Боятся ли компьютеры адского пламени? - Тюрин Александр Владимирович "Trund". Страница 69

— И там нас, милый мой, будет поливать формальдегидовый дождик. Каждая капля размером с вагон — мало не покажется. А купаться мы будем в этиленовом океане, где на наших прекрасных телах будет идти сборка полимерных молекул. Насчет Титана ты что-то напутал, шеф. Я слыхала, что приличная жизнь там начнется только через миллиард лет, когда Солнце разбухнет. Надеешься протянуть еще миллиард годков? Чтобы седые брови до яиц доросли, а борода до пяток? Нет, дружище Ахмед, твоей королевкой я возможно стану на куда более близком расстоянии от солнышка. Кстати, «Октябрь» с командой пропал в системе Юпитера.

— В системе Юпитера их бы давно откопали и публично бы аннигилировали с прямой трансляцией на всю Солнечную Системы. Вообще, если не хочешь, то я тебя отпущу на Адрастее. Но ты мне поможешь улететь на Сатурн и тебе придется выложить все свои козыри — надеюсь, они у тебя есть и ты мне лапшичку на уши не вешаешь. А чтобы ты не капризничала, сейчас мы вольем твоему дружку нанитовый компот. Знаешь что такое «Протекс»? Экстрагирован из самой злобной агрессивной среды диких интеллекул, какую только можно найти во Вселенной. Через трое суток они превратят этого усатого типа в отпечаток трилобита, если мы конечно не запустим в него фирменных энзимоботов-расщепителей.

— Соглашайся, друг, — удивительно настойчиво посоветовала Кац Данилову. — Мы им поможем, они через три дня сделают тебе укол антидота и прощай.

— Я догадываюсь, кому «прощай». Почему все сделки за мой счет? Почему это я должен превращаться в кусок окаменевшего дерьма? Как им верить-то? Посмотри на эти физиономии, — взорвался наконец Данилов.

— Твоя физиономия для них ничем не лучше. — заметила Кац.

— В самом деле, чего это наши физиономии тебе не приглянулись, привереда? — обидчиво отозвался Фитингоф. — Ладно, пора кончать бодягу. Или «да», или пожалуйста за дверь.

Данилов вздохнул, слегка кивнул и тут же к его вене потянулся не слишком чистый шприц.

— Будь чутким, барон, маленько притормози, — сказала Кац, — у моего кореша вряд ли есть сопротивляемость к вашим лагерным гепатитам. Следите за моими руками, — Кац вставила ампулу с «Протексом» в свой шприцпистолет, который передала в руки медробота. — Ну, с Богом.

И Данилов почувствовал укус шприца. Его наномонитор сразу доложил о поступлении в кровь незванных гостей.

— Никакого сейчас сопротивления, парень, я все отслеживаю своим нанодетектором, — предупредил Фитингоф. — А минуты через две-три, хоть ты обделайся, тебе от них уже не отвязаться будет.

И Данилов вынужден был наблюдать, как вражеские интеллекулы бесприпятственно располагаются на постой в районе его гематоэнцефалического барьера и усаживаются бляшками на печени.

— У-у, красавчик, — хохотнул Сизый, — через три дня твоя печенка вместе с мозгами превратится в дерьмо. Вонять будет хуже чем в сральнике.

Данилов подошел близко, дал себе время привыкнуть к этой роже, а потом долбанул промеж глаз. Сизый завалился, пустив ручеек соплей. Марамой, который прыгнул к Данилову сзади, получил локтем в челюсть и сник.

Данилов тут увидел наставленный на его лоб глазок импульсника. Его держал специализированный клон по имени Чипс, тощий и неморгающий субъект.

— Зачем ты это сделал? — спросил Фитингоф, тоже выудивший свое оружие. — Я тебя сейчас пришью.

Данилов сразу сник. Он вспомнил о липовой капсуле «бессмертия» и почувствовал себя никчемным слизнем. Зачем, зачем выпустил наружу свою ненависть, когда для этого нет надлежащего морального и материального обеспечения?

Кац, упреждая выстрел, спешно заговорила:

— Э, давайте по понятиям. По-моему, Ахмед, мы заключили культурную сделку и мой дружок скрепил ее своей жизнью. Этот факт накладывает определенные обязательства на обе стороны. Так что в сторону издевательства и глумливые шутки. Ты видишь, как этот парень дерется, он наверняка тебе пригодится в живом, а не в мертвом виде.

— Ладно, сейчас убивать не буду. — согласился Фитингоф и сунул плазмобой в кобуру. Но если он скурвится, то я с большим наслаждением пронаблюдаю как с него слезает кожа, а из его ушей текут гнилые мозги… Кстати, ты говоришь, что он твой дружок. Ну-ка, поцелуйтесь.

— Ты не считаешь, что нам пора заняться делом и просчитать нашу операцию?

— Я делом семь лет занимался. Так что поцелуйтесь, а потом мы займемся. — с нажимом произнес главарь.

Кац решительно мотнула головой.

— Но мы никогда не делаем всякую такую ерунду при толпе.

— Сейчас мы толпу подсократим. Марамой, иди к такой-то матери, а то еще бзднешь от восхищения, а нам тогда хоть за борт выпрыгивать. Короче, проверяй солнечные коллекторы. Сизый, займись своим синяком в санузле и не забудь там высморкаться, а то надоело на твои сопли любоваться. Чипс у нас бесстрастный, как астероид, так что не обращайте на него внимания.

Этот последний, спецмутант, похоже что из выродившейся военной линии, и в самом деле смотрел взглядом рептилии из узких прорезей глаз. Также и лицо его никаких известных чувств не выражало. Настоящий демон с японских рисунков.

— Ну, давай, паренек, если уж такой шикарный товарищ нас просит. — сказала Кац Данилову совершенно железобетонным голосом.

Она чмокнула Данилова в щеку.

— Фуй. — завозражал Фитингоф. — Я не для того семь лет просидел в серном пекле, чтобы увидеть эту ерунду. Давайте-ка, постарайтесь, пупсики. Ладно, пару вам минут на разогрев.

Кац взяла Данилова за руку и отвела в сторонку, где они уселись на мощный люк машинного отделения.

— Данилов, кажется у тебя не слишком шикарное настроение.

— Кац, я действительно превращаюсь в дрожащего пупсика. Я так не могу. Как без бессмертия-то, хотя бы без надежды на него?

— А как же люди жили без чипа Фрая и ничего себе, были храбрыми воинами, в атаку на пулеметы бегали.

— У верующих была «бессмертная душа», данная свыше. У неверующих какая-то эрзац-вера, что они частички чего-то большого, коммунизма там, нации, что они будут жить в детях. А у меня свыше только приказы начальства, и если я частичка чего-то большого, то очень говняного. И какие к черту дети у модифицированного клона? Круглая я сиротинка, твою мать, и эта мысль еще поражает меня своей новизной. Живешь как дерьмо, а подохнешь и слово «как» исчезнет.