Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки - Тюрин Александр Владимирович "Trund". Страница 4
(Уже тогда было замечено, что в тамошних краях стволы, даже самые крупнокалиберные, не столь действенны, как к тому привыкла морская пехота. Чтобы пули никуда не свернули, надо по-настоящему не любить врага. Не работал здесь в прежнюю силу и глазомер, расстояния казались короче, чем были на самом деле, словно другим стал изгиб земной поверхности.)
Еще немного и завязался бы ближний бой, в котором разведчики вряд ли бы уцелели. Однако были с толком употреблены ослепляющие гранаты, дымовые шашки и огнеметы. Ущелье затянулось гарью и смрадом, в получившейся смутной атмосфере удалось пробиться из окружения. Правда, в списке живущих осталось из семи разведчиков только трое: капитан Калиновский, сержант из его роты и проводник.
Им пришлось еще целый день искать основную часть десантного отряда — рацию во время боя они потеряли. И, естественно, морские пехотинцы долбили следопыта вопросами — что это за чудной враг и какова, собственно, цель.
Проводник юлил и увиливал, но когда к его голове был приставлен «Макаров», все же раскололся.
Оказалось, что года за три до этого следопыт побывал в Перу в составе советской геологоразведочной экспедиции, которая суетилась насчет цветных металлов в Сьерре — так кличется здешняя гористая местность. И вот в перуанской глухомани кандидат геологических наук скребся по кустам, да вдруг забрел в ущелье, на скалах которого заметил древний барельеф. Почистив его, геолог узрел… изображение танкового сражения. Он, конечно, не стал обольщаться. Фон Деникен тоже углядел в одном ацтекском барельефе космонавта, летящего в ракете. Ну, а оппоненты ему возражали, что это скорее изображение мужика, сидящего в отхожем месте.
Геолог еще прогулялся по ущелью, определяя из каких пород сложены скалы, да вдруг набрел на щель между двух каменных глыб. Бывают минуты, когда любой научный сотрудник становится отважным как фокстерьер. Геолог оставил снаружи в виде опознавательного знака свою куртку и кепку и полез внутрь, благо что имелся фонарик.
Это была уака. Таким словом инки и прочие древние перуанцы прозывали любое священное место, где таились сверхъестественные силы — начиная с камней и кончая деревьями. Испанцы же под этим словом подразумевали те места, где могло обнаружиться золотишко, то есть, в первую очередь, гробницы. Естественно, что геолог насчет этого самого металла и подумал в первую очередь, поэтому храбро внедрился в щель.
Там нашлась мумия важного гражданина с множеством предметов, полезных на том свете — но одна керамика и ткани. На мертвеце была тиара с двумя змеиными головами и медная маска. Когда любопытный геолог приподнял маску, то под ней вместо высохшей головы нашлась одна лишь тыква. Пытливый исследователь оторвал один из полуистлевших кусков ткани и на сморщенной почерневшей грудной клетке древнеперуанца нашел серию дырок, похожую на след от автоматной или пулеметной очереди. Рядом с мумией, помимо жезла с навершием в виде старичка с ягуарьими клыками, лежало то, что напоминало изъеденный коррозией ствол от огнестрельного оружия. В пещере было полно еще мумифицированных трупаков, видимо жен и подчиненных знатного покойника, но золотые изделия так и не нашлись. Тогда геолог из принципа «с паршивой овцы хоть шерсти клок» прихватил с собой странную стволоподобную вещь.
Меж тем, пытливый исследователь действовал отдельно от всей своей советской команды так долго, что привлек внимание стукача и был взят на заметку. Этим, наверное, и объясняются крутые перемены в жизни геолога. Уже в родной стране он проболтался на какой-то вечеринке про уаку и показал друзьям находку, а на следующий день в институтской столовой с ним познакомился офицер КГБ.
Вначале пытливого исследователя гебешники трясли насчет древнего золота; не забыли, конечно, изъять и ржавый ствол. А потом как-то свезли в особое подведомственное учреждение типа института. Там люди ученого вида внимательно выслушали геолога. Насколько можно было понять, они все являлись физиками. Геолога еще несколько раз вызывали в эту шарашку, однако никто уже не приставал насчет припрятанных изделий желтого цвета.
