Французский дворянин - Уаймэн Стэнли Джон. Страница 31

ГЛАВА X

Битва на лестнице

Звук этого голоса окончательно убедил меня в том, что я попал куда следует. Да и правда, кто другой, если не Френуа, мог доставить половинку монеты, которая ввела в заблуждение девушку? Уверенность эта сразу приободрила меня. Я почувствовал, что все мои мышцы стали твердыми, как сталь; глаза смелее смотрели вперед, слух стал тоньше, все чувства обострились и усилились. Как кошка, прокрался я от перил и принялся разыскивать комнату мадемуазель. Если б мне удалось освободить пленниц без всякого шума, что не трудно было бы сделать, если бы ключ оказался в замке, мы могли надеяться пройти через сени, благодаря счастливой случайности. На церковных часах в эту минуту пробило пять: вспомнив, что у меня оставалось всего полчаса, я тем более склонен был немедленно предпринять что-нибудь. Свет, который я заметил снизу, исходил из плоскодонного фонаря, висевшего на верхней площадке лестницы, при входе в один из двух коридоров, которые, очевидно, вели в заднюю часть дома. Подозревая, что Брюль имел отношение к мадемуазель, я решил, что фонарь этот был повешен ради него. Пользуясь этим указанием и твердо помня положение замеченного мною окна, я остановился перед дверью, расположенной по правую сторону коридора, шагах в четырех от площадки. Я встал на колени и убедился, что в комнате горел огонь, а в замочной скважине не было ключа. Я стал ногтями царапать дверь, сперва тихо, потом сильнее; наконец, услышал, как в комнате кто-то встал. Я приложил губы к замочной скважине и прошептал имя ля Вир.

Быстрые шаги раздались в комнате, и я услышал шепот около самой двери. Мне казалось, что я различал два голоса. Меня жгло нетерпение: не получая ответа, я по-прежнему шепотом повторил:

– Мадемуазель де ля Вир, вы здесь?

Ответа не было. Шепот прекратился. В комнате, равно как и по всему дому, царило глубокое молчание. Я сделал еще одну попытку:

– Это я, Гастон де Марсак. Слышите? Я пришел освободить вас.

На этот раз до меня донеслось какое-то восклицание удивления. Тихий голос (я сейчас же узнал в нем голос девушки) ответил:

– Что это? Кто там?

– Гастон де Марсак. Вы нуждаетесь в моей помощи?

Ее короткий ответ и сопровождавшее его радостное всхлипывание, дикий крик благодарности, напоминавший скорее проклятие, вырвавшийся из груди ее спутницы, – все это сразу показало мне, что мне были рады, рады, как никогда. Убедившись в этом, я почувствовал себя на высоте положения; готовясь мужественно встретить все, что бы ни случилось.

– Не можете ли отворить дверь? Ключ у вас?

– Нет, мы заперты, – ответила мадемуазель.

Я ожидал этого ответа. Но они объяснили, что дверь с внутренней стороны не заперта. Попросив их отойти в сторону, я встал с колен и плечом нажал на дверь. Я надеялся выдавить ее сразу, но замок не поддавался. Дверь так плотно прилегала к косякам, что всякая попытка приподнять ее также оказалась бы тщетной. С минуту я в смущении смотрел на крепкие доски, совершенно расстраивавшие мои планы. Но вот я вспомнил, что около стены, на верхней площадке, был крепкий деревянный стул. Стараясь не делать шума, я перенес его к дверям и поставил к противоположной стене, как опору для ноги. Теперь я всей своей тяжестью навалился на дверь – и доска, на которую я налег, поддалась и с треском разломилась надвое: треск этот прозвучал по всему пустому дому и, по всей вероятности, слышен был даже на улице.

Достиг он и слуха людей, сидевших внизу: я слышал, как они шумно вышли из комнаты и остановились в сенях, то прислушиваясь, то громко разговаривая. Но минуту спустя они отправились назад, а я вернулся к своей задаче. Я надеялся, что еще одним ударом, направленным несколько ниже, мне удастся довести до конца начатое дело. Чтобы быть более уверенным, я нагнулся и плотнее придвинул стул к стене. Поднимаясь, я вдруг заметил, как что-то бесшумно поднялось в нескольких шагах от меня: над верхней ступенькой лестницы появилась голова человека, очутившаяся теперь лицом к лицу со мной. Глаза наши встретились: я понял, что меня накрыли. Незнакомец повернулся и в испуге бросился вниз по лестнице.

