Те, кто старше нас - Барон Алексей Владимирович. Страница 41

Кому-то эти записи могли показаться бредом, но не мне. Захотелось перечесть их внимательнее, однако не пришлось. Помешал Джекил. Впрочем, повод у него был уважительный.

— Серж, я поймал радиограмму дальней связи.

— Да ну? Читай.

— «Транспортный звездолет ГЕРМЕС. Даю реверс маршевому двигателю. Полет Кроносу прекращаю. Если на Гравитоне кто-то есть, отзовитесь. Арвид Свенссон».

— Очень приятно.

— А мне — не очень.

— Какие затруднения?

— Хочу чем-нибудь заняться.

— Да? Как далеко от нас капитан Свенссон со своим «Гермесом»?

— Шесть световых лет. Нашу радиограмму получит через восемь геолет. Сюда может прилететь не раньше, чем через девятнадцать.

— Ну нет. Столько ждать невозможно. Скука.

— Ближе «Гермеса» никого сейчас нет.

— Что ж, будем выбираться своим ходом. Готовь корабль.

— К чему?

— К полету.

— У нас нет аннигиляционного топлива.

— Топливо будет.

— С Гравитона?

— Да.

— А разрешение?

— Разрешение потерпевшим кораблекрушение?

— О! Рифма. И все-таки?

— Давно ты стал законопослушным?

— А как только совесть проснулась. За горючее платить не придется?

— Беспокоишься о моем финансовом положении?

— Чисто по-дружески, — заверил софус.

— Оч. приятно. Разрешение есть. — Я похлопал по журналу. — Приступай.

— А вы?

— Пойду верну Мод на «Туарег». Толку от здешней медицины никакого.

— М-да, — сказал Джекил. — Неорганическим существом быть удобнее.

Мод все еще оставалась без сознания. Ее физическое состояние опасений не внушало, а вот с результатами энцефалоскопии не мог разобраться ни я, ни кибердоктор Гравитона, состояние которого как раз и вызывало опаску. А коли так, оставаться на станции было незачем. Все корабли, направленные в систему Кроноса, несомненно, последуют примеру «Гермеса», то есть лягут на обратный курс и пойдут к Земле.

Я погрузил кокон с Мод на тележку. С помощью единственного нормального робота-модильянца вернул ее в медицинский отсек «Туарега». После этого поднялся в рубку, чтобы проверить, чем занимается преданный софус.

Послушный мальчик Джекил занимался перегрузкой топлива. На обзорном экране мерцал сгусток антипротонов, плывущий из энергохранилища Гравитона. Осторожно манипулируя магнитными полями, софус подтягивал горючее к борту «Туарега». Стоит ему ошибиться, и в радиусе добрых пяти километров останутся одни гамма-кванты.

— Справишься? — спросил я.

Джекил презрительно хрюкнул динамиком.

Погрузка — процесс неспешный. Время еще оставалось. Я решил последний разок пройтись по станции. Трудно сказать, что потянуло в разворошенное гнездо, но потянуло. Вторично за эту историю.

Вернув журнал Сумитомо на его штатное место — в ящик командного пульта, я спустился к ярусу жилых палуб. Все здесь свидетельствовало о поспешном бегстве, было брошено и оставлено там, где находилось к моменту стыковки с «Модильяни». Впрочем, нет, не все.

На доске объявлений все еще висела записочка: «Ингрид, жду у „Туарега“. Кто такая Ингрид, кто ее ждал у „Туарега“, не знали даже старожилы. Записка висела еще до того, когда я впервые появился на станции. Свидетельство минувших судеб, символ неистребимых чувств.

— Серж, еще одно сообщение.

— Давай.

— «Лайнер БЛЭК СВОН. Торможение закончил. Ускоряюсь курсом СОЛНЦЕ. Ванда Петрачек. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ».

— Вот видишь. Даже Ванда повернула.

— Да, большой переполох получился. Есть из-за чего?

— А как же. Быть может, приключения еще не закончились.

— Не надоело?

— Приключения — это то, без чего скучно и с чем грустно. Джекил озадаченно замолчал.

— Нет, не улавливаю, — через некоторое время признался он.

— Какие твои годы, дружок, — сказал я, припомнив Круклиса.

И отправился в его каюту. Потом меня сильно потянуло в реакторный зал. Я хотел увидеть спицы. Ну и поклониться им, что ли. Но увидел нечто большее.

