Тварь непобедимая - Тырин Михаил Юрьевич. Страница 52

– Можешь поехать со мной, – так же тихо ответил Донской.

– Нужна помощь? – поинтересовался Соломонов.

– Нет, Игорь Эдуардович, отдыхайте спокойно. А вот Григория я заберу, с вашего позволения.

– Костя звонил, – сообщил он, когда «Мерседес» уже мчался по темным улицам к клинике. – Говорит какую-то чушь, я даже не знаю, как передать.

– А в двух словах?

– Двумя словами не обойдешься... Что-то не то в гальваническом зале. Говорит про какую-то собаку... Слушай, я лучше помолчу, сейчас все увидим.

Костя-стоматолог встречал их чуть ли не на крыльце. На нем лица не было. Когда он пытался говорить, его губы тряслись.

– Что? Объясни толком?! – добивался Донской по пути во флигель. Он и сам был уже порядочно напуган. Трудно было придумать, что может довести человека до такого состояния.

– Я зашел, хотел молочные зубы удалить... поднял сетку, а там... Сначала подумал, собака в бак попала или кошка... А потом посмотрел...

Он так и не смог объяснить, что он увидел в ванне.

– Главный в курсе? – спросил Донской, уже понимая, что лучше все увидеть самому.

– Его сейчас ищут. Он днем улетел в Данию. Мобильник не отвечает...

Наконец все трое оказались в гальваническом зале. Здесь были двое дежурных – таких же напуганных и изумленных.

– Вот здесь. – Они показали на одну из ванн. Кто-то коснулся кнопки на пульте, заурчал моторчик, поднимая из электролита тело пациента.

Желто-розовая слизь медленно стекала и падала обратно в ванну. И чем меньше ее оставалось на теле пациента, чем больше обнажалось его плоское волосатое туловище, вытянутая голова, покрытые шипами конечности, тем яснее становилось – это не человек.

Над столом в зале консилиумов клубилось душное молчание. Персонал тихо сидел на своих крутящихся стульях, стараясь не встречаться взглядами.

– Я хочу знать, – медленно проговорил Шамановский, – почему это произошло.

Никто не чувствовал себя виноватым, хотя виноватые, наверно, должны были найтись. Не страх, а скорее растерянность царила в клинике с той ночи, как из гальванической ванны было поднято нечто, мало похожее на человека. Еще никогда в «Золотом роднике» не случалось подобного прокола.

Весть среди врачей разнеслась быстро, и уже не было смысла что-то скрывать. Тем не менее на следующий день о происшествии говорили вполголоса. Перешептывались, удивленно и беспомощно разводили руками, пожимали плечами. Ждали приезда Шамановского. Надеялись, что он скажет, как понять случившееся.

Но и он не внес ясности.

– У этого должно быть объяснение, – продолжал главный, – и мы его найдем. Иначе весь наш хваленый профессионализм гроша ломаного не стоит.

Сотрудники молчали. Никто и не пытался защитить свой профессионализм. Всем было не до амбиций.

– Мы должны найти причину. Должна быть конкретная причина: хромосомный сбой, загрязнение материала, подмена образцов – что это? И как это могло случиться – халатность, вредительство? У меня нет ни одной версии, поэтому я готов услышать любую. Любую!

Ближе к главному особнячком сидели генетики. Один из них смущенно кашлянул.

– Конечно, сбои были, – произнес он. – Но такие же, как и у других пациентов, в пределах нормы. Ничего необычного...

– Ничего необычного? – переспросил Шамановский, прожигая генетика взглядом. – Ты видел? Ты заглядывал в ванну? Ты считаешь, это – в пределах нормы?

– Все сбои зафиксированы в документах, – осторожно, но уверенно сказал генетик, снова маскируя свое смущение кашлем. – Там действительно ничего необычного...

– Да, знаю, – остыл главный. Он пошевелил на столе папки с отчетами. – Этого мало. Нужно проанализировать каждый сбой. Нужно сопоставить все отклонения друг с другом, сравнить... Кто вынашивал пациента? Кстати, кто пациент?

На дальнем конце стола поднялся терапевт.

– Пациент – Иван Сергеевич Луков, шестьдесят три года. Доставлен с кардиогенным шоком на фоне гипертонического криза первого типа. Вскрытие не делалось, поскольку...

