладывала себе путь.

Это был костлявый субъект неопределенного возраста с пропылившейся бородой, одетый в неопрятные лохмотья, с нечистой кожей и маленькими, похожими на орехи глазками – как у лесного зверька, непривычного к свету. Его мышиного цвета волосы от природы вились самым фантастическим образом и распределялись по черепу так густо, что смахивали на руно; благодаря этому эффекту, равно как и слабым глазам, подвижному рту и выступающему вперед носу, голова субъекта до странности напоминала овечью. Подобно губам и языку, тело его также находилось в непрестанном движении: длинные руки извивались и подергивались самым неестественным образом.

– Поберегись! Поберегись, говорю! – заорал мальчишка в белом, проворно уворачиваясь, чтобы не пролить ни капли горячей воды, – и помчался дальше, прямиком к угловому столику.

– Сам пошел вон! – парировал странный субъект, суетливо размахивая руками в воздухе. Тихо хихикая себе под нос, он возвел глаза к потолку и весьма изящным движением расправил и отряхнул свой оборванный старый плащ. А затем проворно засеменил в дальний угол комнаты, где коренастый коротышка в клетчатом жилете медитировал над креветками и огромной оловянной кружкой с грогом. На столе перед посетителем сжался странный безволосый зверек, какая-то разновидность грызуна; сторонний наблюдатель с легкостью принял бы его за смятую шляпу.

Овцеголов – ибо среди прочих прозвищ расхлябанного субъекта было и такое – с нескрываемой радостью протянул сидящему грязную руку. Джентльмен в клетчатом жилете крепко ее пожал.

– Чарльз, да это, никак, вы? – воскликнул мистер Хокем. – Как поживаете, старина? Где были, что видели? Что поделывали столько времени? Уж уделите минутку-другую старому другу, сударь!

– Минутку-другую, – эхом откликнулся странный субъект, энергично закивав. – Минутку-другую. Есть у Чарли минутка-другая. – С этими словами он извлек из-под лохмотьев огромные серебряные часы, висящие на темной ленте, и с хитрющим видом вручил их погонщику мастодонтов.

Мистер Хокем вслух подивился величине часов и отменной полировке, а также похвалил их антикварный вид и витиеватые инициалы, выгравированные на крышке. Слова его дышали чистосердечной радостью и энтузиазмом – щадя чувства Овцеголова, свои подозрения касательно принадлежности часов и того способа, которым помянутая «луковица» могла попасть в руки обнищавшего мистера Чарльза Эрхарта, он оставил на потом.

Сверкающее сокровище вновь перешло из рук в руки. С видом не менее хитрым Овцеголов поднес часы к уху, словно пытаясь определить, стоят они или идут. А затем запрокинул голову и разразился диким хохотом.

– Да, часы – штучка что надо, – объявил мистер Хокем, отхлебывая грог. – Замечательная вещь, Чарльз, просто замечательная. Не иначе как по наследству вам досталась; я ведь не ошибся, нет?

Ответом ему был очередной взрыв безумного смеха; о смысле его оставалось только гадать.

– Вы за эти часики держитесь, Чарльз, – посоветовал мистер Хокем. – Храните свое добро, как зеницу ока. Никому их не доверяйте, ни единой живой душе. В конце концов, Чарльз, в целом мире никому до вас дела нет, кроме вас самих, и никуда-то от этого не деться.

– Э, Чарли знает что к чему, – откликнулся Овцеголов и, по обыкновению дернувшись раз-другой, уселся на табурет рядом с другом.

– Вы, Чарльз, человек честный. Я всегда это говорил, сами знаете. Вот, хлебните-ка малость, сударь. – И, подкрепляя слова делом, мистер Хокем плеснул грога в чистую кружку и пододвинул ее приятелю.

Нимало не колеблясь, Овцеголов осушил ее одним глотком, ухмыляясь от уха до уха. Похожие на орехи глазки мигнули – напиток оказался не из слабых.

Мистер Хокем, от души рассмеявшись, добродушно похлопал собеседника по спине.

– Мой племянник Бластер все спрашивает, куда вы подевались, Чарльз, да что поделываете. Сами знаете, давненько вы к нам в гости не заглядывали. Сейчас у нас визитеров – раз-два и обчелся; пассажиры-то все к каретам переметнулись, а вскорости обратно кинутся, принимая в рассуждение ну хоть котов, и парня вроде вас нам очень недостает. Там ведь в некотором роде одиноко, на вырубках-то, зато живешь недурно и дело того стоит, уж я в этом убедился. Так вот, о чем бишь я… Мой племянник Бластер сказал мне – а он клянется памятью своей дорогой покойной матушки, что все это чистая правда, – когда он с первым светом выходит из дому задать животным корма, а они обступают его, как это у них водится, чудится ему, будто они спрашивают: «Где же Чарльз? Где же Чарльз? Бластер, ты Чарльза не видел?» Вы себе такое представляете? Я – да. Я, сударь, Бластеру верю, я ведь всю свою жизнь животинами занимаюсь и ни на минуту не усомнюсь: говорит он чистую правду и ничего, кроме правды. Так вот, чтобы нам уж не тревожиться, не будете ли вы так любезны объяснить свое отсутствие, сударь? – Последние слова мистер Хокем проговорил с напускной строгостью, одергивая и расправляя клетчатый жилет.

– Чарли, он очень-очень занят, мистер Хэтч, – с достоинством отозвался Овцеголов, сопровождая слова глубоким, исполненным жалости к себе вздохом и тихонько почмокивая губами и языком.

– Занят? Чем же занят, а, Чарльз?

– Очень занят.

– Да, но чем?

– Очень занят. Очень-очень занят. Нынче Чарли ох как некогда. Чарли пока ничего больше не скажет. Вы только Бластеру про Чарли не говорите. Не говорите Бластеру, как Чарли занят. Бластеру незачем знать.

Не успел мистер Хокем выяснить, что тот имеет в виду, как невнятный гул пронзил голос мисс Хонивуд, тут же подчинив себе внимание посетителей. Не терпящим возражений тоном мисс Молл изрекла:

– Повторю еще раз, дорогие друзья: мистера Роберта Найтингейла я в своем заведении видеть не желаю. Если кто-либо из вас однажды обнаружит мистера Роберта Найтингейла в этом доме – или на подступах к этому дому, – надеюсь, вы поставите его в известность, что в «Пеликане» ему не рады.