И несть им числа... - Барнс Джон Аллен. Страница 16

— Ифвин позвонил мне сразу же после того, как ты меня высадил в Сайгоне, — сказала Хелен. — Слушай, никто ничего не делает за твоей спиной — ну, я, наверное от волнения забыла все рассказать. Не смотри таким букой.

Меня огорчала не новая работа Хелен, а запонка" но я не собирался переживать по этому поводу весь вечер.

— Потрясающе выглядишь. — Я галантно улыбнулся: абсолютно нелогично, зато всегда срабатывает.

По ее просиявшему лицу я понял, что сработало и на этот раз, так что теперь нужно было покончить с одеванием и не позволить тревоге вылезти наружу.

Наш столик должен был освободиться только через полтора часа, поэтому мы сели друг напротив друга около моего компьютера, надели шлемы и перчатки для выхода в виртуальную реальность и вошли в сеть, чтобы объявить собеседникам по чату о нашей помолвке. Предварительно мы поставили будильник и могли не торопиться, ибо времени, чтобы добраться до «Любопытной обезьяны», было предостаточно.

Мы оба посещали этот чат довольно регулярно в течение нескольких лет, достаточно долго и часто, чтобы каждый из нас чувствовал себя в нем свободно. Бывали чаты и получше, а этот — просто место, где собирался десяток разбросанных по всему земному шару эмигрантов. Почти каждый день примерно в семь часов по новозеландскому времени наша небольшая группа входила в сеть, как будто нам было нужно обсудить что-то очень важное или решить совместные проблемы.

Пару недель назад нам всем ужасно надоела старая заставка Римского Форума, которая была уже почти целый год, поэтому, чтобы внести нечто кардинально новое, мы сменили ее Касабланку — не город, а фильм.

Это кино — своего рода Библия для эмигрантов: там есть все — настоящий афроамериканец, свободный и крутой американец, не повинующийся немцам. Благодаря этому нашу группу — довольно тесную — стали посещать еще меньше посторонних, так как фильм был разрешен только в свободных странах (да и то лишь для индивидуального необъявленного просмотра — местные немецкие консулы привыкли считать его чем-то большим, чем простым внутренним вопросом).

Нам с Хелен повезло — я был в теле Пола Хенреда и в белом костюме выглядел сногсшибательно; она же нарядилась Ингрид Бергман.

Мы присоединились к друзьям за столом. Все они пришли раньше, и у всех была красная роза — или на лацкане, или как брошь, означавшая, что они находятся в реальном времени и не в качестве искусственной личности, которая записывает происходящее, чтобы потом использовать.

— Всем привет, — сказал я. — У нас сегодня есть настоящая новость.

Полковник — только сегодня утром я узнал, что его настоящее имя Роджер Сайке, — был в теле Сиднея Гринстрита; иногда он менял его на Богарта. Откинувшись на стуле, он проговорил:

— Ну-ну, послушаем.

Справа от него сидела Келли Уиллен, изображавшая величественную престарелую даму из какой-то массовки, постоянно кивавшую и улыбающуюся. Терри Тил, одетая, как ни странно, представительницей полусвета, тоже кивнула нам. Стряхнув пепел с очень длинной и немодной сигареты в мундштуке, она заявила:

— Рассказывай.

Эффект получился несколько смазанным, ибо я знал, что на самом деле Терри была шестнадцатилетней девушкой, воспитанной в строгих правилах. Ее преуспевающий отец являлся владельцем компании по экспорту-импорту, находящейся в Каире на территории Итальянской Империи. Может, ей никогда не разрешали выходить из дома без армии охранников и престарелых компаньонок. Она всем нам очень нравилась, но мы не могли не надеяться, что когда-нибудь она перестанет выбирать для себя самые немыслимые и старомодные платья и роли.

— Давай-давай, рассказывай, — повторила она, выбрав самый привлекательный голос из имеющихся в ее арсенале.

Расплывшись в широкой улыбке, я ответил:

— Мы женимся.

Роджер облачился в Хамфри Богарта и заказал для всех шампанское. Богарт перегнулся через стол и бросил Терри:

— Не думал, что стану беспокоиться о недостатке дам в своем заведении.