– Что у него в больничной карте? – прервал Шамановский.

– Вот тут – странности, – замялся терапевт. – Карта почти чистая. Видимо, дубликат. Судя по всему, пациент недавно в городе и здесь завел новую карту.

– Значит, информации о нем – ноль, – вздохнул главный. – Тоже повод задуматься. Так кто его вынашивал?

– Софи, – раздался негромкий голос. – Тело не сохранилось.

– Софи... – повторил Шамановский. – Неужели ничего не было? Может, какие-то болячки, отклонения, может, обкалывали по нестандартной программе? Хотя... – Он тронул папки, где была подробно расписана программа ухода за животным.

И снова повисло молчание.

– Ну что? – Главный сощурил глаза. – Никто ничего не помнит? Я не верю, что это произошло само по себе, – так и знайте! Где-то должен был остаться след. Сколько было неудачных имплантаций?

– Немного, – последовал ответ. – Сорок восемь.

– Действительно, немного. Даже меньше чем обычно.

Снова раздался кашель генетика.

– Дело в том, – проговорил он, – что мутация наверняка началась до того, как пациента извлекли из тела животного. И тогда мы просто не сможем отследить начало...

– Мутация? – воскликнул Шамановский. – Какая, к черту, мутация?! Раковая опухоль – это мутация. Лишний палец – тоже мутация, и даже сросшиеся картофелины – мутация. Вы видели, что достали из ванны, эскулапы хреновы?

Все опять дружно опустили глаза.

– Ярослав Михайлович, – раздался голос Донского, – вообще-то почти никто еще не видел...

– Да? – Главный побарабанил пальцами по столу. – Ну что ж, думаю, надо на это посмотреть. Качков, покажи им...

К кафедре вышел малорослый человек в круглых очках – доктор Качков, один из специалистов, обслуживающих гальванический зал.

– Пока только визуальный осмотр и рентгенограмма, – сказал он. – Пациент еще в ванне, не хотелось бы его трогать до полного окончания репродукции.

Он отдернул шторку, прикрывающую таблицу на стене. Над столом пронесся изумленный вздох. На первой таблице была увеличенная фотография, на второй – схематическая зарисовка скелета. И если до последнего мига кто-то еще думал, что клиника имеет дело с каким-то редким случаем человеческого уродства, то теперь эта иллюзия растаяла. Существо не имело с человеком ничего общего, кроме расположения основных конечностей.

Качков взял указку.

– Реальный возраст пациента – шестьдесят семь дней, что, по нашим таблицам, соответствует биологическому от семи до пятнадцати лет. Формирование костных, мышечных и жировых тканей полное. Кожные покровы не сформированы только на внутренних сторонах конечностей. Окостенение хрящей несколько опережает нормы – я имею в виду обычные нормы. Пропорции скелета: позвоночный столб – единица, черепная коробка – без малого четверть, нижние конечности – один и сорок четыре. Руки – один и два. Общий вес – тридцать пять с половиной килограмма, из них около шестидесяти процентов приходится на нижние конечности...

Оторопевшие слушатели первое время пытались вникать в слова, затем отключились от доклада. Доктор Качков так буднично и невозмутимо рассказывал о немыслимой физиологии пациента, словно описывал рутинную клиническую практику. Но вряд ли кого-то сейчас интересовало формирование тканей и пропорции скелета. Сотрудники клиники не отрываясь смотрели на фотографию и сомневались, наяву ли это происходит.

Невозможно было решить, на что похоже тело пациента. Круглый череп и удлиненные челюсти – нечто среднее между головой дельфина и волчьей мордой. Мощные, как у кузнечика или кенгуру, ноги. Большой и, видимо, очень сильный хвост. Заостренные изогнутые выросты на сгибах конечностей, шипы, щетина... Во всем проглядывалась скрытая звериная мощь. Обычное человеческое тело выглядело куда более беззащитным и неказистым.

– ...мышцы очень хорошо реагируют на электростимуляцию, прирост массы на некоторых участках доходит до трех процентов в сутки. Потребление белков и углеводов примерно в полтора раза выше нормы, а вот кальция – почти в два, но сейчас его усвоение начинает падать...