Флори - Уаймэн Стэнли Джон. Страница 2
— Ха! Ха! Перед нами хромой и прокаженный со Двора Чудес! — кричал он. — Позаботьтесь о нем или он наградит вас чесоткой!
— Дорогой сир, ванна готова! — воскликнул другой, обращаясь ко мне. — Вы справитесь сами или вам помочь?
Третий схватил меня и потащил к корыту, из которого поили лошадей. Прохожие — в эти дни у дворца нашего господина собиралось много зевак — с изумлением глазели на эту сцену.
— Я пришел за своими вещами, — дрожа, сказал я.
— Твои вещи! — воскликнул дворецкий, открыто насмехаясь надо мной. — Т в о и вещи, действительно! Убирайся и благодари бога, что тебе удалось так легко отделаться!
— Позвольте мне забрать вещи… из моей комнаты, — упрямо сказал я и попытался войти. — Они мои собственные!
Он пододвинулся, перегородив проход.
— Твои вещи? Они теперь принадлежат монсеньеру.
— Там моя жена!
Он отвратительно захохотал.
— Твоя жена? — переспросил он. — Да, правда, она не принадлежит монсеньеру, но она будет принадлежать мне.
Эта последняя капля переполнила мое терпение, и я дал выход так долго сдерживаемой ненависти. Он был выше меня на голову и шире в плечах. Я схватил его за горло. Он не ожидал нападения, и поэтому мне удалось свалить его на землю. Я успел ударить его по лицу, но тут его помощники оправились от изумления, набросились на меня и начали немилосердно избивать. Но все же я успел с удовлетворением заметить, что мне удалось разбить лицо дворецкого в кровь. Он поднялся на ноги, тяжело дыша и ругаясь.
— В Шатле его! — закричал он, выплевывая зуб и размазывая по лицу кровь и грязь. — Он хотел ворваться в дом! Я призываю вас в свидетели, что он хотел ворваться в дом!
— Да, в Шатле его! В Шатле! — кричала толпа, поддерживая моих мучителей.
Он был дворецким милорда епископа, а я выглядел как бродяга и негодяй. Ко мне потянулась дюжина рук. Мне не было спасения, но в этот момент показалась карета, заставившая всех нас прижаться к стене. Я улучил мгновение и бросился почти под ноги лошадям — я был доведен до отчаяния и действовал скорее как сумасшедший — и вырвался на свободу. Мгновение спустя я уносился вниз по улице Инфанты, слыша за спиной крики «Караул!»и «Держи вора!»
Как я уже говорил, я был в полном отчаянии. За какой-то час мир вокруг меня перевернулся. За какой-то час я был вырван из привычной, скромной, но надежной жизни и выброшен на улицу. Передо мной маячил призрак виселицы. Я позабыл о побоях позабыл о ноющей спине, надеясь только на быстроту ног, заставляя их делать нечеловеческие усилия. К счастью, начало темнеть и я смог увеличить отрыв на несколько дюжин ярдов. Я так быстро перебежал к углу Пале-Рояля, что королевские гвардейцы, не знавшие причины переполоха, не успели схватить меня. Оттуда я инстинктивно повернул налево и, все еще слыша крики моих преследователей, побежал к старому мосту, ведущему в Ситэ, где я знал все переулки и проходы. Но на мосту уже поднялась тревога и передо мной снова замаячил призрак Шатле — я уже представлял его угрюмую громаду — спиной же я чувствовал, как воздух сотрясался от криков:
— Держите вора! Держите вора!
Я увернулся от своих преследователей и нырнул в узкую улочку, едва оторвавшись от толпы, наступавшей мне на пятки.
У меня не было ни плана, ни определенной цели. Моими нога ми двигал только всепоглощающий страх. В конце улицы я неожиданно споткнулся раз, потом другой. Моя грудь, казалось, разрывалась от напряжения, ноги отказывались повиноваться, а в ушах все еще звучали крики толпы, к которой, казалось, присоединились новые охотники. Я все еще держался впереди и даже немного оторвался от своих преследователей. С наступлением темноты я мог надеяться на спасение, если мне удастся оторваться от тех, кто преследовал меня с самого начала. Остальные, не зная, был ли я вооружен, колебались — остановить меня или позволить убежать.
Внезапно, завернув за угол, я попал в переулок, в который не выходило ни одно окно, вокруг были только глухие стены. Я заметил бегущего впереди себя человека. Сзади снова послышался топот, и я, собрав последние силы, в дюжину прыжков достиг незнакомца. Он повернулся, наши глаза встретились, когда мы бежали бок о бок, и я прочитал в его глазах такой же страх, который испытывал и сам. И прежде чем я сообразил, что это значит, он метнулся в сторону, сунув мне в руки странный пакет, а затем скрылся в темноте.
Все это произошло в одно мгновение. Непроизвольно я поймал сверток; но усилие, с которым он попал ко мне, отбросило меня вправо, и прежде чем мне удалось сохранить равновесие, я ударился о стену.
К счастью, то, что должно было погубить меня, стало моим спасением. Я ударился о стену как раз в том месте, где была дверь. Она была неплотно закрыта, и я упал вовнутрь. Я приземлился в темноте на руки и на коленки и услышал за собой лай собак. Мгновение спустя, все еще ничего не видя, я поднялся и закрыл за собой дверь.
Потом я снова прислушался. Дрожа и задыхаясь, я слышал на улице крики преследователей, а мое сердце билось так сильно, что его удары, казалось, разносились на весь дом! Прошла по крайней мере минута или две, прежде чем я немного пришел в себя и начал осматриваться, удивляясь, куда я попал. Вспомнив о собаке, лай которой еще был слышен, я осторожно взялся за щеколду, чтобы убежать. Внезапно пакет, который я все еще держал, зашевелился.
От неожиданности я почти уронил его. Прижав сверток к себе, я почувствовал движение. Он шевелился и к тому же был теплым. В этот момент мне открылась правда. Это был ребенок!
От этого неожиданного открытия я даже вспотел. Я снова представил объятое ужасом лицо человека. Я подумал, что он украл ребенка, и испугался еще больше. Он ошибся, предполагая, что я преследую его, и поспешил избавиться от своей опасной ноши.
Сейчас этот ребенок был у меня — и вместе с ним незнакомец передал мне свой страх. Первой моей мыслью было положить сверток на пол и выбраться наружу, освободившись от заботы. В этой мысли не было ничего странного для мелкого чиновника, каким был я, — отнюдь не героя, которого никто не готовил к судьбе солдата, постоянно рискующего жизнью. Но была одна мысль, приводившая меня в отчаяние. Я не знал, куда идти и где я сам найду пристанище. Но вместо того, чтобы подумать над этим, мой чиновничий ум подсказывал мне, как можно без всякого риска использовать подвернувшийся случай: можно было разыскать родителей и вернуть ребенка. В этом я видел возможность заслужить помилование, получить работу и вознаграждение.