Мы уставились на его лацкан и поняли, что это всего лишь программа, и все хором сказали «игнорировать».

Он отступил на два шага, подался вперед, промолвил:

«Сюда, сэр» и пошел за шампанским.

Я повернулся к друзьям со словами:

— У нас намечается небольшой вечер перед медовым месяцем в… — и на мгновение смолк. Казалось, я не мог произнести ни «Сайгон», ни «Королевский отель» в Сайгоне". Все застыли, но никто вроде бы не заметил заминки, поскольку мгновение спустя разговор возобновился. Желая похвастаться, я добавил, что теперь мы оба работаем у Ифвина, и все удивились.

Вечеринка прошла отлично, с шампанским, которое сделало нас глупыми и счастливыми, но не опьянило в том смысле, что мы ничего не почувствовали, когда сняли наушники, и все обсуждали события сегодняшнего дня: жизнь Терри и американскую школу, прибрежную рыбалку Роджера, будущую роль Келли в «Эйб Линкольн в Иллинойсе» в американском театре в Париже. Я хотел вставить, что поражен, узнав, что Французский Рейх пропустит такое на сцену, но разговор перешел на другую тему раньше, чем я сформулировал мысль. Решили закругляться — Терри надо было идти в школу, Келли — умываться и одеваться перед репетицией, а Роджер собирался спать. Вот одно из неудобств дружбы между людьми из разных часовых поясов — пришлось нам с Хелен извиниться, распрощаться со всеми и отключиться. Затем мы спустились вниз.

Внешний вид «Любопытной обезьяны» был крайне незамысловатым: скопище столов, как будто на природе — воздушная завеса кондиционировала воздух.

Комнаты просты и функциональны, простой дизайн столов и стульев, но если знать, что искать, то станет ясно, что каждый предмет мебели датировался не позже начала двадцатого века. На стене висела дюжина картин, в основном французских импрессионистов, однако был там и Мондриан и, если приглядеться к неопределенного вида карандашному рисунку собора, висящему в темном углу около стойки бара, — настоящий Гитлер. Посетители одеты со вкусом, даже самые известные.

Меню как такового не было; официант некоторое время беседовал с вами, выяснял, что вам нравится и что бы вы хотели отведать сегодня вечером, затем шел к шеф-повару, который постарается удивить вас чем-то таким, о чем вы не могли и подумать, что понравится вам больше, чем ваш собственный заказ.

Официант, подошедший к нам, был маленьким, стройным и благовоспитанным, в его облике было что-то от евразийца, и слушал он нас с таким энтузиазмом, что создавалось впечатление, будто ему действительно интересно знать, какие наши любимые блюда. Мы с удовольствием поболтали с ним несколько минут о Сайгоне и этом милом ресторанчике, а потом он сказал:

— Нам сообщили, что вы гости мистера Ифвина. Мистер Ифвин просил подчеркнуть, что вы можете заказывать все что хотите, но он будет особенно признателен, если вы позволите приготовить для вас его любимое блюдо.

Конечно, мы сразу же согласились, хотя бы из чистого любопытства. Оказалось, что это несколько напоминает старую американскую кухню — еда, которую подавали на американских пикниках в двадцатых — тридцатых годах двадцатого века: яйца со специями, хот-дог, гамбургер, кусок мяса, нарезанный ломтиками, жареная цыплячья грудка по-южному, картофельный салат с майонезом и горчицей, салат из сырой капусты, моркови и лука, салат с желе Джелло и печеная фасоль; все это было красиво разложено на плетеном подносе, покрытом красной клетчатой салфеткой. Кетчуп готовился по настоящему старому рецепту компании «Хейнс», а горчица была «Желтая Плошмана». Все это стоило чертовски дорого и производилось вышеуказанными фирмами в очень небольших количествах.

И у меня, и у Хелен было некоторое представление об этих блюдах, но многие из оригинальных ингредиентов были слишком дорогими и труднодоступными. Мне казалось, что за один присест мы съели недельное жалованье преподавателя колледжа. Подали пиво «Миллер», единственное настоящее пиво, любимое эмигрантами, в запотевшей кружке, до того холодное, что сводило зубы.