Унесенные страстью - Барнет Джилл. Страница 6

Если смотреть с залива, дом внизу, казалось, вырастал из склона холма. Вдоль заднего подъезда тянулись ряды гранитных арок; их мягкие, волнистые переходы обрамляли выходивший во двор фасад дома так естественно, что окна и двери казались высеченными из единой гигантской глыбы розовато-коричневого гранита.

На заднем дворе Эйкен остановился. Это был высокий, мускулистый мужчина; его светлые волосы золотом отливали на солнце, плечи были широкие, могучие, точно крылья у беркута. Однако он спрыгнул на землю с легкостью, необычной для такого громадного человека.

Жеребец его вскинул голову и ударил копытом о землю, словно все еще рвался куда-то. Но Эйкен дважды прищелкнул языком, и конь, еще раз закинув голову, неохотно застыл; на какую-то долю секунды все вокруг них умолкло, лишь море грохотало вдали.

Мгновение – столь же краткое, как вскрик чайки, – конь и всадник стояли неподвижно, глядя на залив и на судно, стоявшее у причала; затем исчезли во мраке под аркой.

Глава 4

Было нечто, чего Калем Мак-Лаклен не стал бы делать ни при каких обстоятельствах. Потому-то он и прятался на острове в ельнике, в лесу, тянувшемся вдоль северной оконечности бухты Пайпера. Стволы деревьев на опушке были усеяны толстыми наростами, выпиравшими из-под коры. Они прекрасно скрывали его от посторонних глаз, зато ему была видна как на ладони вся пристань.

Калем видел, как пять женщин сошли на берег. Неожиданно они остановились как вкопанные – Фергюс Мак-Лаклен резко окликнул их с палубы.

Сомнений не оставалось – прибыла новая партия невест. Этот упрямый старый черт хотел, чтобы Калем женился.

Что касается Фергюса Мак-Лаклена, дальнего родственника и вечного бельма на глазу, Калем никогда даже представить себе не мог, что еще взбредет в голову старику. Фергюс творил что ему вздумается, утверждая, что возраст, жизненный опыт и близкое родство со старым лордом, отцом Калема, на веки вечные дают ему право поступать наилучшим, с его точки зрения, образом с «сыном его доброго друга, старого лорда, Мак-Лаклена из Мак-Лакленов, Господь да благословит его душу, невзирая на его непутевых сыновей». То, что Фергюс, заменив отца, помогал растить Калема и его младшего брата Эйкена, только увеличивало рвение старика.

А в последние несколько лет это рвение было направлено на то, чтобы заставить Калема, вождя клана Мак-Лакленов, стать в конце концов женатым человеком. Старик начал сватовство сначала потихоньку, исподволь, но когда Калем отказался принимать его намеки всерьез, старый пройдоха стал заманивать женщин на остров, суля им в награду «отличного мужа, владельца немалого имения».

Для Калема женитьба казалась хуже смерти. Он понимал, что когда-нибудь ему придется пойти на это, тем не менее он вовсе не намерен был с этим спешить.

Калем поправил очки, высунулся из-за дерева и стал внимательно разглядывать женщин.

Ему тут же захотелось бежать без оглядки.

Он тотчас же снова спрятался, снял очки и тщательно протер их о рубашку. Потом поднял их повыше, разглядывая на солнце, еще раз протер и снова надел.

Первая женщина была так стара, что спина ее уже начинала сутулиться. Вторую ему не было видно – мешали рыжие космы третьей. По правде говоря, рыжая шевелюра не давала вообще ничего разглядеть на расстоянии трех футов от ее головы. Мгновение спустя он заметил, что она то и дело как-то странно подергивается. Калем слегка вытянул шею. И все-таки ему, как и прежде, видны были только три из пяти женщин.

– Вот он! – раздался женский вопль у него за спиной.

– Ya! Das ist him! [1] – пронзительно закричала другая.

