Невероятное путешествие - Барнфорд Шейла. Страница 7

Теперь терьер был на верху блаженства; он был центром внимания, пользовался успехом у благодарной публики: когда один из мужчин бросил ему кусок мяса, он начал служить, хоть и причинял себе этим мучительную боль, махая лапой просил еще. Это вызвало приступ хохота у индейцев, и пес вновь и вновь повторял свой трюк, пока не устал и улегся, запыхавшийся и счастливый.

В награду индейская женщина нежно его погладила, потом ложкой достала из котла кусок мяса и бросила его на траву. Старый пес захромал к мясу, но прежде чем есть, поглядел вверх, на склон холма, где оставил двух своих товарищей.

Прыгая с уступа на уступ, скатился вниз камешек. Затем из темноты появился длинноногий голубоглазый кот. Прежде чем подойти к собаке, он огласил поляну скрипучим заунывным воем, а потом беззастенчиво отобрал у нее кусок мяса. Восторгу индейцев не было предела. В приступе смеха оба мальчика, колотя пятками, катались по земле, кот же тем временем невозмутимо пожирал мясо.

Бультерьер понял, что люди рады им, и присоединился к общему веселью. Он так старательно катался по земле, что его раны снова открылись: когда он вскочил на ноги, по бокам его бежали струйки крови.

Молодой пес все это время прятался на склоне холма и внимательно наблюдал за происходящим, хотя и нервничал, так как пора было идти дальше. Он видел, как сытый и довольный кот свернулся на коленях у одного из мальчиков, дремавшего у костра. Он слышал насмешливые голоса индейцев, потом маленькая, вся согнутая, древняя старуха вдруг что-то сказала горячо и серьезно. Ковыляя, она подошла к мирно лежащему у костра псу и стала разглядывать его плечо. Затем кинув несколько корешков рогозы в кипящий котелок, намочила в отваре немного мха и приложила его к ранам собаки. Старый пес не двигался, только тихонько стучал хвостом. Закончив, старуха поддела берестяным черпачком еще кусок мяса и вывалила его на землю перед собакой.

Но вот костры почти догорели, индейцы начали укладываться спать, а товарищи лабрадора по-прежнему не обнаруживали ни малейшего желания возвращаться. Молодой пес забеспокоился.

Скользя, как тень, между деревьями на холме, он обежал лагерь и вышел, в четверти милях на берег озера. Здесь он несколько раз резко и повелительно пролаял.

На обоих его спутников это подействовало, как звук набата. Кот выпрыгнул из рук сонного мальчика-индейца и подбежал к старому псу. Тот был уже на ногах и с недоумением щурился и оглядывался. Кот гортанно промяукал и уверенно побежал прочь от лагеря. Войдя в тень леса, он оглянулся и стал ждать. Старый пес встряхнулся и послушно побрел за котом, хотя ему очень не хотелось покидать теплое место у костра.

Индейцы, молча наблюдавшие эту сцену, не остановили собаку. И только женщина, что первая ее приласкала, тихонько пожелала путешественнику счастливого пути.

На опушке леса собака остановилась рядом с котом и оглянулась, но призывный, повелительный лай послышался снова; терьер и сиамец скрылись в темноте.

В эту ночь оба путешественника обрели бессмертие, хотя и не подозревали об этом, будучи глубоко безразличны к славе.

Старая индианка сразу догадалась, кто были старый пес и его спутник! Это была Белая Собака Оджибвеев, священная Белая Собака, чье появление пророчит бедствие или удачу.

Духи послали ее, голодную и израненную, для испытания гостеприимства племени, а чтобы маловеры не сомневались в этом, — дали Белой Собаке в товарищи кота. Потому что какая же обыкновенная собака допустит, чтобы кот утащил у нее мясо?

Посланник духов встретил радушный прием, его накормили и полечили. Предзнаменование наверняка окажется счастливым!

5

Друзья продолжали путешествие. Несколько последующих дней были похожи один на другой, прошли они безо всяких особых происшествий или приключений.

