Реквием для хора с оркестром - Твердов Антон. Страница 55

Ххтур поднялся.

— Не знаю, как ты, — сказал он своему собеседнику, — но мне кажется, что приближается время сна.

Напряженно размышлявший о чем-то Гоурт вздрогнул.

— Наверное, — не совсем уверенно проговорил он. — У каждой расы свой эталон красоты.

— Ты что! — возмутился Ххтур. — А латикрат? Совсем на нас не похож, а когда я его вижу, у меня просто дух захватывает!

Гоурт пожал плечами, отчего щетинки его вздыбились.

— Ладно, — произнес он. — Пошли, что ли… Поищем, где вздремнуть можно.

Они направились было прочь, но тут Пронзающие врата снова загудели и вспыхнули. Приятели обернулись, выжидательно вглядываясь.

Существо, которое вышло к ним, было ужасно. Просто ужасно, таких уродов они никогда не видели.

Ххтур закричал и, задохнувшись, тотчас бросился бежать. Гоурт, запутавшись в собственных щупальцах, упал, вскочил, снова упал и, бормоча что-то, пополз вслед за товарищем.

Существо остановилось, удивленно смотря на них. У него было всего две руки, две ноги и — страшно подумать — одна голова — и оно почти целиком было покрыто одеждой. По всей видимости, это был какой-то форменный комбинезон. На ткани, покрывавшей уродливую грудь, было вышито что-то, что могло бы быть именем существа: «И. Коротков».

Существо оглянулось, вздохнуло и зашагало по пыльной дороге, направляясь, видимо, на запад.

Илюша Короткое с детства мечтал стать космонавтом или летчиком-испытателем, а стал ассенизатором.

Илюша не особенно печалился по этому поводу, потому что давным-давно врачи поставили ему диагноз «хронический дебилизм» — и он вообще ни о чем не печалился. А новая работа, доставшаяся ему, кстати, в наследство от отца, которому в свое время ставили диагноз «идиотия второй степени», ему даже нравилась — из-за того, что Илюше приходилось носить форменный комбинезон, совсем почти такой, как у космонавтов или летчиков — на верхнем нагрудном карманчике было вышито «И. Коротков», а на спине большими буквами — «ассенизатор номер пять».

Заработок у Илюши был хороший, позволивший даже приобрести комнату в коммунальной квартире на Ордынке в Москве и уважение соседей по квартире. Впрочем, уважение соседей выражалось в основном в том, что при появлении Илюши в рабочей одежде, которую он носил постоянно, на общей кухне каждый из соседей немедленно находил предлог, чтобы ретироваться в свою комнату, — и при встрече в тесном коммунальном коридоре Илюше всегда почтительно уступали дорогу.

Так Илюша и жил — и дожил до тридцати трех лет. А как хорошо известно, именно этот возраст и никакой другой является для мужчины роковым. Илюша не был исключением — и за два дня до своего тридцатичетырехлетия, выпивши с напарником шесть бутылок портвейна «Золотая осень», пошел проверить уровень нагруженности бака машины, в просторечии именуемой говновозом, и свалился в люк. Может быть, ничего такого страшного в тот день и не случилось бы, потому что плавал Илюша хорошо, а к запахам был привычен в силу специфики своей профессии, но напарник Митрич, обеспокоенный тем, что Илюша долго не возвращается, тоже полез в люк и тоже свалился, шибанув при падении плещущегося в темноте бака Илюшу по голове седьмой бутылкой портвейна «Золотая осень». Илюша потерял сознание и без звука ушел на дно, погрузившись сначала в густое дерьмо, а потом в небытие, о котором никогда при жизни не задумывался.

А очутившись в Первом загробном мире, Илюша тоже особенно не удивился. Его бабка Ефросинья часто рассказывала ему — маленькому — про ад, рай и боженьку; из этих рассказов Илюша мало что понял, но затвердилось одно — если хорошо себя вести, то попадешь в рай, где летают человечки с крыльями — ангелы. Илюша всю жизнь вел себя хорошо — и первое, что увидел, оказавшись совсем мертвым, — Митрича, которого волочил за руку какой-то тип с крылышками — ангел, как понял Илюша. Митрич упирался и хныкал о том, что никогда не нарушал никаких заповедей, а что пил запоями, бил детей и жену — так это все от одиночества бессмертной души. Крылатый, которому, очевидно, надоело нытье Митрича, врезал ему подзатыльник и сказал, что у такого смрадного дегенерата, как он, никакой бессмертной души быть не может.

