Царства сотника Сенцова - Тюрин Александр Владимирович "Trund". Страница 10

Однако, не было благолепия и милостивости в одутловатом лице сего господина, чем он весьма разнился с моим князем. Знатность всадника подтверждалась большой вельможной свитой – каковая вся была в богатых доспехах с золотой насечкой и шишаках с красными яловцами наверху. За свитой строем стояла дружина конных латников, чьи пики порой имели украшением отрубленные головы врагов.

Отчего-то взбрело мне сейчас в голову словцо «пулемет». Хоть и невдомек было, что оно означает, однако почувствовал я полезность «пулемета» при встрече с таковой силищей.

– Что-то пало на землю перед носом моего коня, – молвил знатный всадник на языке восточных татар. Ни оный господин, ни его конь меня совсем не опасались.

Я промедлил с ответом и тогда молвил он, чуть отвернувшись:

– С какого древа свалился сей сгнивший плод?

Свита тихим смехом выказала подобострастие. Помыслилось мне, что знатный всадник не любит внезапных людишек, и несдобровать мне, коли не проявлю я находчивости в словах.

– Позвольте недостойному рабу вопросить Благородного Господина, кто он?

Не удостоив меня ответом, знатный татарин обратился к своим сановникам:

– Слива сия перед тем, как ее скушают, вопрошает, насколько достоен едок ее сладости.

Свита послушно ответила смешками.

– Обиженная слива может и в животе вред нанести, – сказал я, почтительно опуская глаза.

Улыбка оттянула уголок рта у знатного господина.

– Однако же слива меня убедила. Я – нойон Джебе, темник, правая рука и младший брат Великого Хана, да хранит его Небесная Сила и милость Аллаха.

– Аллах всемилостивый, сохрани владыку Джебе, дай здоровья его жилам и членам, пусть украшает Монголистан во веки веков яко яркая звезда. Ваше Могущество, а я – недостойный мурза Опанасенко из владений Киевского эмира. И у меня есть в запасе кое-что для вас.

– Что у тебя есть для меня? Может быть, ценные подношения? Отчего ж не вижу сундука, набитого брильянтам, яхонтами и другими драгоценными каменьями. Или, может, желаешь преподнести мне какие-то тайные сведения? Учти, мне ведомо все о твоем жалком эмирате, каковой мы пока что терпим.

– У недостойного раба есть для высокого господина многозначительные сведения о желаниях и такоже намерениях могучего султана тевтонов. Дозволено ли сообщить их без свидетелей?

– Я сейчас велю рассечь тебя, аспид, на сто равных частей. – откликнулся нойон.

Да, плоть моя еще в большей опасности, чем мне недавно мнилось.

– О мой господин, выслушай без свирепства и с благоволением. Султан Вильгельм, ложно прося союза, доподлинно готовит нападение на Великого Хана и объявляет себя самым прямым наследником Чингиса и Бодончара. Вас и Вашего светлого брата он называет не чингисидами, а жалким отродьем полоумного Тимура. Да сгорит мой дед в могиле, коли я вру.

Нойон Джебе сразу помрачнел и из глаз его выглянула смерть.

– И что ты, червь, можешь показать в подтверждение своих дерзких слов?

– Прости меня, великодушный владыка, но сейчас ничего. Мне нужно найти своего коня, в седельной суме осталась яса султана Вильгельма. Еще потерялась ведьма-кровосос, дочь иблиса, – одна из тех, коими владыка тевтонов хочет прельстить ваших нукеров.

– Этому мелкому лукавцу захотелось найти коня и ведьму-кровососа. Ему еще, наверное, повстречать надобно верблюда, слона, прекрасную гурию и парочку джиннов, – по лицу нойона яко ящерица поползла усмешка.

– Повели, господин, прочесать местность над сим ущельем, – произнес я голосом надтреснутым глухим, потому что тоска уже сдавила мою выю.

– Ты мне приказываешь, собачий кал? Значит, это я теперь недостойный раб, а ты мой господин?

Ближний к нойону воин потянул кривой широкий клинок из ножен. Уже окрылились оперилась моя душа, готовясь отлететь – молитесь за нее святые заступники. А я ведь с самой Пасхи не исповедался, не постился, ел срамную пищу… Откликнись же, скверная девица, умыкнутая мной из крепости, ино без меня пропадешь, за пять тысяч-то верст от отчего дома.

Булатный клинок охотно вышел из устья ножен, нукер уже искал яко сподручнее сделать меня на голову ниже.

– Я посмотрю, экие вы, восточные монголы, заносчивые и высокомерные нравом. Наверное, заносчивостью вы прикрываете свою трусоватость и слабость душевную. Никогда вам не совладать с султаном Вильгельмом, – дерзко задрался я, понимая, что, скорее всего, обрекаю себя на страшные пытки: медленное раздавливание камнями, скармливание крысам ино раздирание железными крючьями.

Джебе-нойон раздул ноздри яко зверь хищной породы и будто бы пар вышел из них.

– Что ты хочешь сказать, червь?

– И самый приближенный к тебе воин, о могучий повелитель, не сдюжит в бою против меня, простого ратника из западных земель.

Нойон куснул губу, видимо от избытка гнева, и что-то приказал воину с обнаженным кривым клинком. Тот покинул седло своего рослого коня и встал на землю, играя толстыми мышцами.

– Ино осилишь моего батыра в поединке, значит, Аллах благоволит тебе, тогда и я велю обыскать с пристрастием здесь каждую щель и рытвинку, – перетерпев свое кипение, вымолвил нойон.

– Чем же мне позволят сразиться, о господин?

– Ну, коли ты простой ратник, так бейся дубиной.

И мне швырнули в руки ствол тощенького деревца, каковое только что срубили секирой. Теперь уже смех свитских был подобен ржанью заигравшихся жеребцов.

– Батыр сей – сластена, труп врага для него всегда сладок, – шепнула мне какая-то ехидна из числа вельмож.

Уже первые удары неприятеля выказали руку опытного бойца, твердую и сноровистую. Сразу заныла, затужила душа моя. Понял я, что требуется из кожи вон выпрыгнуть, чтобы не стать кучей иссеченных костей, треплемых ветром и иссушаемых солнцем. А еще надобно молить всех святых отцов о ниспослании небесной милости.

И бились мы подле самой стены ущелья, татарский ратник рыкал яко зверь голодный хищный и тщился загнать меня к крутояру, чтобы не смог я особо махать своей жердью и меня можно было нехлопотно зарезать.

Но милостью Божьей его клинок покамест не достигал плоти моей. Батыр даже принужден был отказаться от косых секущих ударов, поелику лезвие могло застрять в древесине, и старался колоть, но при том угрожало ему попасть под размашистый удар дубьем. Пару раз доспех басурмана гремел, когда жердь охаживала его по бокам, но ткнуть прямо в дикую физиономию не получалось у меня.