Те, кто старше нас - Барон Алексей Владимирович. Страница 20

Тут я встрепенулся.

— Спокойно, спокойно, — сказала Мод. — Тебе это не грозит.

— Серотонин, потенция… Прости, а при чем тут Кронос?

— Резонный вопрос, студент Рыкофф. Кронос при том, что посылает гравитационные волны. Надеюсь, вы об этом слышали.

— Чуть-чуть.

Мод приподняла угол одеяла. Я стыдливо перевернулся на живот.

— Скромность украшает человека, — кивнула Мод.

— Эй, я хочу знаний! Внезапно.

— Будут тебе и знания. Так вот, гравитационные волны чуть-чуть неодновременно колеблют молекулы нервных клеток, вызывая короткие растяжения сигма — и пи-связей между атомами. Примерно так, как это происходит в антенных полях, которые выпускает наш Гравитон. Возникающие деформации приводят к изменениям биологической активности белков и нуклеиновых кислот. Лимитирующие ферменты…

— Стоп, погоди. Но антенное поле в миллионы раз больше самой крупной молекулы человеческого тела. Следовательно, у молекул в миллионы раз меньше времени, чтобы «почувствовать» гравитационную волну.

— Даже в миллиарды.

— И этого времени хватает?

Мод улыбнулась.

— Быстро соображаете, студент. Я всегда считала, что мужчина создан главным образом для головы.

— Спасибо. Но каков ответ?

— Ответ будет таков. Времени хватает.

— Каких-то мигов? Удивительно.

— Не очень. Знаешь, какова производительность среднего по мощности фермента?

Я пожал плечами:

— Какова?

— Несколько миллиардов каталитических актов в секунду.

— Ого! Каких актов?

— Каталитических, успокойся. Иначе говоря, довольно заурядный фермент нашего тела способен за секунду превратить миллиарды одних молекул в миллиарды других. Поэтому даже миллиардная доля секунды может привести к изменению соотношения молекул в клетке. Особенно если гравитационные волны следуют одна за другой, что и происходит в окрестностях Кроноса. Теперь представь, к чему приведет изменение концентрации молекул-регуляторов, молекул-командиров. Например, усиливающих синтез эндорфинов. Понимаешь?

— Приблизительно. Кто такие эндорфины?

— Те самые внутренние наркотики нервной системы. Я о них уже говорила.

— Да-да, вспомнил.

— Так вот. Зара считает, что, модулируя силу и частоту гравитационного воздействия, можно в определенной мере управлять образным мышлением человека.

— То есть вызывать галлюцинации?

— Нечто вроде.

— Значит, Кронос нами манипулирует?

— Не исключено.

— А почему он это делает, когда мы спим?

— Ну, это просто. Когда мы спим, сознательная деятельность мозга отключается.

— Ясно. Меньше помех?

— Да.

— Что ж, гипотеза, как говорится, имеет право на жизнь. А что по этому поводу думает Круклис?

— Он не сомневается в том, что Кронос является инструментом разума.

— Ах, в чем только не проявляется разум!

Мою иронию Мод оставила без внимания.

— Если это правда, то мы наткнулись на проявления очень древнего разума, Сережа. Столь древнего, что даже дух захватывает. Знаешь, как на самом деле называются коллапсары?

— Что значит — на самом деле?

— Ну, как их именуют те, кто старше нас?

— Позволь, позволь. Ты в них веришь?

— Я с ними общалась.

— Надеюсь, в инсайтах?

— Да, конечно.

Я сел.

— Воистину не убежать от идолов! И как они выглядят?

— Выглядят?

— Ну, какой облик принимают в видимом спектре?

— Да так, сгустки какие-то. В четырехмерном пространстве, конечно. Сам узнаешь.

— Черные?

— Всякие. Могут иметь любой цвет, чаще просто сияют. Я видела запись из твоего скафандра, Сережа. То, что ты наблюдал на Феликситуре, мало подходит для роли материального носителя разума. Скорее всего это был своеобразный зонд.

— Зонд?

— Да. Инструмент тех, кто старше нас, как мне кажется

— Понятно. И как же называют коллапсары тех, кто старше нас?

— Компакт-элементами низшего порядка. Примерно так это звучит по-человечьи.

— Малюсенькие такие элементики?

