Флори - Уаймэн Стэнли Джон. Страница 7

— Да, он здесь. Я думаю, что он здесь и останется. Это все. Вы только должны твердо запомнить две вещи, друг мой. Во-первых, вскоре вас найдет наш человек, чтобы забрать нашу часть вознаграждения. И во-вторых, я напоминаю о том, что вы не должны рассказывать монсеньеру президенту Совета, — вновь в его голосе послышалась ирония, — всю правду о случившемся. Это в ваших же интересах! — И незнакомец с безобразной улыбкой дотронулся до своего горла.

— Я не скажу, — вздрагивая, сказал я. — Но…

— Но что?

— Но я не могу, — слабо запротестовал я. Я ненавидел епископа. — Я не могу рассказать все это монсеньеру. Почему мне нельзя сообщить эту новость в Пале-Рояль… прямо самой королеве? Или пойти к кардиналу?

— Нет, вы сделаете так, как я сказал! — воскликнул он и в его взгляде и тоне было нечто, заставившее меня задрожать. — Кардинал? Что кардинал будет делать с этим? Послушайте! Вы сделаете именно так, и ни на йоту не отступите от моих указаний!

— Я все сделаю! — в ужасе пробормотал я. Моя шея была намного важнее моей злости на епископа. И кроме того, меня ожидало вознаграждение!

— Отлично! Тогда… тогда это все, — сказал он, вглядываясь в мое лицо, которому я попытался придать выражение покорности. — Теперь я могу сказать до свидания. До следующей встречи, мессир Просперо! Прощайте и помните!

Надев изящным жестом свою шляпу, он повернулся ко мне спиной, вышел на солнечный свет и исчез. Я слышал, как за ним со скрипом закрылась садовая калитка, а потом наступила тишина — тишина, нарушаемая только воем собаки, мечущейся в своей темнице.

Неужели я остался один? Я выждал некоторое время, прежде чем решился хотя бы пошевелиться. И даже набравшись смелости подняться, я долго прислушивался, опасаясь, что за мной наблюдают из-за закрытых дверей этого таинственного дома. Но глубокая тишина ничем не нарушалась. Наконец я решился и поднял с пола собачью попонку. Я осмотрел ее и убедился, что именно ее видел у человека в сарае. Пять минут спустя я вышел на улицу и направился к дому епископа, спрятав бархатную попонку под своими лохмотьями.

Уже после всех этих событий я часто удивлялся своему везению. Но в тот момент я ни о чем не думал: я шел к дому епископа, как лунатик, совершенно не задумываясь о том, как я доберусь до монсеньера и как смогу передать новости. Но мне и тут повезло, потому что когда я вошел во двор, он как раз выходил из своей кареты. Прежде чем он успел приказать своим слугам вышвырнуть меня вон, я сунул ему прямо в лицо бархатную попонку и выкрикнул свое поручение.

Мое сообщение имело невероятный успех: монсеньер воскликнул, что должен немедленно поговорить со мной; секретарь шепнул на ухо, что вернет плащ, который я потерял; камердинер сообщил, что моя жена вернулась к своему отцу; официант предложил накормить меня и просил простить его, а остальные торопливо принесли мне башмаки и шляпу. И все — все, включая старшего клерка, который был особенно настойчив, — стремились узнать, где собака и как мне удалось найти ее.

Но я стойко хранил свой секрет, обещая рассказать его только епископу. Через десять минут он уже мчался на Монмартр в своей карете, прихватив меня с собой.

Подавленный его присутствием, я с ужасом ждал, что вся эта история кончится для меня плохо, так как чулан окажется пуст. Но вой, перешедший в длинный тоскливый визг, издали известил меня, что все в порядке. Я вышиб дверь в чулан и оттуда мгновенно выскочила собака.

Монсеньер всплеснул руками и даже выругался от возбуждения.

— Черт побери! — воскликнул он. — Это именно та собака! Сюда, Флори, Флори! — а когда собака подскочила к нам и лизнула его в руку, он повернулся ко мне. — Тебе сильно повезло, негодяй! — воскликнул он почти что добродушно. — Ты получишь пятьдесят крон и свое место!

Я даже опешил.

— А вознаграждение, монсеньер? Пятьсот крон?

Он нахмурился.

— Вознаграждение? Вознаграждение, мерзавец? — прогремел он. — Что я слышу? Разве не довольно того, что я избавлю тебя от виселицы, несомненно ожидающей тебя за то, что ты вчера чуть было не изувечил моих слуг? Да разве мало того, что я плачу тебе жалование, а ты даже не пытаешься усердно работать? Разве ты не мой слуга? Ты сейчас же отправишься со мной к ее величеству на тот случай, если она захочет спросить тебя о чем-нибудь. И если ты толково ответишь, что ж, хорошо! Ты получишь обещанные пятьдесят крон. А если нет — я даже не знаю, что с тобой сделаю!

От такого обращения вся моя ненависть вспыхнула с новой силой. Даже его слуги неодобрительно поглядывали на него, подозревая, что когда-нибудь их постигнет моя участь. Тем временем епископ взял собаку на руки, сел в карету и приказал гнать в Пале-Рояль. Добравшись до ворот дворца, мы застали там огромную толпу. На мгновение я представил, что произойдет, если они узнают о нашем деле, и содрогнулся. Когда мы вышли из кареты, дворецкий тайком пнул меня ногой, показывая, что он не забыл о моем поведении.

Во дворе я заметил загнанную лошадь, а у дверей апартаментов ее величества дожидался запыленный гонец, явно прибывший из Фландрии. Но монсеньера епископа это обстоятельство, казалось, совершенно не смутило: он проигнорировал офицера и через минуту мы оказались в королевской передней.

Я никогда здесь раньше не был и поэтому теперь с интересом оглядывался по сторонам.

Длинная комната была заполнена толпой придворных и пажей, болтающих между собой; тут были монахи и адвокаты, и даже несколько солдат, прогуливающихся взад и вперед.

В одном углу шушукались ювелиры и торговцы серебром, принесшие свой товар королеве. В другом собрались просители со своими петициями. Они жадно следили за дверью, которая поминутно открывалась, пропуская советника или маркиза. Некоторое время в толпе мелькала дама в маске, оберегающей ее честь от нескромных глаз. Окна были открыты, пропуская свежий воздух, и щебет птиц смешивался с гомоном этой причудливой толпы.

Как только монсеньер появился на пороге приемной, к нему сразу же подошел мсье де Шатени и обратился с какой-то просьбой. Не успел епископ освободиться от него, его сразу же обступила по меньшей мере дюжина просителей, чьи раболепные поклоны задержали его еще на несколько минут. Вдруг внутренние двери открылись и меня снова бросило сначала в жар, а потом в холод, когда дюжина голосов воскликнула: