Джура - Тушкан Георгий Павлович. Страница 58
На второй день к вечеру они приехали на летнее пастбище кишлака. Столбы синего дыма поднимались к небу. Слышался лай собак. Зейнеб с радостью увидела маленького брата Джуры, который подбежал к ней. Тагай тотчас же отогнал его прочь.
II
Луна поднималась над горой, и ночные тени поползли из ущелий, а Зейнеб и не думала идти спать. Окруженная женщинами и детьми, она рассказывала им о случившемся.
В юрте аксакала, у костра, сидели друг против друга аксакал и Тагай. Аксакал чмокал губами и внушительно молчал. – Искандер, – строго говорил Тагай, – я жду. Мне никому не приходилось повторять приказания, а ты молчишь, как камень. Или ты онемел?
Старик закашлялся и скрипучим голосом ответил: – Тагай, я стар, ох, как стар и от волнения могу умереть. Что тебе в нашем бедном кишлаке? Я верю твоим словам, что ты теперь наследник умершего богатого купца. Все, что я должен ему, я выплачу. Но не заставляй меня прятать твое оружие и твоих людей от большевиков. Они могущественны… Не сердись… и ты тоже могуществен. Мы хотим жить спокойно. Я буду торговать с тобой тоже… но они дали за красный камень кутаса, а ты – лишь немного муки и две пиалы риса…
– Если ты ещё посмеешь торговать с большевиками, – угрожающим тоном сказал Тагай, – я уничтожу твое змеиное гнездо. Ты не сказал им, где берешь красные камни?
– Они сами лазили по скалам и всё нашли. Оставь меня! Ты сам теперь видишь, что это место стало известно многим… Я стар, я болен. Я все тебе отдам, Тагай!
Старик достал тяжелый мешочек и подал Тагаю. Тот заглянул внутрь.
– Хорошо, – сказал Тагай, – я беру в счет долга, но ты будешь помогать мне во всех моих делах, как члену своего рода. Я женюсь на Зейнеб и увезу её с собой. Я оставлю здесь своего человека, и он будет беречь твою старость и покой твоего кишлака. – Женщины всегда приносят несчастье. Ты велик, Тагай, мы малы. Джура все равно убьет меня, если ты увезешь Зейнеб. Я знаю. – Старик, я подарю тебе четырех лошадей – прикажи Зейнеб следовать за мной.
После долгого молчания аксакал плачущим голосом произнес: – Не могу!
Тагай в бешенстве схватил аксакала за тесемку, висевшую на шее, и затянул её. Глаза у аксакала расширились, вена на лбу вздулась.
– Не можешь? Не можешь? – злобно твердил Тагай. Вдруг тесемка лопнула, аксакал упал на пол, и в руках у Тагая оказался треугольный матерчатый талисман.
Тагай ножом распорол швы талисмана, достал пожелтевшую от времени бумажку, сложенную в несколько раз, и развернул её. Его лицо выразило крайнее удивление.
– Старик! – произнес Тагай. – Этот талисман принадлежал великому человеку. Он был правой рукой живого бога Ага-хана, имел право казнить и миловать. Расскажи, как этот талисман попал к тебе. Клянусь, я ничего не сделаю тебе плохого. Скажи мне всю правду о том, когда и как этот талисман попал в твои руки. Аксакал, прерывая свою речь клятвами, рассказал, что он нашел этот треугольник на шее человека, засыпанного лавиной. Тагай, выслушав речь аксакала, долго молчал, вчитываясь в бумагу.
– Если бы эту бумагу ты показал пирам, они бы сделали для тебя все. Напрасно ты тогда, раньше, не отдал мне этот талисман. Искандер, я посвящу тебя в тайны истинного учения, и ты станешь моим пасомым.
Аксакал горестно поднял руки вверх:
– Я ничего не понимаю! Бери Зейнеб и уезжай. Кругом слишком много злых духов, и я живу в вечном страхе. Я прикажу Зейнеб ехать с тобой. Но ты, послав утром басмача с Зейнеб вперед, задержись и выстрели в воздух. Все должны видеть, что ты уводишь Зейнеб без моего согласия. Так надо! А Зейнеб я скажу, что по дороге мы её освободим. Она уедет вперед и не будет знать всего. – Хоп, – сказал Тагай.
– Но только ты выстрелишь в воздух, Тагай, – помолчав, добавил аксакал.
– Хоп, – ответил Тагай.
– Поезжай с ним, Зейнеб, – сказал аксакал вошедшей девушке, указав рукой на Тагая. – Он возьмет тебя в залог, пока Джура не привезет ему выкуп в Кашгарию. Смирись. Нечем уплатить долг кишлака.
Зейнеб опустила глаза под направленным на неё сердитым взглядом аксакала.
– Иди, а сначала выпей это. – Аксакал подал ей пиалу. Девушка удивилась, но выпила какой-то напиток. – Уходи! – Аксакал боялся слез и криков.
Тагай посторонился, и девушка вышла.
Зейнеб провела рукой по своему лицу и только сейчас поняла, что её увезут из кишлака. Что же делать? Может быть, бежать к Джуре?
Прямо перед ней на тропинке, ведущей к Сауксаю, сидел басмач, окруженный мальчишками, и что-то с увлечением говорил. Девушка поняла, что побег невозможен.
«Надо бежать, несмотря ни на что!»
Зейнеб быстро собрала свои рубахи, платья и платки и связала в узел.
– Надо бежать! – прошептала она и устало склонила на узел голову. – Отдохну – и убегу, – решила она, закрывая глаза, и… крепко заснула.
III
Утром Зейнеб разбудили. У неё болела голова, во рту было горько. Садиться на лошадь она решительно отказалась. Аксакал подошел к ней и прошептал:
– Глупая! Ты снова поедешь на юг, к Сауксаю, к Джуре. Джура освободит тебя. Я уже дал ему знать. Тагай об этом не знает. Зейнеб с помощью Тагая села на лошадь и весело посмотрела на заплаканные лица родных.
– Не плачь, – шепнула она подбежавшей матери. – Я скоро вернусь.
– Едем, – сказал басмач, направляясь на юг.
Зейнеб обрадовалась и даже ударила коня ногами. – Успеешь еще! – буркнул басмач.
Возле поворота Зейнеб оглянулась. Аксакал что-то говорил Тагаю, размахивая руками. Конь свернул за выступ скалы, и ей больше ничего не было видно.
Донесся выстрел. Крики. Вскоре из-за поворота тропинки показался Тагай.
– Что там? – спросила Зейнеб.
– Ничего, – сухо ответил Тагай.
К полудню они достигли горного потока, Тагай въехал в воду и направил коня против течения. Конь Зейнеб пошел за ним. – Нам не сюда! – крикнула Зейнеб, натягивая поводья. Но басмач, ехавший сзади, ударил её коня нагайкой. Поток с ревом мчался ей навстречу по узкой расщелине между отвесными скалистыми стенами. Камни преграждали путь, брызги попадали в глаза. Лошади тяжело шли, борясь с течением и оступаясь на скользких камнях.