Красная кокарда - Уаймэн Стэнли Джон. Страница 14

— Мадемуазель, — порывисто сказал я, не обращая внимания на служанок. — Если вам угодно выслушать мой совет — не ездите туда.

— Вот как! — вскричали дерзко обе служанки, покачивая головами.

Маленькая маркиза молчала некоторое время.

— Почему же? — вдруг спросила она. Любопытство, видимо, пересилило в ней робость.

— Потому что, — почтительно начал я, — состояние округи таково, что… Я опасаюсь, что вы не изволите знать…

— Что же? — застенчиво переспросила она.

— Что в Сент-Алэ есть много недовольных…

— В Сент-Алэ?

— То есть, я хотел сказать, в его окрестностях, — неловко поправился я. — По моему мнению, было бы лучше, — продолжал я в смущении, — если бы вы вернулись назад.

— Чтобы составить вам компанию, вероятно, — хихикнув, проговорила одна из служанок.

Мадемуазель быстро взглянула на мою оскорбительницу и, вспыхнув, неожиданно громко приказала:

— Трогай!

Выглядел я довольно глупо, но мне не хотелось отпускать ее одну.

— Тысячу извинений, мадемуазель… — заговорил было я.

— Трогай! — крикнула она опять тоном, недопускающим никаких возражений. Дерзкая служанка громко повторила приказание. Экипаж тронулся, и я остался на дороге один все с тем же глупым видом.

Обсаженная тополями дорога, спускавшаяся вниз, подпрыгивающий на ухабах экипаж, насмешливые физиономии лакеев, обернувшихся ко мне и глазевших на меня сквозь пыль — все это я помню, как теперь.

Взбешенный на самого себя, я не мог не сознавать, что перешел границу дозволенного и заслужил такой отпор. Лицо Денизы де Сент-Алэ, полное удивления и презрения, не выходило у меня из памяти всю дорогу, и, вместо того, чтобы думать о комитете, я невольно думал о ней.

Очнулся от дум я лишь на половине дороги в Кагор. Тут я остановил лошадь. Возбуждение овладело мной и усилило мою нерешительность. Через полчаса я могу быть у маркиза Сент-Алэ и, что бы ни случилось, исполню свой долг и упрекнуть себя потом будет не в чем. Но можно вернуться домой и через те же полчаса быть в полной безопасности, не выиграв, однако, в собственном уважении к себе.

Поколебавшись так некоторое время, я все же двинулся вперед и через полчаса уже переезжал Валандрийский мост.

Высокомерие, с которым обращалась со мной маркиза, было еще свежо в моей памяти. Из гордости и самолюбия я раз десять хотел повернуть назад, но каждый раз передо мной мысленно являлись физиономии простолюдинов со злыми глазами, виденные мною в деревне. Ужасы, которые могли произойти прежде, чем подойдет помощь из Кагора, заставляли меня продолжать путь.

Переполненные народом улицы, несомненно, свидетельствовали о беспорядках. Вновь повсюду видны были группы людей, горячо обсуждавших что-то. В двух-трех местах ораторы стояли на стульях, окруженные толпой бездельников. Некоторые лавки были закрыты, перед булочными стояли стражники. Я заметил, что в руках прохожих было много газет. Мое появление вызвало удивление. Кое-кто поздоровался со мною, но большинство смотрело на меня молча. В двух местах раздались даже крики против меня.

Это рассердило было меня, но произошло нечто, заставившее забыть гнев. Кто-то сзади окликнул меня по имени. Оглянувшись, я увидел Гонто, спешившего за мной, насколько ему позволяла его хромота. По обыкновению, он опирался одной рукой на лакея, а в другой держал палку и табакерку.

— Вот уже несколько месяцев я не испытывал такого удовольствия, как от встречи с вами, — начал он с подкупающей сердечностью. — Вы превзошли всех нас, господин виконт. Вы хорошо проучили их, а знаете текст: «На небесах больше радости об одном раскаявшемся грешнике, чем…» Ха-ха-ха! Теперь мы опять с вами вместе.

— Позвольте, барон, — промолвил я в величайшем изумлении. — Я вас совершенно не понимаю!

— Не понимаете? А, вы думали, что мы не узнаем этого так скоро? — проговорил он, со значительным видом покачивая головой. — Мы хорошо осведомлены. Кампания началась, и не следует пренебрегать нашим информационным бюро. Этот мошенник Дюри все выболтал. Я слышал, вы прочли ему превосходную нотацию! Комитет! Скажите, что выдумали, негодяи! Если б вы присоединились к ним…

Он вдруг остановился. Какой-то человек, переходивший улицу, толкнул его. Старик, памятуя недавние события, вышел из себя и замахнулся на прохожего. Тот трусливо убежал.

Но барону было нелегко успокоиться.

— Бродяга! — кричал он вслед убежавшему дрожащим от гнева голосом. — Опять хотели сбить меня с ног. Погодите, мы поставим вас на место! Когда я был молод…

— Вы уверены в том, что нам удастся сдержать их? — спросил я Гонто, чтобы отвлечь его от этого инцидента, ибо около нас уже собралось несколько человек, бросавших злобные взгляды.

Старый барон все еще не мог овладеть собой.

— Вы увидите! — кричал он. — Вот, наконец, мы и у цели. Видите, на балконе сидит маркиза де Сент-Алэ со своими телохранителями? — добавил он, посылая воздушный поцелуй. — Поднимайтесь наверх, вы узнаете, что вас ждет, а я счастлив, что привел вас сюда.

Все происходящее казалось мне просто сном. Две недели назад меня с насмешками выгнали из этого дома, а теперь мне приветливо махали платками с балкона. На лестнице, где толпилось множество слуг и лакеев, меня встретили громом аплодисментов.

Всюду мне любезно предлагались табакерки, а блестящие взгляды из-за вееров по блеску могли равняться с зеркалами. В дверях меня встретил Луи. Навстречу мне вышла маркиза, словом, получился какой-то триумф, совершенно мне непонятный. Впоследствии я узнал, что отпор, данный мною Дюри по поводу комитета, был преувеличен чуть ли не в сотню раз. Люди. более благоразумные и рассудительные приветствовали в моем лице роялистскую реакцию 24 , которой все ждали с первых же дней возникновения беспорядков.

Для того, чтобы заявить об истинной цели своего посещения, для того, чтобы объяснить, что хотя предложение депутации и было мной отвергнуто, я вовсе не собираюсь действовать, против нее — для всего этого требовалось такое мужество, каким я похвастаться не мог.

Обстоятельства, вызвавшие появление у меня депутации Дюри, намеки Бютона, наконец насилия, произведенные парижской толпой, — все это оказало на меня сильное впечатление, которое никак нельзя было назвать благоприятным. Подобно тысячам других людей, с нетерпением ожидавших реформ, я отступал перед ними, начиная понимать, к чему они могут привести. Въезжая в Кагор, я всего менее рассчитывал присоединиться к партии де Сент-Алэ. Но объясняться с ним теперь я счел невозможным.