Желтая линия - Тырин Михаил Юрьевич. Страница 41

– Куда?

– Не знаю. В тыл. На хозработу. Этим ты решишь важную проблему – остаться живым и здоровым. А дальше будем смотреть. Я еще тут кое-что выясню...

– То есть с первым холо я спокойно могу стать кладовщиком?..

– Спокойно – вряд ли, Беня. Вам не для того дается внеочередное холо, чтобы вы бросили армию. Скорее всего это нужно для вашего обучения.

– Обучения чему?

– Мало ли! Тактике, стратегии, стрельбе из оружия.

– Да вроде умеем из оружия...

– Что вы умеете? Баллончик в огнемет заправлять? Да ты хоть видел, какое оружие у штурмовых команд? Ваш «Крысолов», между прочим, – бывшая похоронная бригада, вам нормальное оружие не доверяют. Так что, Беня, надо учить вас и учить.

– Значит, хозработа для меня отменяется?

– Не знаю, Беня, пока не знаю. Нужны мозги. А мозгов у тебя нет, зато есть у меня. Как только что-то проясню – ты сразу узнаешь. А там, глядишь, и сам мне поможешь. Все-таки гражданин. – Последнее слово он произнес с сарказмом.

– А может, лучше перейти в штурмовую команду? Сам же говорил, там уцимы граблями гребут...

Щербатин одарил меня долгим выразительным взглядом.

– Нет, Беня, ты точно рехнулся, – сказал он чуть ли не с ненавистью. – Там не только уцимы. Там руки-ноги летят, как из-под газонокосилки. А уж тебя, милый мальчик, с твоей солдатской смекалкой и сноровкой угробят, не успеешь из реаплана нос высунуть...

– До сих пор же не угробили!

– До сих пор ты стережешь объекты от мелких вредителей, от партизан-одиночек, подростков и старух с кремневыми ружьями. А знаешь, что такое профессиональный ивенкский маршевый отряд? Знаешь, что такое дуплексный огонь с земли и воздуха? – Он перевел дыхание и заговорил спокойнее: – Я уж не говорю о том, что штурмовая служба требует высокого холо и специальной подготовки. Так что успокойся, гроза туземцев.

Прав был Щербатин, со всех сторон прав. Совершенно незачем мне подставляться под ножи и пули, нет на то убедительных причин. Но разве мог я это открыто признать перед ним? Разве мог я сказать: да, друг мой, конечно, выгоднее, безопаснее и теплее нам будет на кухне, а не на передовой. И пусть другие утверждают великие ценности, нам-то что до них?

Нет, я ничего не сказал. Потому что Щербатин решил бы, что смог согнуть меня на свой манер. А я не хотел, чтоб меня гнули.

Тут к нам подошел один из участников застолья. Судя по его танцующей походке, напиток из бутылочек не только веселил, но и в определенных количествах валил с ног. Гость приблизился и облокотился на стол, смахнув на пол часть угощения. Потом начал совать свою бутылку имениннику в нос, и тот еле увернулся.

– Чокнись с ним, – тихо попросил Щербатин. – Ему очень понравилось чокаться, хоть он и не понял, зачем это и какой в этом смысл. Да я и сам не знаю.

– Это же древняя традиция, – ответил я. – Кубки должны столкнуться, чтобы вино перелилось из одного в другой.

– Зачем переливать вино? – удивился наш нежданный собутыльник. – Вина, что ли, не хватает?

– Чтобы ты убедился, что я не пытаюсь тебя отравить.

– А зачем тебе надо меня травить?

– Мне не надо, просто такая традиция...

– Традиция травить?

– Ладно, иди отсюда, иди. – Щербатин оттолкнул назойливого собутыльника и хмуро поглядел на меня. – Видишь, с кем приходится работать? А ничего не поделаешь. Девять из десяти вопросов решается через это дело. – Он щелкнул себя пальцем по горлу. – Старинный метод общения. Я внедрил его под названием «Русский вариант».

– Щербатин, но ты же помощник коменданта! Ты, наверно, и без допинга все можешь.

– Не-а, – с сожалением проронил он. – Сплошная фикция и профанация. Вот, к примеру, приходит ко мне такой же пехотинец Беня и говорит: в таком-то секторе сломалась секция забора. Я говорю – возьми новую и поставь. Он: а-а, понятно. А где взять? Отвечаю: на складе возьми. А людей? А людей – в комендантской части. И все, он уходит очень довольный, что я помог.

– А звание?

– Альт-мастер. Это примерно пол-ефрейтора. В этой чертовой Цивилизации и карьеры нормально не сделаешь, все через уцимы, все через математику.

– Может, ты все-таки сможешь кое-что для меня узнать?

– Говори.

– Мне нужно достать где-то магнитофон.

– Чего-о?!!

– Мне очень нужно, – терпеливо повторил я, – какое-нибудь устройство для записи звука. Очень нужно.

– Господи, да зачем?

Ну как объяснить ему, что я хочу всего лишь записать песню, которая зацепила меня в лагере пленных? Как ему доказать, что мне необходимо сохранить ее, чтобы стимулировать чувства, эмоции, вдохновение?

Поднимет на смех, как пить дать.

– Щербатин, – тихо сказал я, – просто очень нужно. Можешь просто поверить?

– Что-то, Беня, ты недоброе задумал, – пробормотал Щербатин. – Ничего себе – «просто поверить»! Если бы ты попросил бюст Дзержинского, я бы меньше удивился. Ладно, выясним...

Он поманил кого-то из-за стола, и к нам подошел человек с опущенными плечами и грустными невыразительными глазами. На нем мешком болталась серая форма – стало быть, тыловик-хозяйственник.

– Познакомься, Беня, это Пипс, ответственный за линии автоматической сигнализации.

– Автоматизированные сигнальные линии, – равнодушно поправил его грустный Пипс, глядя в пол.

– Так точно. Я подозреваю, что он наш земляк, кажется, из Прибалтики или Финляндии. Но он скрывает, верно, Пипс?

– Не знаю, – пожал плечами тыловик. – Восьмое удаление, третий нижний сектор.

– Вот-вот. – Щербатин отчего-то засмеялся. – А теперь скажи нам, Пипс, можно здесь достать звукозаписывающее устройство?

– Компактное, – уточнил я.

Пипс удивленно посмотрел сначала на Щербатина, потом на меня. Затем глаза его потухли, и он опять опустил их в пол.

– Все можно, – сказал он. – Но это специальная техника, редкость.

– Давай, дружок, без лирики, – поморщился Щербатин. – Говори, что надо?

– Надо обоснование. Не знаю, как рядовой пехотинец обоснует, что ему нужен такой прибор.

– А ты подумай, Пипс!

– Ну... – Он помялся, поерзал плечами. – Не знаю. Не могу придумать. Если б офицер – тогда да. Но пехотинец... А зачем это?

– Э-э, видишь ли... – Щербатин укоризненно глянул на меня. – Видишь ли, Пипс, пехотинец Беня желает восстановить навыки в своей старой профессии. У себя в отдаленных мирах он занимался собиранием звуков, а теперь хочет применить это на благо Цивилизации.

– Собиратель звуков... – Пипс озадаченно заморгал. – Как это странно.

– Да, странно, – вздохнул Щербатин и снова выразительно покосился на меня. – Но гражданин Цивилизации волен выбирать любую профессию, так?

– Да, так. Значит, это будет предметом личного пользования?

– Личного, – кивнул я. – Только личного.

– Не знаю... Личные предметы запрещены до первого холо.

– Да ладно тебе, – пристыдил его Щербатин. – Знаем мы, как тут эти запреты соблюдают. И, кроме того, у него скоро будет холо.

– Ну, если так... В принципе личные предметы можно получать в гражданском и офицерском секторе. Но за это, конечно, с социального номера будет снято какое-то количество уцим.

– Большое количество? – поинтересовался я.

– Если вещь хорошая – большое. А вообще, надо уточнить – редкую технику просите.

– Я думаю, уцим у него хватит, – сказал Щербатин. – У него их скоро много будет. И одежонкой обеспечим, чтобы в сектор пройти. Узнай, Пипс, подробнее, ладно?

Пипс ушел, а я тут же насел на Щербатина.

– Откуда ты знаешь, сколько у меня уцим? Тоже по блату разнюхал?

– Да, Беня, по блату. – У него стал какой-то странный голос. – Придется, Беня, открыть тебе один веселый секрет. Знаешь, откуда на тебя свалилось нежданное холо?

– Наверно, ты лучше знаешь?

– Я-то знаю... В этой операции были большие потери, особенно у штурмовых групп. По правилам, если нет каких-то особых условий, весь их виртуальный капитал можно разделить среди выживших. Зачем это сделали, я пока не знаю. Но ты, Беня, получаешь хорошее наследство.