Реквием для хора с оркестром - Твердов Антон. Страница 50
— Пошла ты, — устало выговорил Никита, опуская кулак. — С-сука… Проекция вонючая…
— Садо-мазо плюс грязные словечки, — прокомментировала псевдо-Анна. — Какие еще пожелания? Учитывать все пожелания клиента — наша прямая обязанность.
— Твоя прямая обязанность — раствориться, — сказал Никита.
— Слушаюсь…
И тотчас ее не стало. Никита прошелся по комнате, бессмысленно дотрагиваясь до стен, потом присел на застеленную белейшей простыней кровать. На простыне не было ни складки, и она, кажется, жесткой еще была, как лист картона.
— Вот сволочи, — устало проговорил Никита, неизвестно к кому обращаясь.
Он сидел так черт знает сколько времени, перебирая незначительные мысли по поводу того, сколько фишников у него осталось и где поблизости можно раздобыть «бухла», чтобы выпить. Вернее, напиться. А еще вернее, нажраться…
— «Закат Европы», — вспомнил Никита. — Это прямо напротив. Вот туда и пойдем…
Эдуард Гаврилыч заказал еще кувшин «бухла» и в ожидании заказа скучал, озираясь по сторонам. Ничего интересного в кабаке «Закат Европы» не было. Подвыпившие посетители мерно разговаривали друг с другом, и это было похоже на приглушенное гудение пилорамы. Только в противоположном углу мерцающий молочной белизной костей скелет, явно дразнясь, говорил своему собутыльнику — одетому в парадную военную форму чернявому и вертлявому типу с усиками и кокетливой челочкой:
— Внимание, внимание!
Говорит Германия!
Сегодня утром под мостом
Поймали Гитлера с хвостом!
— Я не позволю! — кричал военный тип с усиками. — Почему власти допускают подобные издевательства над гражданами?! Где милиция? Милиция!!!
В другое время Эдуард Гаврилыч обязательно вмешался бы, но сейчас он только усмехнулся и отвел глаза.
Эдуард вздохнул, а Гаврилыч посмотрел на официанта, несущего кувшин «бухла», и вдруг увидел за спиной официанта нечто такое, что мгновенно забыл и о кувшине, и об официанте.
— Эдька! — зашептал Гаврилыч. — Гляди!
— А? — встрепенулся Эдуард. — Что? Куда глядеть, милый друг?
— Туда! — глазами показал Гаврилыч. — Гляди, кто в кабак зашел.
Эдуард посмотрел туда, куда смотрел Гаврилыч, и тихо охнул.
— Узнал? — спросил Гаврилыч.
— Да черт его знает, — шепотом ответил Эдуард. — Вроде он, вроде не он… Мы же его вживую не видели — только по ориентировкам с фотороботом. Даже когда облаву устроили в логове Витьки Воробья, тоже не успели толком рассмотреть — больно быстро он нырнул в свою дыру. А фоторобот… А это было когда? Давно было…
Никита Вознесенский между тем прошел мимо столика Эдуарда Гаврилыча и сел за соседний. Официант, поставив перед ифритом кувшин, направился к новому посетителю.
— Что вам угодно? — осведомился официант.
— «Бухла», — сказал Никита, доставая из кармана палочку пыха. — Чего еще? У вас больше и нет ни хрена…
— Кувшин или стаканчик?
— Кувшин, — проворчал Никита. — Стаканчиками воробьи причащаются…
— Будет сделано-с.
— Да не верти головой! — шикнул Эдуард на Гаврилыча. — Он же сразу за нами сидит… Только ты уверен что это — Вознесенский?
— Вознесенский! — сказал Гаврилыч. — Ты подумай, Эдька! Только подумай! — Взволнованный до крайности Гаврилыч перевел дух и продолжал, быстро и страстно выговаривая слова: — Ежели мы этого субчика захомутаем, то нам обратная дорога на службу обеспечена! Да не просто обратная дорога, а… Генералами будем! Самыми главными начальниками, понял? А Артуру Артуровичу я тогда, паскуде, такие заячьи уши приделаю, что он у меня с балкона мыльные пузыри жопой пускать будет!
— Фу, — отозвался Эдуард, — не ругайся, ты же знаешь, что я этого не переношу… Да, ты правильно излагаешь, милый друг. Если это и вправду Вознесенский, то за его поимку нас ждет награда и восстановление во всех чинах, должностях и званиях. А если это не он?
— Как это не он? — оторопел Гаврилыч.
— Ну так. Просто похожий. Ты когда фоторобот последний раз видел?