Отволочив куда-то Митрича, ангел вернулся за Илюшей. Мрачно буркнув нечто неразборчивое, он схватил Илюшу за руку, но вдруг вздрогнул, будто увидев что-то в Илюш ином лице.

— Ангел! — позвал лучезарно улыбавшийся Илюша. — Покажешь мне боженьку?

— Я не ангел, — ответил ангел, — я полуцутик. А ты сам-то вообще кто?

Улыбаясь, Илюша начал рассказывать о себе. Ангел-полуцутик слушал, кивая, а потом, взмахнув крылышками, поднялся в воздух на несколько метров и неторопливо полетел вдоль поверхности земли над какой-то вонючей бетонной дорогой, где радужно светились мазутные пятна.

Но, пролетев метров десять, ангел-полуцутик остановился — то есть завис в воздухе, — повернулся к Илюше и сказал:

— Чего встал? Пошли…

И Илюша пошел.

Вонючая бетонная дорога привела к огороженному забором складу проржавевших металлических деталей. Этот склад был так похож на парк ассенизаторских машин, что Илюше стало и вовсе легко и свободно.

А потом была долгая дорога по каким-то красным пульсирующим тоннелям (они назывались межпространственными, хотя Илюша об этом не догадывался), а потом был Совет.

Из этого Совета Илюша мало что запомнил. Несколько десятков ангелов-полуцутиков и ангелов с ветвистыми, как у оленей, рогами (цутиков) деловито совещались между собой, поглядывая на стоящего в центре Илюшу.

— Удивительная находка! — говорил самый важный цутик. — Просто удивительная! И самое главное — своевременная! В Первом загробном мире как раз нет правителя. А нам просто позарез нужен такой правитель, как вот этот вот крендель. Он не способен на самодеятельность, а на то, чтобы четко и без уклонений выполнять директивы Совета, — ума много не надо. Эй ты! — окликнул важный цутик Илюшу. — Ты как к самодеятельности вообще относишься?

— Очень плохо, — честно ответил Илюша. — У нас в тресте ассенизаторов самодеятельность каждый вторник проходит. Меня постоянно заставляют играть на сцене каких-то дедов-морозов и снегурочек. Я прямо замучился весь. Там для них столько слов надо выучить, а я не все слова понимаю. И ни одного слова правильно запомнить не могу, потому что я в школе не учился ни разу. Правда, все смеются, когда я выступаю, и просят, чтобы я почаще выступал. Но у нас новый начальник появился в прошлом году, и я с прошлого года в самодеятельности играл только два раза. Только две роли у меня было — гриб-мухомор и пень дубовый. Но все равно все смеялись…

— Понятно, — сказал важный цутик, перебив словоохотливого Илюшу. — Надеюсь, господа члены Совета, что и вам все понятно. Такой человек, как этот… Как тебя?

— Илюша…

— Такой человек, как этот Илюша, нам и нужен. Вспомните, как мы с предыдущим правителем намучились! Нет, начал он очень хорошо. Чего стоит только разработка системы идентификационных номеров и обязательного лицензирования всякого рода общественной деятельности. Но вот потом… Под конец он уже уверился в том, что всемогущ, и стал чудить — приказал памятник себе отлить конный и все улицы Города переименовал, дав им собственную фамилию. Хорошо, срок его пребывания в Первом загробном закончился и он умотал куда-то с повышением. А с этим… Илюшей никаких проблем не будет. Мы ему — директиву, он ее выполнит. И все.

— Да… — послышался сомневающийся голос какого-то полуцутика. — А вы думаете, народу он подойдет? Рожа у него больно это… неинтеллектуальная.

— Рожу никому показывать не будем, — ответил на это важный цутик. — Больно надо. Рожа у него и правда глупая на редкость. Эх, почему существуют всякие дурацкие правила насчет правителей… Вот поставили бы во всех мирах цутиков к престолу и вообще никаких проблем бы не было. Так нет, надо было утвердить, чтобы мертвецами правил мертвец соответствующей формации. Много еще архаики в загробном кодексе — очень много…