Фантомная боль - Тырин Михаил Юрьевич. Страница 39

Гоблин захохотал. Он будто надеялся, что его смех вдруг превратит все происходящее в шутку, в глупый и несмешной, но розыгрыш.

– Ну вы даете! – надрывался он. – Ладно, развязывайте, кончайте свои шутки.

– Никаких шуток, – угрюмо сказал Самурай.

Гоблин резко замолчал, прислушиваясь, что будет дальше. Но Самурай не сказал больше ни слова. Гоблин понял, что никаких шуток действительно не будет. Он разомкнул губы, которые вдруг начали сильно дрожать, и закричал:

– Да вы что!!!

От его крика в шкафу зазвенели склянки.

– Ничего, – ответил Самурай. – А ребятам и ментам скажем, что ты сам на себя руки наложил. И не ори, а то еще и рот заклеим.

Печеный установил рядом с креслом две стойки, укрепил на них капельницы, оборвал лишние сантиметры трубки и налил в резервуары теплой воды из-под крана. После этого подошел к столику и сунул пальцы в ванночку с медицинскими инструментами. Блестящие металлические штучки ответили тусклым перезвоном.

Гоблин дернулся, услышав этот жуткий звук.

– Ну-с... – важно сказал Печеный. – Приступим, пожалуй.

Он выбрал короткий ланцет, нагнулся к Гоблину и медленно провел лезвием чуть выше его ладони. Он не порезал руку, а именно просто провел, оставив почти незаметный след. Затем сунул к этому следу трубку капельницы, из которой сочилась теплая вода.

Гоблин побледнел так, что кожа и пластырь на его лице почти слились. Он слышал, как звенят инструменты, чувствовал холодное прикосновение стали. Ощущение теплой жидкости на руке убедило его окончательно.

Печеный между тем повторил процедуру на другой руке. Вода капала на пол, собираясь в лужицы.

– Ну и кровища у тебя, Гоблин, – прошипел Печеный. – Как из протухшего помидора. Наверно, за здоровьем плохо следил, да?

Гоблин завертелся, пробуя на прочность свои путы.

– Давай, давай, дергайся, – Печеный потрепал его по щеке. – От этого кровь только лучше льется. Быстрей подохнешь.

– Да, – подхватил Самурай. – Кровища из тебя хлещет, как из крана. Может, ведро подставить?

И он требовательно посмотрел на Антона.

– Да... – вяло сказал Антон, вспомнив, что ему велели поддакивать.

Самурай с досадой качнул головой. Потом подошел, взял Антона за рукав и вытащил за дверь.

– Ладно, иди отсюда, без тебя справимся. А то еще вперед Гоблина околеешь...

Антон зашагал куда-то наугад. Потом остановился и повернул в столовую. Его вдруг испугала невероятная мысль: а если сейчас Гоблин как-то вырвется и когда-нибудь потом придется снова встретиться с ним? Какие слова тогда говорить?

Сержант с Обжорой все еще сидели в столовой и молчали. Антон нерешительно остановился в дверях. Сержант поднялся ему навстречу.

– Ну? Вы уже?..

Он запнулся, не зная, какое слово здесь уместно.

– Еще нет, – Антон опустился на стул. – Я ушел. Они там с ним остались.

– Что вы с ним хоть сделали?

Антон отмахнулся, не желая ничего отвечать. Никто не стал настаивать.

Потом все трое долго сидели молча, слушая, как на кухне грохают кастрюли.

– Скоро обед, – непонятно зачем сказал Обжора.

– А ты станешь жрать? – поинтересовался Сержант. – Мне что-то не хочется.

Снова наступило молчание. Минут через двадцать или больше появились наконец Самурай с Печеным – оба суетливые, взбудораженные, похожие на мальчишек, которые по неосторожности устроили большой пожар.

– Сделали дельце, – хрипло проговорил Печеный, обводя языком сухие тонкие губы. – Ни царапинки, ни кровинки – все чисто.

Он постоянно тер ладони друг о друга и ни на кого не смотрел.

– Быстро он отошел, – поежился Самурай. – Бывает, люди с пулей в голове еще часов десять живут, а тут...

– Его страх убил, – сказал Печеный. – А то, что быстро – тоже понятно. После такой ночки он уже полутруп был.

Все замолчали, нервно переступая с ноги на ногу и поглядывая друг на друга.