У реактора топталась квадратная фигура в колышущемся балахоне с радужными переливами. Призрак лениво повернулся. Кроме костюма, ничего ужасного в нем не наблюдалось — обыкновенный Круклис.

— А, вьюнош. Привет.

— Привет, — тупо сказал я.

— Как поживаешь?

— Да ничего. И что ты здесь делаешь?

— Кшиштоф, бедняга, тоже интересовался. Да не трясись ты, кровь сосать не буду. Чего трясешься?

— А того трясусь, что если помер, то нечего людям голову морочить.

— А вот и нет. Дело-то личное. Хочу — морочу, хочу — пророчу. Да ты ведь и сам на два года немножко помер.

Я оглядел его переливчатую фигуру и возмутился:

— Но не до такого безобразия!

Круклис вздохнул.

— Умерен, батюшка. Всегда отличался осмотрительностью. Вот и помер частично, хе-хе.

— Очень смешно. Черт, это и в самом деле ты?

— Ну, допустим. Давай сначала только допустим, так легче адаптироваться неокрепшим мозгам.

— Тогда рад тебя видеть, старая перечница.

— Так ведь и я тоже.

— Не ожидал. Это ты с голодухи.

— А, кстати. Серж, в память о нашей старой и настороженной дружбе. Сбегай за бутылочкой, а? Помянем. По-вашему, по-славянски. Видишь ли, роботы тут посвихнулись, а я — как-никак старшой. Теперь даже — очень. Сгоняешь?

— С-сейчас.

Как и полагается, первая серьезная мысль зародилась в баре. Я вспомнил, что у телекамер галлюцинаций не бывает, и с локального пульта включил обзор реакторного зала. На экране послушно появился Круклис.

— Проверяешь? — вяло спросил он. — Проверяй, проверяй.

Видеозапись тоже подтвердила его наличие. Пришлось с этим смириться.

— Что будешь пить, привидение?

— Да водку ж, — ответило оно.

Я принес бутылку можжевеловой, стопочки, буханку хлеба, банку груздей.

— Соображаешь, — одобрил Круклис. — В Могилеве был?

— Нет.

Когда он брал рюмку, я обратил внимание на его руку. Кожа кисти была совершенно белой, полностью депигментированной, обескровленной. Не рука, а настоящий гипсовый слепок. Впрочем, действующий.

Мы выпили, и он замолчал, хмуро кутаясь в свой балахон. Мне захотелось его потрогать.

— А вот этого не надо. Я давно уже тронутый. Хорош каламбур, а, любитель словесности?

— У тебя что, там ничего нет?

— Почему? Появляется потихоньку.

Нарастет еще. Гипсовой рукой он взял соленого груздя, отправил его в рот, зажмурился.

— Слушай, а водка не повредит твоей гемолимфе? — спросил я.

— Не переживай. Моя гемолимфа много чего выдержит.

Он кивнул в сторону реактора:

— Что ж проворонил, а? Не мог почуять?

Я остолбенел.

— Ты всерьез считаешь, что в этом виноват я?

Круклис вздохнул.

— Нет, малыш, твоя совесть чиста. И у тебя доброе сердце.

Это он точно сказал, лаборант.

— Извини, Парамон. Я не хотел.

— Чего там. Тебе тоже досталось.

— Все знаешь?

— Угу, — скучно сказал он. — Все, что могу знать.

Тут меня осенила догадка.

— Эге! Слушай, а мой инсайт у Кроноса твоих рук дело?

— Какой инсайт?

— Схема «Туарега». Этюд в багровых тонах.

— Ну… идея была моей. Реализация — нет. Еще выпьем? Отвык от этого вкуса.

— Что, плохо кормили?

— О нет, вовсе не плохо. Только по-другому. Чистая энергия, знаешь ли. Хоть залейся. Но никакого перцу. Кристальная стерильность. Унылое это дело, Серж.

— Какое?

— Да поумнение. Разница-то на порядки исчисляется.

— Так что ж теперь, мы все…

— Не пугайся. Кто дозреет — пожалуйста. И то далеко не всякий.

— Новые возможности открываются?

Круклис вздохнул.

— Само собой. Фокусы показывать?

— Да.

— Не ожидал от тебя. Чего хочешь?

— Можешь привести в порядок Мод?

— Э нет. Пусть все идет своим чередом. Ты и без того на меня косишься. Не хочу прослыть похитителем жен.

— А не опасно оставлять ее в нынешнем состоянии?

— Нет.

— Точно?

— Точно. По крайней мере в том смысле, какой ты вкладываешь.