Миллион открытых дверей - Барнс Джон Аллен. Страница 21

— «О прекрасных вещах, в которых нет ни капли рациональности»? — недоуменно переспросил Аймерик. — Но я так думал, что это…

— Ересь? — подсказала Питерборо и улыбнулась шире. — Так думают очень немногие.

Глаза ее так сверкнули, что я не удержался и улыбнулся в ответ. Раньше мне никогда не нравились некрасивые женщины — тем более неряшливо одетые. Питерборо вежливо кивнула всем нам и ушла.

Я, честно говоря, не очень представлял, что написать этим утром Маркабру. Может быть, мне стоило дождаться ответа от него, а ответ должен был прийти через день-другой. На самом деле было удивительно, почему Маркабру до сих пор мне не ответил.

Я обернулся, чтобы обратиться к Аймерику, но он сидел, задумчиво уставившись на стену, обхватив себя руками.

Все молчали до тех пор, пока за нами не явился Брюс.

Аймерик медленно встал и вздохнул.

— В один прекрасный день, companho, за распитием моря вина я постараюсь объяснить вам, что тут только что произошло. Но не теперь. Сейчас мы с вами скорчим самые постные физиономии и отправимся на собеседование в бюро по трудоустройству. Люди там напрочь лишены чувства юмора, насколько мне помнится, поэтому постарайтесь не говорить ничего такого, что могло бы быть воспринято буквально.

Брюс хихикнул.

— Чарли назначили четыре недели морально-корректирующей терапии на почве выбора работы, потому что он, в ответ на предложение описать идеальную работу, заявил, что желает быть викингом и всю жизнь мечтает о том, чтобы ограбить и спалить дотла Утилитопию. Так что будьте очень осмотрительны.

Глава 3

Бюро по трудоустройству оказалось очень просторным и чистым помещением, стены в котором были выкрашены в приятные пастельные цвета. Если мне что и напомнило это место, так это вестибюль психиатрической больницы в Нупето.

Во время уборки навоза днем раньше мне пришла в голову одна идея, окончательно очертить которую мне помог Брюс.

Вот только никто не подсказал мне, как я смогу втолковать эту идею компьютеру, а уж тем более — живому каледонскому бюрократу. Наверное, это показалось Брюсу и Аймерику настолько очевидным, что ни тот, ни другой мне ничего не сказали.

Конечно, судя по тому, что я наблюдал во время собрания, можно было вполне сделать вывод о том, что разница между компьютером и каледонским бюрократом не так уж велика.

После того как я ответил на первые вопросы, сидя за клавиатурой, с потолка опустился микрофон, и компьютер поинтересовался тем, какую бы работу я предпочел.

Сначала я решил было брякнуть что-нибудь типа «Пожалуй, я бы не прочь поработать жиголо» или «Нет ли у вас вакансий гладиаторов?» и мысленно проклял Брюса за то, что он рассказал мне об истории с Чарли. Но я расслабился, взял себя в руки и ответил:

— Мне бы хотелось открыть практическую школу новоаквитанской культуры.

— Пожалуйста, объясните, что такое «практическая школа», — сказал компьютер.

— Это такое место, где учащиеся получают знания за счет собственного опыта и наработки навыков, а не за счет лекций. Фактически курс обучения состоит в том, чтобы на каждом занятии учащиеся смогли освоить манеру поведения аквитанцев в какой-то определенной сфере деятельности.

Компьютер на некоторое время задумался. Затем где-то в дебрях электронного хаоса сформировалась мысль.

— Возражение: отсутствие реальной выгоды для учащихся и для каледонского общества. Мышление аквитанцев нерационально. Ожидаемые результаты: засорение мышления каледонцев неканоническими понятиями и последующая ненужная разнородность мышления каледонцев.

Поскольку Брюс не сомневался в том, что это будет единственное возражение, с которым мне придется столкнуться, я был подготовлен.

— Аквитанская культура, — сказал я, — очень сложна и легко уязвима. В этом смысле каледонцам ничто не грозит, поскольку они отличаются выносливостью социальных идиотов. — Между прочим, это была чистая правда, если судить по тому, как вел себя в течение первого года на Уилсоне Аймерик. — Единственный способ безопасного существования в рамках аквитанской культуры заключается в том, чтобы научиться следовать правилам по привычке, а не в том, чтобы стараться сразу заучить все эти правила.