Калем стремительно обернулся. Две женщины, которых он прежде не видел – по лицам обеих было видно, как страстно они жаждут завладеть каким-нибудь мужчиной, – стояли у него за спиной среди сосен. Он услышал крик тех, кто остался на пристани:

– Подождите нас!

Мгновение спустя в вихре песка и сосновых иголок, взметнувшихся из-под ног обладательницы необузданной рыжей шевелюры, все они с разных сторон двинулись прямо на него.

Калем повернулся и бросился бежать со всех ног.

Глава 5

Калем захлопнул за собой дверь библиотеки и на мгновение прислонился к ней, с трудом переводя дух. Сосновые иголки прилипли к его влажной рубашке, нити бородатого мха висели на брюках и на ремне. Очки его болтались на одном ухе. Он надел их как следует, поправил на переносице, и стекла их тотчас же затуманились от жара его потного лица.

– Когда-нибудь я убью Фергюса, – пробормотал он сквозь зубы, снова протирая очки и обирая иголки, мох и влажные листья с одежды. – Вот этими руками... Сдавлю его толстую старую шею.

– Сдается мне, Фергюс привез тебе новых невест!

– Ну да, – выдохнул Калем, снимая увядший лист клена с белой рубашки и обернувшись на голос брата.

Эйкен сидел у окна, вытянувшись в кожаном кресле с подголовником; ему приходилось сидеть, откинувшись и вытянув ноги, – высокий рост не оставлял ему выбора. Калем тоже считался высоким при шести футах роста и достаточно сильным и мускулистым, но Эйкен был более чем на полфута выше, более широк в плечах, а руки его были такие громадные, что он мог обхватить своей ладонью ствол молодого дерева. Он метал молот дальше, чем кто-либо из всех, кого Калем знал, и при этом был достаточно проворным, чтобы носиться на коньках, точно ветер, сжимая клюшку в громадных ладонях. К тому же были лошади Эйкена. На Эйкена Мак-Лаклена стоило посмотреть, когда он гарцевал на одном из своих великолепных белых скакунов!

У Калема не было такой, как у брата, сноровки в обращении с животными. Зато он сам умел быстро бегать. Он бегал так быстро, что мог состязаться с любым из скакунов Эйкена в гонках по берегу. В детстве Калем всегда выходил победителем в соревнованиях по бегу. Он умел поворачивать на бегу, не теряя при этом ни доли секунды.

Эйкен любил похвалиться, что его старший брат может резко поменять направление в мгновение ока. И он был прав. Калем никогда не шел в обход. Он мог мчаться прямиком через чащу, ничуть не сбавляя скорости даже там, где березы росли так густо, что любому другому пришлось бы между ними протискиваться. Калем бегал так, как Эйкен скакал верхом – вкладывая в это каждую унцию той ловкости и сноровки, которыми Господь одарил его.

Однако убегать от невест, привезенных Фергюсом, это уж было чересчур!

– И сколько же их там на этот раз?

– Пять.

Калем отцепил последнюю лесную колючку от рубашки и бросил мох и иголки в пустой медный бак для золы, стоявший у очага. Ему послышалось, что Эйкен тихонько хмыкнул. Калем поднял глаза.

Брат смотрел на него, широко улыбаясь, как и всегда, когда Калем наводил чистоту.

– Я просто люблю порядок, – сказал Калем, оправдываясь, потом прошел к своему письменному столу и собрался было сесть, но передумал, смахивая какие-то пылинки с сиденья.

– Ну конечно, вот в этом ты весь! – Эйкен помолчал, глядя на голову Калема все с той же усмешкой. – Может, ты заодно уж вытащил бы шишку из своей шевелюры? А то ты похож с ней на гончую с подрезанным ухом на охоте за кабаном.

Эйкен засмеялся, а Калем взъерошил свои волосы, и маленькая сосновая шишка упала на аккуратную стопку бумаг на столе. Он хотел было устранить этот новый непорядок, как гулкое цок-цок-цок раздалось в коридоре.