— Давно…
— Вот то-то и оно-то. Давно. Представляешь, что будет, если мы ошибемся и невиновного схватим?
Гаврилыч подумал немного и предположил неуверенно:
— Накажут?
— Как пить дать, — подтвердил Эдуард. — Мало того, что осмеют и ославят по всему загробному миру, так еще и пенсии лишить могут. Скажут, что мы совсем из ума выжили… Понял, чем нам грозит ошибка?
— Понял, — сказал Гаврилыч, — но с другой стороны…
— Что — с другой стороны?
— С другой стороны, — снова загорячился Гаврилыч, — терять нам все равно уже ни хрена нечего. Ниже пенсионера падать некуда. А спеленаем этого урода — снова жисть пойдет правильная!
— Да, — немного поразмышляв, проговорил Эдуард. — Выиграем мы, конечно, меньше, чем потеряем. Так что…
— Хватаем? — радостно спросил Гаврилыч, приподнимая тяжелое туловище.
— Нет! Сиди! — зашипел Эдуард. — Сначала надо выяснить — Вознесенский это или нет.
— А как?
— Не знаю пока, — задумчиво промычал Эдуард, — конечно, самое простое — позвать патруль и указать на этого… неизвестно кого. Они уж его схватят и проверят по идентификационному номеру — он или не он. Но ведь тогда нам ничего не достанется от поимки этого опасного преступника — вся слава патрульным достанется — ты что, не знаешь, как бывает? Кто смел, тот и съел.
— Знаю, как бывает, — помрачнел Гаврилыч. — Тогда что делать?
— А вот что, — придумал наконец Эдуард. — Сейчас мы пойдем к нему с кувшином и подсядем…
— А! — догадался Гаврилыч. — Понял! Чисто побазарить. Ну а потом, когда он проговорится…
— Молодец, — похвалил Эдуард. — Правильно соображаешь. Он вон пых курит и целый кувшин «бухла» заказал. Очень скоро опьянеет, и тогда мы его… всю подноготную его вытянем за милую душу. Кувшин «бухла» — это же много! Для нас даже — для ифритов — порядочно, а уж для человека с одной головой и одной соответственно глоткой…
— Пересаживаемся! — загорелся идеей Гаврилыч. — Давай!
— Да погоди ты! — снова остановил его Эдуард. — Мы так сделаем. Говорить с ним будешь ты — у тебя лучше это получится… Обыкновенный подвыпивший ифрит жаждет общения… Грубые шутки и тупые реплики — как раз во вкусе такого бандита и зверюги, как этот Вознесенский, если это, конечно, он и есть…
— А ты что делать будешь? — перебил его Гаврилыч.
— А я буду наблюдать и вслушиваться, — пояснил Эдуард. — Рано или поздно он все равно проговорится. И тогда-то…
— Понял! — просиял Гаврилыч. — Теперь все до самого конца понял. Нет, гениально! Просто гениально! Дай я тебя поцелую, Эдька!
— Потом, — увильнул от ласки Гаврилыча Эдуард, — не сейчас… Как дело сделаем, так целуй сколько влезет… Пошли?
— Пошли!
«Что за мир? — думал Никита, мрачно посасывая чадящую палочку пыха. — Что за мир? Ничего нет естественного! Вот уж действительно — загробный мир. Мертвые все. Даже шлюхи у них виртуальные. Казалось бы, чего такого — секс! Самое живое из всего, что я знаю, — и тут закрутили душу в муку… Это надо же что придумали — изо… изо… изотерическая, бля, проекция…»
— Пардон! — оглушительно гаркнул кто-то над самым ухом Никиты.
Никита вздрогнул.
— Пардон, — повторил Гаврилыч. — Я это… пью тут в одну харю и это… подумал, может, тебе компанию это… составить?
Первое, что пришло в голову Никите, когда он поднял глаза и увидел нависающего над собой ифрита, было — бежать отсюда как можно дальше. Никита даже вскочил — и только тогда разглядел, что ифрит, кажется, не в милицейской форме, а так — в какой-то растянутой майке и грязных штанах.
— Ты меня не бойся, — расплылся в улыбке Гаврилыч. — Я же не это… не с какими-то мыслями… просто…
— Я и не боюсь, — буркнул Никита, снова усаживаясь за свой стол. — Если бы у тебя над ухом так заорали, ты бы тоже до потолка подскочил. Чего тебе надо-то, орясина?
— Ничего особенного, — миролюбиво проговорил Гаврилыч. — Пообщаться хотел. Сижу тут, понимаешь, в одну харю бухаю…