Реквием для хора с оркестром - Твердов Антон. Страница 73
— Бабушки! — обрадовался Никита. — Мне надо срочно кое-что передать Махно.
— Да мы слышали, — проговорила просто-Прокофевна. — Какие-то хмыри в плащах хотят нашего фраерка Махно кинуть. Не выйдет.
— Не выйдет, — подтвердила Степанида Прокофьевна. — Мы ему скажем, чтобы он не начинал сегодня.
— Правильно! — согласился Никита. — Сначала надо разобраться с этими липовыми заговорщиками в плащах.
— Как? — хором спросили обе бабушки.
— Как?..
Этого Никита не знал.
— Ну… — неуверенно проговорил он, — самое главное, что мы теперь в курсе всего расклада. Не один Махно хочет существующую власть свергнуть. То есть… Не так. Существующая власть от За Бо Да Ю и по сей день функционирует. А вот этот На Вал Ляю готовит что-то новенькое — тоже, наверное, не подарок для Первого загробного. Хмырям в плащах очень нравится система, которую За Бо Да Ю установил. А проект законодательства На Вал Ляю они не одобряют.
— А нам, татарам, один хрен, — высказалась Степанида Прокофьевна, — нам Махно больше ндравится. Как он говорил — грабь награбленное? Вот это правильно!
— Правильно, — сказал Никита. — А теперь вот что — летите мухой к Махно и передайте, чтобы держал ушки на макушке. Только быстро. А потом вернетесь и спасете меня.
Старушки замялись, переглядываясь.
— Что? — забеспокоился Никита.
— Как же мы тебя спасем, милок, — проговорила просто-Прокофьевна. — Мы-то можем сквозь стены проходить, а ты нет… А дверь на замок закрыта. Ключа у нас нет, и набора отмычек мы на этот свет не захватили. Так что, предупредить Махно — мы предупредим, а вот как с тобой быть — не знаем…
Никита медленно уселся на пол.
— Это что же получается? — сказал он, обращаясь, по-видимому, сам к себе. — Все-таки в Аннигилятор отправляться?
Степанида Прокофьевна жалобно замигала, просто-Прокофьевна отвела глаза.
— Так и получается, — вздохнул Никита. — Ну ладно. Летите, голуби, я что-нибудь придумаю… Сам. Слушайте, а полуцутик не желает меня спасти? У него один раз уже получилось…
— Не, — замотала головой Степанида Прокофьевна, — ему нельзя здесь появляться. Везде полно его сородичей — а они его сразу учуют, хоть он и невидимый.
— Выходит, конец… — уныло пробормотал Никита.
— Да ты не горюй, малый, — неуверенно начала успокаивать его просто-Прокофьевна. — Чего ты захныкал — выходит конец, входит конец… Что-нибудь придумаешь… Махно нам велел тебя разыскать, чтобы точно знать, в какую комнату прежде всего ломиться, когда переворот. Но при таком раскладе… переворота не будет. Как же переворот устраивать, если во дворце полным-полно переодетых хмырей с пушками, которые только и ждут суматохи, чтобы под шумок свой кусок пирога оттяпать.
— Будет! — воскликнул вдруг Никита. — Я тут мозгами пошевелил и кое-что придумал. У этих козлов бластеры, так мы на эти бластеры им такую подлянку завернем… Короче, слушайте — тут где-нибудь поблизости есть наверняка мебельная фабрика или магазин какой, так пусть Махно пошлет своих кого-нибудь и выдаст им побольше фишников… Я им покажу бластеры!
Долго Никита шептал на уши старушкам. Старушки слушали, кивали головами, а под конец, когда Никита спросил:
— Все понятно? — Степанида Прокофьевна сказала:
— В натуре, понятно… А что такое бля… бля… блякстеры?
— Сулейман ибн Сулейман на прием к На Вал Ляю! — объявил секретарь.
Илюша На Вал Ляю вздохнул и по привычке протянул руку к черной парандже, которую когда-то, давным-давно обязали его носить цутики из Совета. Поднял полупрозрачную тряпочку, повертел ее и выбросил.
— Хватит, — вслух сказал он, — дедовские традиции нам ни к чему. К тому же цутики боялись, что народ от моей штрафной чавки разбежится, но теперь выражение лица у меня самое благородное…
— Просите, — громко крикнул Илюша.
Сулейман ибн Сулейман — здоровенный и толстый ифрит — вошел в зал для аудиенции. Илюша отложил бумаги и ручку, положил локти на стол и вопросительно посмотрел на начальника Городской милиции.
