Жанна д'Арк - Твен Марк. Страница 51

— Да, это был страх. Спасибо за честную мысль.

— Ты поступил правильно, сынок, — поддержал меня старик-казначей. — Молодец!

Я успокоился, и когда Катерина воскликнула: «Ах, и я такого же мнения!» — я был даже доволен, что вызвал эту дискуссию.

Сьер Жан де Мец пояснил:

— Мы ехали все вместе, когда заорал этот проклятый осел; заметьте, тишина была мертвая. Не представляю, как можно было юноше-воину сохранить спокойствие при таких непредвиденных обстоятельствах.

Он пытливо посмотрел на нас. Все глаза, обращенные на него, выражали согласие, и каждый подтвердил это кивком головы. Даже Паладин кивнул утвердительно. Это спасло репутацию знаменосца. Все удивились находчивости Паладина; никто не поверил бы, что он способен честно сознаться в чем-либо, не обладая в этом деле практическим навыком, равно как никто не предполагал, что он вообще когда-либо научится говорить правду. Видимо, Паладин хотел понравиться хозяевам.

После некоторого раздумья старик-казначей сказал:

— Я полагаю, рискованное продвижение мимо фортов требовало не меньшего напряжения нервов, чем встреча в темноте с привидениями. А как полагает знаменосец?

— Право, не знаю, сударь. Мне думается, я бы охотно встретился с привидением, если бы…

— О, это интересно! — воскликнула Катерина. — А ведь они у нас водятся! Хотите встретиться с привидением? Хотите?

Она была так возбуждена и так прелестна, что Паладин сразу же согласился, и так как ни у кого не хватило храбрости показать свой страх, то, скрепя сердце, все, один за другим, вызвались идти к ним; девушка от радости захлопала в ладоши, а родители также были нам благодарны, заявив, что привидения в их доме были пугалом и напастью не только для них, но и для их предков на протяжении нескольких поколений, но что до сих пор не находилось еще смельчака, который бы решился встретиться с ними лицом к лицу и спросить, почему им нет покоя в могиле. Ведь только тогда хозяева дома смогли бы помочь бедным призракам обрести мир и покой.

В полдень я беседовал с госпожой Буше. Никто не мешал нам, кругом все было спокойно, как вдруг вбежала взволнованная Катерина и, глядя на меня, крикнула:

— Спешите, сьер, спешите! Дева дремала в кресле у меня в спальне и вдруг вскочила и воскликнула: «Льется французская кровь! Оружие! Дайте мне мое оружие!» У дверей стоял на часах ее великан. Он позвал д'Олона, и тот принялся немедленно надевать на нее доспехи, а мы с телохранителем помчались в штаб, чтобы предупредить всех. Скорее туда! Не оставляйте ее одну! И если разгорится сражение, то удерживайте ее, не давайте ей рисковать собой, в этом нет никакой нужды. Хватит и того, что солдаты будут видеть Деву, воодушевляясь ее присутствием. Не пускайте ее в бой, смотрите же!

Я немедленно выбежал. Будучи склонным к иронии, которая, по общему признанию, является моим природным даром, я ответил на ходу:

— О, да! Удерживать и не пускать — самое легкое. Я прослежу.

В другой части дома я встретил Жанну в полном снаряжении. Она спешила к выходу.

— Льется французская кровь, — с упреком промолвила Жанна, — а ты мне ничего не сообщил.

— Право же, мне ничего неизвестно. Никакого боя, никакого шума, все спокойно, ваше превосходительство.

— Через минуту будет очень неспокойно, — сказала Жанна и ушла.

И действительно, не успел я опомниться, как мирную тишину прорезал нарастающий гул, послышался топот приближающихся людей и конницы, хриплые крики команды, я затем откуда-то издалека донеслись глухие раскаты выстрелов из бомбард: бум! бум! бум! И сразу же мимо дома, как ураган, промчалась ревущая толпа.

Наши рыцари и весь штаб выскочили в полном вооружении. Седлать лошадей было некогда, и мы пешком бросились за Жанной. Впереди бежал Паладин со знаменем. Возбужденная толпа состояла наполовину из солдат, наполовину из горожан, и никто ею не командовал. Но стоило показаться Жанне, как грянуло «ура».

— Коня! Скорее коня! — воскликнула Жанна.

В одно мгновение к ней подвели их целую дюжину.

Она вскочила на коня, приветствуемая пародом.

— Дорогу, дорогу Орлеанской Деве! Именно здесь впервые было произнесено это бессмертное слово, и я благодарю бога, что в этот исторический момент лично присутствовал и все слышал. Людские волны расступились, как воды Красного моря [35] , и по освободившемуся проходу Жанна пролетела птицей, бросив народу клич:

— Вперед, сыны Франции! За мной!

Мы вскочили на оставшихся лошадей и помчались вперед, священное знамя развевалось над нашими головами, а вслед за нами смыкалась толпа.

Теперь уже все было не так, как во время нашего страшного перехода под стенами грозных бастилий. Мы чувствовали себя отлично, мы мчались на крыльях вдохновения.

Внезапная тревога объяснялась следующим. Жители города и его маленький гарнизон, потерявшие надежду и абсолютно беспомощные, с приходом Жанны воспрянули духом и не могли удержаться от желания напасть на врага. И вот, самовольно, без всякого приказа, несколько сот солдат и горожан произвели вылазку из Бургундских ворот и атаковали один из самых грозных фортов лорда Тальбота — Сен-Лу и теперь за свои необдуманные действия несли наказание. Весть об этом молниеносно облетела город и собрала то новое ополчение, в котором очутились и мы.

Выезжая из ворот, мы сразу же наткнулись на раненых, которых выносили с поля боя. Это зрелище потрясло Жанну, и она скорбно промолвила:

— Вот она — французская кровь! Волосы становятся дыбом, когда я ее вижу!

Скоро мы очутились на равнине в самой гуще боя. Жанна впервые увидела настоящее сражение, и мы также.

Бой шел в открытом поле, потому что гарнизон Сен-Лу, привыкший одерживать победы, когда в деле не участвовала «колдунья», смело вышел из форта навстречу атакующим. Их вылазку поддерживали войска из соседнего форта «Париж», и, когда мы подоспели, французы терпели поражение и отступали. Но как только Жанна прорвалась сквозь их расстроенные ряды с развевающимся знаменем и воинственным призывом: «Вперед, солдаты! За мной!» — произошла перемена. Французы повернули обратно, обрушились лавиной на англичан, а когда враг показал спину, рубили и кололи его с дикой жестокостью.