ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход - Тэхкэ Вейкко. Страница 78

Что означает такое адекватное удовлетворение и как оно осуществляется? Следует ли аналитику кормить регрессировавшего пациента из бутылочки, купать его, ласкать его или обеспечивать другими конкретными материнскими услугами? Хотя было бы понятно и на первый взгляд оправданно предлагать пациенту прямое удовлетворение в первоначальной конкретной форме, когда регрессия в недифференцированность представляется хронической и генерализованной, имеются важные причины того, что косвенные и символические формы удовлетворения представляются предпочтительными даже при таких обстоятельствах.

Наиболее очевидной причиной для воздерживания от попыток воссоздания конкретных ситуаций ухаживания между аналитиком и пациентом является то, что, как свидетельствует общераспространенный опыт, такие попытки обычно просто не срабатывают, по крайней мере на протяжении длительного времени. Вместо того, чтобы принять конкретные материнские заботы аналитика как приятные, пациент склонен большей частью отвергать их и скорее интенсифицировать его уход. Такие заботы, по всей видимости, выдвигают на первый план регрессивное повторение симбиотической неудачи пациента, с характерной тенденцией декатектирования недифференцированных репрезентативных осадков, которые однажды были приобретены через приносящие удовлетворение переживания, связанные с первым ухаживающим за пациентом лицом. Попытки аналитика предлагать пациенту привычные услуги по уходу склонны повторять соответствующие переживания с неудавшимся эволюционным фактором и поэтому увеличивают шансы ухода пациента в аутизм и чисто физиологическое переживание.

Для того чтобы стать новым эволюционным фактором в закрытом мире переживаний пациента, аналитик должен быть отличен от первоначального фактора, который ранее уже потерпел неудачу. Становясь новым эволюционным объектом, или фактором для пациента, аналитик не соревнуется с первыми эволюционными объектами пациента в области повторения неудачи. Попытка лучше заботиться о конкретном телесном благополучии пациента, чем это делала мать последнего, ставит аналитика в положение, сравнимое с принятием им роли трансферентного объекта для менее регрессировавшего пациента.

Когда аналитик становится новым эволюционным объектом, с которым возобновляется строительство вторичной психической структуры в тех областях, где родители как первые эволюционные объекты потерпели неудачу, это не означает, что аналитик становится или претендует быть новым и лучшим родителем для пациента. Утраченных и неудачных родителей можно заменить, лишь когда в них все еще нуждаются в качестве первичных эволюционных объектов. Хотя психически задержанные взрослые также нуждаются в эволюционном объекте, они уже не могут воспользоваться новым родителем, нуждаясь вместо этого в ком-то, кто помог бы им завершить их психические структуры для лучшего соответствия хронологическому возрасту. Как эволюционные объекты родители эмпирически принадлежат либо детству, либо переносу: в первом случае – когда они успешны, во втором – когда терпят неудачу.

В отличие от них аналитик как эволюционный объект не принадлежит ни к детству пациента, ни к его переносу или соответствующим повторениям эволюционной неудачи. Он является новым эволюционным фактором в жизни взрослого пациента, обеспечивая последнего возможностью таких структурообразующих переживаний и взаимодействий, которые не материализовались с его первоначальными эволюционными объектами. То, что эти эволюционные, процессы обычно принадлежат различным стадиям младенчества, детства и юности, обеспечивает комплиментарные и эмпатические отклики аналитика на эволюционно задержанные послания пациента соответствующими родительскими и детскими качествами, оправдывая использование таких метафор как «трансферентный ребенок», «развивающийся ребенок» и «аналитический ребенок» для описания различных эволюционных аспектов в аналитических взаимодействиях. Однако, хотя они информативны как о потерпевших неудачу, так и о все еще активных эволюционных аспектах эмпирического мира пациента, а также дают аналитику фазово-специфические ориентиры для его функционирования в качестве нового эволюционного объекта, эти послания и отклики не санкционируют презентацию аналитиком себя в качестве нового и более хорошего родителя для пациента. Помимо того, что это представляло бы создание бредовой лечебной констелляции, это означало бы обманывание пациента и как хронологического взрослого, и как «развивающегося ребенка». Неизбежная неудача таких взаимодействий склонна порождать новые ятроген-ные переносы, которые иногда делают невозможными любые последующие попытки аналитического лечения.

Главная функция аналитика – представлять текущую реальность для пациента. Это означает абсолютную честность и избегание всякой ролевой игры и притворства в отношении к пациенту. Хотя комплиментарные отклики аналитика на глубокого регрессировавшего шизофренического пациента аналогичны и сравнимы с откликами матери, ухаживающей за своим ребенком, это не дает права аналитику относиться ко взрослому человеку так, как если бы он действительно был ребенком, так же как это не дает права аналитику сажать пограничного пациента к себе на колени или читать невротическому пациенту лекцию об основах сексуального поведения на том основании, что подобное родительское поведение вполне уместно на стадии эволюционных задержек таких пациентов. Мужчина или женщина шизофреники являются взрослыми людьми, и к ним следует относиться соответственно и уважать их как таковых (Federn, 1933; Fromm-Reichmann, 1950). Их регрессия, независимо от того, сколь она глубока и разрушительна, не трансформирует их в младенцев, они остаются взрослыми людьми, чье психическое развитие было серьезно нарушено на ранней стадии развития. Даже если это может быть далеко от реальности самого пациента, это тем не менее та реальность, которую, как надеется аналитик, он однажды сможет разделить с пациентом.

Соответственно, необходимое удовлетворение симби-отических потребностей глубоко регрессировавшего шизофренического пациента должно осуществляться таким образом и в таких формах, которые будут в принципе приемлемы для среднего человека его возраста. Клинический опыт подтверждает, что не требуется никакой организации игр мать – дитя для обеспечения шизофренического пациента симбиотическим удовлетворением, необходимым для того, чтобы аспекты аналитика участвовали в возобновленной регистрации новых репрезентаций приятных переживаний в недифференцированном мире переживаний пациента.

Если аналитику необходимо стать новым симбиотическим фактором в недифференцированном мире шизофренического пациента, аналитик должен быть способен достигать и находиться в гармонии с очень архаическими и во многих отношениях односторонними формами связанности. Как правило, это будет возможно лишь при полной преданности аналитика и его абсолютной доступности для пациента в течение проводимого с ним времени. Никакой притворный интерес, никакие уловки, ничто искусственное не будет срабатывать. В то время как в нормальном симбиозе фазово-специфическое присутствие матери является более расслабленным и пассивным, аналитик, работающий с глубоко регрессировавшим шизофреническим пациентом, лицом к лицу сталкивается не с нормальным, а с неудавшимся симбиозом, с человеком, уходящим от симбиотических взаимоотношений и декатектирующим их, а не наслаждающимся ими и мотивированным к дальнейшему их расширению^ развитию. Следовательно, в психике аналитика намного больше дополнительной озабоченности, а также потребности находить и возвращать пациента по сравнению с матерью, ухаживающей за своим счастливо симбиотическим ребенком. Воздух наполнен атмосферой человеческой трагедии, при этом в аналитике возрастает чувство собственной значимости и ответственности за пациента. Эти обстоятельства пробуждают фантазии о спасении жизни и творящей чудеса работе, таким образом стимулируя потенциальные возможности аналитика к нарциссическому контрпереносу, в это время чувства значимости, ответственности и озабоченности у аналитика являются фазово-специфически подходящими откликами на отчаянную эмпирическую изоляцию пациента.