— Возражение, — ответил компьютер. Похоже, он мыслил с опережением, — Исторически торговля между Каледонией и Аквитанией существовала на таком уровне, что на экономике это никак не сказывалось, и заключалась в немногочисленном обмене экономистов на искусствоведов и преподавателей литературы. Это указывает на то, что очень немногие каледонцы пожелают иметь дело с аквитанцами и аквитанской культурой, и, следовательно, рациональной потребности в поддержке вашей школы не будет.

Мне показалось, что мне удалось что-то втолковать компьютеру во время предыдущей тирады, посему я позволил себе маленькую надежду.

— Исторический опыт здесь ни при чем, — сказал я, — потому что он сводился в обмену информацией. Как только заработает спрингер, к вам хлынет поток товаров. Рекомендую свериться с теорией международной торговли, ключевые имена — Рикардо, Гекшер, Оглин.

Этими фамилиями меня снабдил Аймерик — он сказал, что они потребуют такого безумного поиска, что компьютер вряд ли пожелает его проводить и предпочтет спросить меня.

На всякий случай я решил не делать паузы.

— Вполне можно ожидать, что вместо ученых, потративших многие годы на изучение аквитанской культуры, в школу направятся толпы малоопытных бизнесменов. Вы же не хотите, чтобы они завоевали репутацию дикарей.

На самом деле я не располагал никакими фактами в поддержку этого предположения, но мне показалось, что прозвучал мой аргумент весьма внушительно.

На этот раз пауза затянулась. Я принялся осматривать тесную кабинку в поисках хоть каких-нибудь элементов украшения или хотя бы порчи имущества. Но нет, ничего такого я не смог увидеть. Наверное, тут прибирали после каждого интервью.

Я стал думать о десяти миллионах каледонцев, которые приходили сюда для того, чтобы компьютер говорил им о том, чем им заниматься до конца жизни, и при этом ни один из них не оставил хотя бы царапинки в этой холодной, противной кабинке. Я мысленно возблагодарил Бога за то, что мне здесь торчать всего только год — ну, может, два.

Когда компьютер наконец ожил, он проговорил:

— Последнее возражение: насаждение аквитанской культуры может спровоцировать появление нерациональных типов мышления, что, в свою очередь, повлечет за собой значительное снижение общей рациональности каледонского общества, экономики и политики.

Я не знал, как расценить «последнее возражение». То ли это означало, что я должен привести еще какие-то аргументы и мне будет сказано «да», то ли, наоборот, что мое пожелание отвергнуто и мне только что было сказано, на каком основании. Как бы то ни было, возражение прозвучало в точности так же, как самое первое, и я не собирался позволить компьютеру так легко отделаться. Компьютеры так устроены: они думают, что способны одурачить нас, непрестанно повторяя одно и то же.

— Послушайте, — сказал я, — начнем с того, что всякий, кто сойдет с ума или начнет мыслить иррационально, походив в Центр Аквитанской Культуры, изначально чертовски слаб в своей рациональности. Если я представляю собой источник вредного влияния, то хотя бы вы будете знать, откуда оно исходит. Можете считать меня системой экспресс-сигнализации или еще чем-нибудь в этом роде.

Проклятие! Мне вовсе не хотелось два стандартных года подряд грузить лопатой дерьмо на тачку!

— Просьба уточнить: слово «чертовски» употреблено как выразительный оборот или в буквальном смысле?

— Как чертовски выразительный оборот.

Что ж, похоже, я таки достукался. Когда кто-то испытывал нормальные чувства рядом с каледонцами, их это удручало. Можно было не сомневаться в том, что, продемонстрировав такую вспышку неконтролируемых эмоций, я доказал компьютеру, что такому безумцу, как я, ни в коем случае нельзя позволять кого-либо чему-либо учить и уж тем более открывать общедоступные курсы. «Ну все, — решил я, — теперь меня направят на сортировку гнилых овощей или еще куда-нибудь в таком роде».