«Все пишет, — неприязненно подумал ибн Сулейман. — Разве для правителя можно это — ручкой по бумаге чирикать? И без паранджи опять. Нарушает традиции…»
«Ну и мужлан, — в свою очередь смотря на ибн Сулеймана, подумал Илюша. — Разве у просвещенного правителя могут быть такие начальники? Он и читать-то с трудом, наверное, читает. И подписывается крестиком, как большинство чиновников в Первом загробном. Ну, ничего. Скоро я закончу свой труд о новом государственном устройстве и тогда начнем проводить реформы».
— Слушаю вас, — почувствовав, что молчание затягивается, проговорил Илюша.
— Так я это… — начал ибн Сулейман, почесывая в затылке. — По поводу награждения капитана Эдуарда Гаврилыча. Он это… задержал преступника Вознесенского.
— Вознесенского? — наморщился Илюша. — Не припомню…
— Ну как же! — воскликнул Сулейман ибн Сулейман. — Я же вам говорил — не имеет идентификационного номера, сбежал из Смирилища — злостный нарушитель порядка! Преступник номер один в Первом загробном.
Илюша снова поморщился.
— Преступник номер один, — повторил он и вздохнул. — А где он, кстати?
— За дверью ждет! — оживился ибн Сулейман. — Пригласить?
— Вознесенский где?
— В камере, где же ему еще быть, — пожал плечами Сулейман. — Готовим его к Аннигилятору. Предварительно экзекутор Голубок пытается вытянуть из него ряд важных сведений. Пока вроде ничего не говорит ему Вознесенский. Либо молчит, либо выкрикивает провокационные лозунги. Совершенно антисоциальный тип… Прикажете применить пытки?
«Средневековье, — мелькнуло в голове у Илюши. — Нет, пора заканчивать с такими порядками…»
— Никаких пыток, — вслух сказал он. — И с Аннигилятором повремените…
— Желаете допросить лично? — осведомился ибн Сулейман. — Или он вам в целях науки нужен? Бесчеловечные опыты над человеком… Понимаю, понимаю… Только казнить через Аннигилятор его нужно в любом случае. Древний закон, нерушимые традиции… И казнь обязательно должна быть публичной…
— Ладно, — перебил его Илюша На Вал Ляю. — Пригласи его сюда.
— Вознесенского или Эдуарда Гаврилыча?
— Обоих.
— Слушаюсь, — проговорил ибн Сулейман, поклонился и вышел. Из-за закрытых дверей долетел его крик: — Готовьте Аннигилятор!
Двери зала для аудиенций широко распахнулись. Илюша поспешно накинул на лицо традиционную паранджу. По очереди вошли две шеренги отборных ифритов из дворцовой стражи, влетело несколько придворных цутиков, строевым шагом торжественно явился Сулейман ибн Сулейман, а за ним вперся невероятных размеров бегемот.
— Это еще что такое? — спросил никогда не видевший Аннигилятора Илюша На Вал Ляю у ибн Сулеймана.
— Аннигилятор я, — басом ответил сам бегемот. — Жру преступников. Один хав — и они бесследно исчезают. И не появляются больше нигде. Потому что у меня система пищеварения отсутствует.
Ибн Сулейман кивнул. Илюша с омерзением помотал головой.
— Приговоренный! — громко провозгласил ибн Сулейман.
Два ифрита втащили в зал слабо трепыхавшегося в их лапищах Никиту. Следом вошел Эдуард Гаврилыч. Голова Эдуард смущенно косила глазами по сторонам, а голова Гаврилыч, приоткрыв от восхищения рот, в упор разглядывала невысокую фигурку правителя.
На Вал Ляю вышел в центр комнаты и остановился перед Никитой. Ифриты покрепче ухватили приговоренного за руки.
— Чего зыришь? — злобно спросил Никита. — Где тут ваш Аннигилятор? Вот эта зверюга, что ли? Ну давай, пускай он меня сожрет…
— Тебя никто не собирается ему скармливать, — ровно проговорил Илюша из-под паранджи — и поспешно добавил, предупреждая зарождавшийся ропот собравшихся: — Пока…
Никита хмыкнул.
— А зачем тогда меня сюда притащили? — осведомился он.
Илюша На Вал Ляю не успел ответить. Под самым потолком зала для аудиенций появились вдруг очертания сухонькой старушки, которая первым делом витиевато выругалась, обращая при этом свою брань бегемоту Аннигилятору, а потом совершенно по-разбойничьи свистнула, сунув в рот два пальца.