Оставляя ночлег на рассвете, животные равномерно двигались вперед до вечера, большей частью приноравливаясь к старой собаке. Их излюбленным местом сна были защищенные от ветра углубления, под поваленными ветром деревьями, где они зарывались в облетевшую листву.

Вначале они делали частые привалы, так как терьер быстро уставал, но с каждым днем он становился крепче, и через неделю хоть и похудел, но рубцы на плече зажили, шерсть стала гладкой. Пожалуй, он выглядел лучше — моложе и сильнее — чем в начале путешествия. У терьера был прекрасный характер: он был всегда всем доволен и трусил себе рысцой по лесу невозмутимый и благодушный. Терьер почти всегда был голоден, хотя искусный охотник-кот и снабжал его кое-какой пищей.

Больше всех страдал от голода молодой пес, ибо он не был природным охотником и растрачивал понапрасну массу энергии, гоняясь за дичью. Питался он главным образом лягушками, мышами, да изредка объедками от трапез своих товарищей. Иногда лабрадору удавалось отпугнуть какого-нибудь маленького зверька от его добычи, но такая еда совсем не соответствовала потребности большой собаки. Лабрадор похудел так, что стали видны ребра. Кроме того, ему никогда не удавалось как следует выспаться; когда его оба товарища отдыхали, он рыскал в поисках пищи. Не участвовал он и в их играх; когда кот, притворяясь напуганным, бросался прочь от рычащего, но благодушно машущего хвостом белого пса и спасался от него на дерево, Лабрадор сидел в отдалении и наблюдал за ними напряженно и беспокойно. Казалось, он никогда не забывал о конечной цели — он шел к своему единственному хозяину, в дом, где он родился. Все остальное не имело для него значения. Это стремление, всецело захватившее пса, и заставляло его упорно вести своих друзей на запад, через дикую чужую страну так же безошибочно, как безошибочно находит дорогу домой почтовый голубь.

Коту кочевая жизнь, видимо, шла на пользу. Он стал упитанным, лоснился и был очень доволен, казалось, он просто наслаждается путешествием. Порой он покидал собак на часок-другой, но эти отлучки перестали их беспокоить, так как рано или поздно, кот всегда возвращался.

Животные шли главным образом по старым заброшенным тропинкам, которых было удивительно много в этом, фактически необитаемом краю. Иногда же они покидали тропинки и прокладывали путь напрямик через лесную чащу.

На их счастье индейское лето было к ним милостиво. Редкая короткая шерсть не смогла бы предохранить терьера от холодов. Правда, у него стал расти густой подшерсток, но и он не защитил бы пса от уже недалеких морозов. Шерсть кота также стала гуще, отчего выглядел он крупнее.

Лабрадор же был приспособлен к любому климату; его густая плотная шерсть отлично защищала и от воды и от холода.

Днем, когда Солнце стояло высоко, было еще тепло и приятно, но ночи заметно похолодали. Однажды вдруг ударил крепкий мороз, и старый пес так продрог, что вскоре после восхода луны животные покинули неглубокую яму, где устроились на ночлег, и весь остаток ночи шли дальше. Зато почти все следующее утро они спали, греясь на солнце.

Листва на деревьях поблекла. Многие деревья почти облетели. Вдоль тропинки еще пестрели терн и голубика, да дикие астры и дурман стояли в полном цвету.

Большинство лесных птиц улетело. Те, что остались, собирались в большие стаи, оглашая воздух щебетом и гамом.

Путешественники редко встречали других животных: робких обитателей леса издали пугал шум, производимый собаками, и они заранее прятались. Те же, что попадались им, были настолько заняты подготовкой к зиме, что не проявляли никакого любопытства к пришельцам. Встретили они еще одного медведя, он был гладкий и лоснился от жира, благодушный и сонный. Очевидно, он уже мысленно пребывал в зимней спячке и ничем не интересовался. Когда путешественники его заметили, медведь сидел, греясь на солнышке, на пне и, сонно поглядев на них маленькими глубоко посаженными глазками, зевнул и продолжал лениво скрести ухо. Тем не менее, кот после этой встречи почти целый час сердито ворчал.