Мод мимолетно улыбнулась:

— Да. Они являются частями более сложной системы. Парамон полагает… Эй, обучаемый! Что за гримасы?

Я постарался совладать с лицом. Кажется, не успел.

— У кого?

Мод заглянула под кровать.

— Да кроме тебя, здесь никого нет.

— Надеюсь.

— Неужели ревнуешь?

— И как ты могла подумать, — возмутился я.

Она посмотрела на меня с насмешкой:

— Уверен?

— Не очень.

— Сильно ревнуешь?

Я вздохнул:

— Очень.

— Да что ты во мне нашел?

Я сбросил с нее рубашку и включил бра. Мод машинально прикрылась ладошками, но тоже не успела. Впрочем, я и раньше успел оценить.

— М-да. Выходи за меня замуж.

Она отпрянула.

— Нет, ты нуждаешься в уходе.

— Ага. Хочу бананов.

— В бананах много серотонина.

— Не страшно, меня не убудет. Можешь спросить у Зары.

Мод улыбнулась.

— Это лишнее. Вполне достаточно собственных наблюдений.

— И как?

— Товар качественный, — сдерживая смех, сказала она.

— Вот видишь! Все без обмана. Ну, выходи за меня.

— Сию минуту?

— До завтрака потерплю.

Она ударила меня подушкой.

— Немедленно говори, что во мне углядел!

— Глаза. Ничего нового, любимая.

— Эй, осторожнее с острыми словами.

Глаза у нее блеснули, и она отвернулась.

— Нет, честно, — сказал я. — Страсть хочу жениться.

Спина Мод напряглась.

— Зачем я тебе?

Три упорных вопроса подряд. Что это значило? Слишком много для кокетства, которого у нее так мало.

Зачем мужчине женщина… Вот спросила! А еще умная. Что тут скажешь? А сказать надо. Сейчас или никогда. Второго предложения делать не буду, поскольку одного достаточно. Для мыслящих существ мы и без того сексуальны чрезвычайно, прямо странное дело. Побольше бы целомудрия, побольше. Чтобы без неловкости глядеть в глаза тем, кто старше нас.

Иначе что получается? Мужчина действительно создан для головы, а подчиняется совсем другому органу. Тому, через который женщина им управляет. Но если уж замуж невтерпеж, то лучше сразу и целиком.

— Зачем я тебе?

— Не знаю, — забормотал я. — Так, на всякий случай.

— Что? На какой такой случай?

— Ну… По дому что-нибудь сделаешь.

— Вот наказание, — сказала Мод. — Нет, каков нахал! Горничная ему нужна, видите ли.

— Да, — согласился я. — Полезно.

Мод разгневалась:

— Вдобавок еще и косноязычен. Ах, что за объяснения я выслушивала в прошлом веке!

— Какие? — насторожился я.

— Не важно. Ухожу немедленно.

Тогда я схватил ее за плечи.

— Оу, Серж! Синяки ведь будут.

Я ослабил хватку.

— Ну и лапищи! Сережа, послушай… дай мне сказать… То есть подумать.

— Да? Как долго?

— Нет, в самом деле, кто так разговаривает… Ты меня сбиваешь…

— Да? Так-так.

— Ну перестань. Вот сейчас инсайт тебя как хватанет!

Я не перестал.

— Да что за ба… баловство такое?

А я — еще пуще.

— Ох!

И она пала. В нашем веке тоже сносно получается, господа. Да в любом веке получится. Если сумеешь. И вот еще что. Надо внимательно относиться к здоровью. В постели без него делать нечего. А любить одну душу грустно, инсайт меня побери. Только стихи и рождаются.

На другой день я размышлял о содеянном. Пока голова временно вернулась на место, хотелось узнать, каких отношений хочу. Поскольку это следовало сделать еще до грехопадения, к теме я отнесся усердно и добросовестно. Как истинный научный зануда, начал с исторического обзора проблемы.

«…и прилепится человек к жене своей…» Вот так. Существовали на Земле такие особи — жены человеков. Для прилепливания. Чересчур это, разумеется. Тем более в нынешнее время. Да и поисчезали они куда-то, такие удобные особи. В ходе борьбы за равноправие, которую в конечном счете выиграли.

Однако же полное равенство полов есть заблуждение, вредное для цивилизации. Это стало до крайности понятно в двадцать первом веке, когда многострадальное человечество пережило разгул женской эмансипации.