Отечественная война 2012 года, или Цветы техножизни - Тюрин Александр Владимирович "Trund". Страница 14

— А эрекция у демонов когда? — задал Мурашкин свой больной вопрос.

— Эрекция для понта — всегда. Лежит труп демона, а у него кое-что колом стоит. И усами шевелит, ха-ха.

Грамматиков почувствовал, что ему полегчало. Сержант наконец разменялся на полный бред, если бы еще черноволосая медсестра свалила и больше не появлялась…

— Я тебе дам эрекция, — отозвалась старшая сестра по долгу службы. — С эрекцией быстро отправишься к главврачу. Он тебе пропишет ведро брома в задницу.

— Тогда, друзья, я умолкаю, — нарочито испуганно произнес Грамматиков. — Никакая правда того не стоит, чтобы за нее страдать задницей. А ты, Мурашкин, дави свои прыщи и не занимайся провокациями.

Брюнетка посмотрела на Грамматикова и внутри него словно проползла змейка. По счастью, долго смотреть новая медсестра не стала и ушла раньше, чем остальные сестры.

— Больной Грамматиков, в десять часов явиться в процедурный кабинет. Ты ж рисовать умеешь. Покажешь, на что способен? — сказала Надежда напоследок и, крутанув боками, исчезла за дверью.

Сержант проводил пытливым взором круглую надину попу.

— Э, почему не я? Почему этот негодный маляр Грамматиков? Я ведь тоже талантище, умею выпиливать лобзиком.

Больной Грамматиков заскрипел пружинами своей койки, демонстративно натягивая тощее одеяло до самого носа. Впрочем разговор превратился для него из неприятно проникающего в сознание в докучливый, остающийся где-то на периферии. И вдруг покой был снова нарушен.

— А между прочим, брюнеточка — та самая баба-демон, которая оторвала нашему солдату гениталии, — сказал Сержант. — Не знаю, как этот пацифист Грамматиков, а я обратил внимание на ее ладные ручки. Сдобренная порохом мозолька проглядывает. Как у тех людей, который не столь давно постреливали в нас из автомата? Интересно, что ей здесь понадобилось?

Надо было что-то предпринять. Для начала Грамматиков решил переговорить со старшей медсестрой. Неужто нет способа перевести Сержанта в другую палату, к буйным, к Наполеонам и Гитлерам? Он же заражает всех остальных пациентов этим милитаристским бредом про бои с прозрачными демонами. Это вообще против устоев и законов нашего мирного терпимого свободного общества.

Но старшая медсестра лишь высмеяла Грамматикова. В больнице института Бехтерева, существующей на остатки обязательного медстрахования, лишних палат нет. И наполеоны лежат вместе с простыми депрессантами.

И вообще у Сержанта большой прогресс. Поступил апатичным, ни на что ни реагирующим, под себя гадил. Но благодаря применению психотропных наноинтерфейсов и игровым методикам доктора Краснопольского, больной стал снова напоминать человека. Ну, бредит он, бредит, поэтому и лежит пока что в психушке и никак не досаждает нашему мирному терпимому свободному обществу…

Старшая сестра, явно желая поскорее закрыть скользкую тему, резво снялась с места и убежала по делам. Зато в сестринскую пришли Надя с брюнеточкой. Скорая Помощь активно вступила в разговор о том, о сем. Новенькая же, полуотвернувшись, копалась в шкафу с документацией. Она вообще никак не реагировала на его присутствие, но он сразу же почувствовал…

Нежная тьма южной ночи, плоды, накапливающие сладость солнца, дурманящая прохлада источника в оазисе, аромат недолговечных цветов, и знак праматерей, Евы и Сары, лоно, рождающее волю и веру…

Не смотря на бодрое тарахтение и призывные улыбки Надежды, Грамматиков стал пятиться к двери.

Наконец он выскочил в коридор и поспешно закрыл дверь. Прислонился к стене, пытаясь понять, что произошло.

Это не могло быть игрой художественного воображения пациента, страдающего от пролежней и неврозов. Присутствие брюнетки было слишком напрягающим. От нее как от паучихи исходила паутина тонких флюидов, проникающих под кожу, сладко входящих в кости, в ткани, властно оплетающих его мозг, легкие, желудок. Все также, как и год назад, когда Вера хотела выудить из него коды доступа.

Сигналы от брюнетки проходили, не воздействуя на его органы чувств! Если отбросить измышления о сверхчувственном восприятии, остается последнее объяснение. Включились тайные нейроинтерфейсы, год проспавшие в его мозгу, они отобразили эти сигналы в виртуальном окне, превратив их в понятный разуму символ — в свет без тепла и цвета, пронзительный и емкий. Свет не солнца, а Бездны.

По счастью на территории больницы было где погулять. И даже посидеть, посмотреть на «алмазное небо» [2] , показывающее рекламу над Сити. Впрочем рекламных надписей отсюда не видно, только сполохи, похожие на северное сияние, и обрывки фраз: «одно…нежное прикосновение… и вы забудете о геморрое…»

Двор был изрядно запаршивевшим, влажным, облепленным плесенью, но это было лучше, чем палата.

Грамматиков выбрал местечко, закрытое с одной стороны мусорными баками, с другой — разросшейся нанопластиковой колючкой, сел на ступеньки, ведущие к заколоченному входу на пятое отделение. Достал кибермольберт. Закрыл глаза. На секунду ему показалось, что он сидит в подвале, а вокруг бродят смертоносные невидимки. Тьфу, бред Сержанта заразным оказался.

Тут кто-то пихнул его в затылок.

Сзади стояло двое. Пациенты эти были в пестрых маечках, несмотря на холодный мартовский дождик. Один парень — бритый, с большим количеством дермальной фотоники, которая превращала его в живой экран для демонстрации порнофильмов. Другой — с приторной улыбкой извращенца и длинными белыми волосами, которые у него росли почему-то еще на плечах. Может, геночип оказался дефектным, а может так и было задумано.

Прямо под кожей предплечий у обоих парней будто змейки ползали… Это ж, черт подери, олигофрены из лечебно-трудового профилактория.

— Эй, балеринка, это наше место. — сказал «мохнатый», а его товарищ почему-то проверил содержимое своего носа без помощи платка.

Грамматиков поднялся.

— Да я не претендую. Вы тут отдыхайте, товарищи, а я пойду потихоньку на ужин.

— На ужин далеко ходить не надо, птенчик. Мы тобой и здесь поужинаем. Ты ведь нам задолжал.