– Все, нечего тут больше торчать, нервы друг другу портить, – скомандовал Самурай, который уже возвращался к своему обычному состоянию. – Давайте разбегаться. А я пойду Сергееву доложусь. Пусть думает, что с Гоблином дальше делать.

Тут взгляд его упал на Антона, стоящего позади всех.

– Что, ожил? – Он подошел, хлопнул Антона по плечу. – Ничего, все нормально. Еще разок тебя на такое шоу сводить – и станешь нормальным человеком.

Антон понимал, что Самурай вовсе не хочет его оскорбить. Просто цинизмом легче всего замаскировать свои собственные переживания.

Обед прошел обыкновенно. Вопреки прогнозам Сержанта все явились в столовую и все нормально ели, в том числе и он сам. Даже пытались шутить. Антон почувствовал на себе повышенное внимание. Все как будто чувствовали, что ему, не видевшему в жизни ни крови, ни смерти, ни жестокости, особенно трудно будет вспоминать этот день. Каждый считал своим долгом что-то сказать ему, подмигнуть, просто продемонстрировать внимание. Антон вовсе не нуждался ни в какой поддержке. Он нормально себя чувствовал и старался это показать – держался преувеличенно бодро, отвечал на шутки и улыбки. И даже не заметил, что старается брать хлеб самыми кончиками пальцев, а на столе уже выросла груда салфеток, которыми он беспрестанно вытирает руки.

Единственное, что смутило команду, – это лишняя тарелка, которую повариха по привычке и по незнанию поставила на стол.

После обеда Самурай кивнул Сержанту и Печеному, и они исчезли куда-то на оставшиеся полдня. Лишь перед ужином они наконец объявились, и Антону удалось услышать, как они отчитываются перед Сергеевым.

– ...собрали из веток, как будто он там ночевал. Рядом бутылок пустых накидали, бумаг, стаканчиков из-под супа, еще мусора. Место глухое, раньше, чем завтра, не найдут...

Когда стемнело, смертельно захотелось спать. Антон уснул бы сразу, но Сержант на соседней кровати все время ворочался и вздыхал. А потом в дверях вдруг показался Обжора с матрасом под мышкой.

– Я у вас переночую, ладно?

– Ночуй, – ответил Сержант, зевая. – Не помешаешь. Один черт, не спим.

– А чего не спите-то? Боитесь, Гоблин во сне придет?

– Лучше Гоблин, чем уголовный розыск.

Антон полежал немного, слушая, как Обжора устраивается на полу, и спросил:

– Интересно... Если вдруг со мной или еще с кем-то такое случится... Меня тоже – за шкирку и в кресло? Даже не верится.

– Тебя пожалеем, успокойся, – сказал Обжора. – А Гоблин – разговор особый. Его в команду взяли только потому, что он снайпер хороший. Очень хороший...

– А как он здесь оказался, он не делился? – поинтересовался Сержант.

– Делился, – неохотно ответил Обжора. – Да только я делиться не хочу. Он мне не для этого все рассказывал. Да и не хочется о мертвом такие вещи вспоминать.

– Ну, как знаешь.

– Я только хочу сказать, что Гоблина никому не жалко. Сергеев с Самураем наверняка заранее все обговорили, а у нас мнение спрашивали просто так... Чтоб инициатива снизу.

– А тебе его жалко? – спросил Антон.

– Мне? Мне – жалко. Но это никого не касается.

– Почему? Мне тоже его жалко. Все-таки жил человек.

– Жалко... – презрительно усмехнулся Обжора. – Ты вчера громче всех орал, что Гоблин – убийца. А сам ты теперь кто?

– Ладно, кончай, – буркнул Сержант.

Почему-то этот разговор не перешел в новый спор, а, наоборот, всех успокоил. Ночь прошла быстро и тихо, новый день не принес никаких неожиданных сюрпризов.

На следующей неделе у Антона появился хороший повод отвлечься от своих тяжелых размышлений и воспоминаний. Его наконец начали готовить к выполнению своей функции.

Собственно, завеса над тайной приподнялась совсем чуть-чуть. Антон понял только одно – ему поручается как раз то, за что его чуть не упекли за решетку. В одно прекрасное утро Сергеев принес ему стопку оптических дисков и пачку потрепанных брошюр с номерами вместо заглавий. «Осваивай», – небрежно бросил он и оставил Антона одного.

В брошюрах оказались инструкции, а на дисках – сверхмощные программы особого назначения, пользоваться которыми могли или спецслужбы, или очень богатые люди.