Спустя где-то год гэбэшники сообщили ему, что поездку в Перу придется повторить на благо родины.
И был сложный запутанный путь: от Москвы до Лимы на самолете, от Кальяо на катере, затем на надувной лодке. С геологом отправилось еще двое физиков из специнститута. Они все время лопотали об изменяющихся параметрах хронального окна, делали замеры сверхчувствительными магнитными датчиками СКВИД, щелкали клавишами складного компьютера «лэп-топ» и связывались через спутник с Москвой, требуя повторить расчеты.
В итоге, лодка прошла сквозь какое-то марево и достигла берега. Тут физики стали скакать от возбуждения и махать руками. Геолог же ничего особого не заметил — побережье как побережье, песочек, галька да и только. Но один из физиков крикнул прямо в среднее ухо, что над головой чужое звездное небо, не характерное для нынешнего времени, что им удалось преодолеть силы хронального поля.
Правда в ответ на въедливые вопросы геолога, физики в основном отшучивались. Ему популярно объяснили, что у берегов Перу как-то раз лет пятьдесят назад сработал «эскалатор», который перенес всех желающих и не желающих в иную реальность. И что, скорее всего, им воспользовались небезызвестные люди. А именно те, что вышли из порта Киль в мае сорок пятого на подводной лодке особого образца — сверхавтономной, мощной, с высокой грузоподъемностью. Согласно данным разведки эта субмарина, на борту которой предположительно находились золотые запасы фашистской Германии и известный нацист Мартин Борман, словно испарилась. Из чего следует, что фашистское отребье удачно попало на «эскалатор», скрывшись от справедливого возмездия. По ходу объяснений физики то и дело хихикали, и было непонятно, смешит ли их собственная выдумка или же у них просто нервишки пошаливают от возбуждения.
А утром на берегу троим исследователям повстречалась процессия индейцев: какой-то крутой мужик в паланкине плюс обслуживающие его носильщики и воины. Один из физиков, листая историческую энциклопедию, тыкал пальцем в индейцев и кричал, что это инки пятнадцатого века. Крики продолжалось, пока палица одного из индейских воинов не обрушилась на умную голову ученого. Историческая правда таким образом была соблюдена. Товарищ пострадавшего физика пальнул в воздух из пистолета, отчего индюшки разбежались, оставив на песке жезл с золотым набалдашником и ту самую смертоносную палицу с бронзовой шестигранной макушкой. Вскоре двое живых и один мертвый житель двадцатого столетия преодолели прибрежное марево в обратном направлении, а там, с пересадками, за три дня достигли Москвы.
И золото с жезла и бронза с палицы долго проявляли слабую радиоактивность, но потом стабилизировались, никаких же отклонений в здоровье геолога и уцелевшего физика не отмечалось. Поэтому и было принято решение предпринять более основательную экспедицию. Тем более, как узнал геолог, фашистская подводная лодка с золотом рейха должна была достаться Советскому Союзу, кабы не аномальное исчезновение, — ведь за ней осуществлялся постоянный пригляд. И на ней имелся человек, связанный определенными узами с ЦК ВКП(б) и НКВД — сам Мартин Борман. Рейхсляйтер Мартин Борман, казначей и секретарь нацистской партии, борец со старой гитлеровской гвардией, своего рода немецкий Сталин, был с некоторого времени нашим агентом влияния. Несколько попыток сепаратных переговоров, инициированных то генсеком, то фюрером, осуществлялись именно через Мартина Бормана, который, в свою очередь, крайне презирал гнилые буржуазные демократии Америки и Британии. Вместе с рейхсляйтером, на той же подлодке, находился связной — матерый советский разведчик.
Так, во всяком случае, объяснял высокопоставленный офицер КГБ генерал-майор Сайко перед второй экспедицией. Мол, Борману предстояло в удобный момент передать золотишко советскому правительству. Но удобный момент так и не наступил. Или же геноссе Борман решил схитрить. А теперь эти средства надлежит срочно вернуть, поскольку своего золотишка у нас стало недоставать. И возвращать их придется из особой физической реальности, которую одни специалисты называют «абсолютным прошлым», другие — «хрональным карманом».