Волчье логово - Уаймэн Стэнли Джон. Страница 21

Мы оказались меж двух огней. Я окинул взором голую мансарду, включая даже ее покатый потолок, в надежде найти какое-нибудь оружие. Но все было напрасно: ничего, кроме моего кинжала не могло нам помочь.

— Что вы будете делать? — прошептала мадам де Паван, бледнея и трепеща, обводя нас глазами.

Круазет дернул меня за рукав, прежде чем я успел ответить, и указал на большую кровать с занавесями.

— Если нас заметят в комнате, — промолвил он тихо, — раньше, чем все войдут в нее, то наверняка поднимут общую тревогу. Лучше спрячемся там пока. Когда же они все будут здесь… тогда… ты понимаешь?

Он коснулся рукой моего кинжала, и в его лице появилось напряженное, решительное выражение. Я понял его.

— Мадам, — сказал я быстро, — вы не выдадите нас?

Она покачала головой. Глаза ее просветлели, и бледность пропала. Это была настоящая женщина. Сознание, что она теперь была защитницей других, заставило ее забыть о своем собственном страхе.

Шаги приблизились к двери, и мы услышали скрежет ключа, вставляемого в замок. Но прежде чем его открыли, — на наше счастье ключ с трудом поворачивался в замке, — мы успели вскочить на кровать и притаились, согнувшись в три погибели, в алькове у изголовья, где занавесь скрывала нас от стоящих у дверей.

Сбоку через щелочку я мог видеть все происходящее в комнате. В нее вошло трое, и дверь тотчас закрылась за ними: в числе их была женщина. Видама не было меж ними, и я вздохнул свободнее, но побоялся сообщить о своем открытии товарищам, опасаясь, как бы в комнате не услыхали мой голос.

Первою вошла женщина, с головы до ног закутанная в длинную накидку с капюшоном. Мадам де Паван бросила в ее сторону подозрительный взгляд, а потом, к моему изумлению, кинулась к ней на шею, перемешивая рыдания с радостными восклицаниями:

— О, Диана, Диана!

— Бедняжка, — отвечала незнакомка, гладя ее волосы и лаская ее. — Теперь ты в полной безопасности!

— Вы пришли за мною?

— Конечно, — живо отвечала Диана, продолжая ласкать ее. — Мы пришли, чтобы доставить тебя к твоему мужу. Он повсюду искал тебя. Он просто убит горем, моя малютка!

— Бедный Луи! — воскликнула жена.

— Да, бедный Луи! — повторила ее избавительница. — Но скоро ты увидишься с ним. Мы только в полночь узнали где ты скрываешься. Этим ты обязана мсье коадъютору. Он первый принес известие и предложил сопроводить меня к тебе.

— И возвратить потерянную сестру вам, — со льстивой улыбкой сказал вошедший за Дианой монах, делая шаг вперед.

Это был тот самый, ненавистный мне духовник, которого два часа тому назад я видел с Безером. Теперь, как и раньше, мне было противно его мертвенно бледное лицо. Несмотря на то доброе дело, в котором он участвовал, я с прежней ненавистью смотрел на эти сжатые, высохшие губы, на его коварные глаза, на это напускное смирение.

— У меня давно не было такой приятной заботы, — добавил он, видимо стараясь подкупить словами бедную женщину.

Но мадам де Паван питала к нему однородные с моими чувства.

Она вздрогнула при звуке его голоса и, высвободившись из объятий сестры, отступила назад. Хотя она и поклонилась ему после этих слов, но движение это было холодно и не обнаруживало благодарности. Я взглянул на лицо ее сестры — оно поражало своей красотой: я еще никогда не видел таких удивительных глаз, такого свежего рта и таких чудных золотистых волос. Даже сама Кит показалась некрасивой рядом с ней. Но прекрасное лицо это моментально приняло жестокое выражение. Минуту назад они были в объятиях друг друга. Теперь они стояли врозь, и какое-то чувство холодности и недоверия пробежало меж ними. На них как будто упала тень монаха и разъединила их.

В этот затруднительный момент на сцену выступило четвертое лицо из бывших в комнате: простой на вид, скромно одетый, человек лет шестидесяти, седовласый — до сих пор он в молчании стоял у самых дверей.

— Я уверен, — воскликнул он, и голос его дрожал от волнения и, может быть, от страха, — ваше сиятельство, вы пожалеете, что оставили мой дом! Поверьте мне! Здесь вы были в полной безопасности. Мадам д'О сама хорошенько не сознает, что она делает, иначе она не увела бы вас отсюда. Она не сознает, что делает!

— «Мадам д'О»! — воскликнула прекрасная Диана, и глаза ее метали молнии в провинившегося, а голос был полон надменного негодования. — Как смеешь ты, презренный, произносить мое имя?

Монах живо подхватил ее слова.

— Да, презренный! Действительно, презренный, жалкий человек! — повторил он, медленно протягивая свою длинную сухую руку и возлагая ее на плечо буржуа, который даже вздрогнул при этом прикосновении, словно это были когти хищной птицы. — Как смеешь ты и тебе подобные вмешиваться в дела дворян?! Разве они могут касаться тебя? Я вижу, горе висит над этим домом, Мирнуа! Большое горе!

Несчастный Мирнуа задрожал при этих словах. Лицо его покрылось смертельной бледностью, губы тряслись… И, тем не менее, он как зачарованный не сводил взора с монаха.

— Я верный сын церкви, — бормотал он, причем голос его тоже дрожал, и слова были едва слышны. — Все меня знают таким. Во всем Париже вряд ли кто скажет обо мне худое, господин коадъютор!

— Люди познаются по делам их! — отвечал монах. — Ныне наступило время, — продолжал он, возвысив голос и подняв руку с какой-то напускной торжественностью, — настал день спасения! И горе отщепенцам, Мирнуа! горе всем тем, кто берясь за плуг Господен, оглядывается назад, в сегодняшнюю ночь!

Несчастный старик совсем был подавлен этим выступлением, между тем как мадам де Паван, переводя взгляд с одного из говоривших на другого, казалось в своей ненависти к монаху готова была скорее взять сторону Мирнуа и простить его вину.

— Мирнуа говорил, что он может все объяснить, — нерешительно произнесла она.

Коадъютор моментально устремил свой жестокий взор на нее.

— Мирнуа, — сказал он мрачно, — ничего не может объяснить! Ничего! Пусть только он попробует объяснить!

И действительно, Мирнуа не произнес больше ни слова!..

— Идем, — сказал монах повелительным тоном, обращаясь к пришедшей с ним даме, — ваша сестра должна следовать за нами: дорога каждая минута.