Теперь уж мне нечего было заботиться о соблюдении тишины. Размышлять было некогда. Плотно прижавшись к двери, я налег на нее изо всех сил; но мешала ли мне торопливость, или какая-либо другая причина, замок не поддавался. Стул поскользнулся, и я с грохотом растянулся на полу в ту самую минуту, как весть о моем присутствии дошла донизу.

Вскоре там, в людской, раздался слабый крик, а затем вопль ужаса, бряцание оружия, взрыв проклятий и ругательств. Переполошившиеся мерзавцы, схватив оружие, с шумом пробежали по каменным плитам и мчались вверх по лестнице. У меня оставалось еще время сделать последнюю отчаянную попытку. Поднявшись с пола, я схватил стул за две ножки и дважды ударил им в дверь – в ту доску, которую я раньше расколол. Но замок все-таки не поддался; а у меня не было времени нанести еще удар. Негодяи уже успели пройти первую половину лестницы. Я бросил ненужный стул, схватил свой обнаженный меч, лежавший рядом, выскочил на площадку и остановился там в выжидательном положении.

Плоское дно фонаря у входа в коридор бросало глубокую тень на то место площадки, которое приходилось непосредственно под ним; ступеньки лестницы были, наоборот, освещены ярко. Оставаясь в тени, я достигал концом своего меча края лестницы и мог свободно действовать им, нимало не стесняемый перилами. Тут я и остановился с чувством злобного удовольствия, в то время как Френуа с тремя товарищами взбегали по последнему пролету.

Безобразное лицо Френуа казалось еще безобразнее от большого куска пластыря, покрывавшего то место, в которое я ударил его рукояткой мена во время нашего столкновения в Шизэ; а ненависть, которую он питал ко мне, сообщала его взгляду какое-то особенное злорадство. За ним шел глухой Матфей, свирепость и тупоумие которого не раз вызывали мой гнев во время нашей поездки. Два незнакомца, которых я видел внизу, составляли прикрытие. Из всех четырех последние двое, казалось, более других горели нетерпением вступить в схватку и, не загороди им Френуа дороги, мы померялись бы оружием без всяких предисловий.

– Стой! – крикнул он с проклятием, отбрасывая одного из них назад и обращаясь ко мне. – Так вот оно что, друг мой! Это вы!

Молча, с беспредельным презрением, смотрел я на него, не поднимая даже меча, хотя внимательно следя за ним.

– Что вы здесь делаете? – продолжал он, возвышая голос.

Я не отвечал ни слова и не двигался с места, смотря на него сверху вниз. В высшей степени грубый и нетерпеливый, он начал злиться. Кроме того, он еще настолько сохранял сознание дворянина, что чувствовал мое презрение и испытывал от него жгучую боль. Он сделал шаг вперед; лицо его пылало;

– Ах ты, нищий сын чудовища! – вдруг разразился он, сопровождая эти слова градом грязных ругательств. – Заговоришь ты наконец или хочешь, чтобы мы закололи тебя на месте? Если мы только начнем, милейший, то уж доведем дело до конца! Говори, если имеешь что сказать, и…

Не стану приводить здесь до конца его грязной речи. Я все еще не говорил ни слова и не двигался с места, – упорно глядя на него, хотя мне было неприятно, что находившиеся в комнате женщины могли услышать его брань. Он сделал последнюю попытку.

– Слушайте, дружище! – сказал он, вновь забывая свой гнев или делая вид, что забывает его. – Если дело между нами дойдет до схватки, вам не будет пощады. Но ради тех дней, когда мы вместе служили принцу Кондэ, я готов сделать вам уступку. Ступайте! Мы пропустим вас. Я не сделал бы этого ни для кого другого в вашем положении, Марсак.

Внезапное движение и тихое восклицание в комнате позади меня показывали, что слова его были слышны и там. Вслед за тем до меня донеслись шум трескающегося дерева и чье-то быстрое дыхание, указывавшее на усиленную работу: я понял, что женщины боролись с дверью, быть может, пытаясь увеличить отверстие. Я не смел, однако, оглянуться назад и по-прежнему отвечал негодяю молчаливым презрением, не спуская со стоявших передо мной людей смелого, неусыпного, твердого взгляда, готовый каждую минуту отразить нападение. И недаром ждал я его. После минутного колебания, словно готовясь отступить, вся орава вдруг, без всякого предупреждения, бросилась на меня. К счастью, только двое могли напасть одновременно и Френуа не был в числе той пары, которая первая бросилась вверх по лестнице. Один из незнакомцев теперь наступал на меня. Матфей делал вид, что следует за ним, в действительности же выжидал случая подбежать ближе и покончить со мной в рукопашной схватке. Эта схватка длилась всего полминуты. Мною овладела неистовая радость, когда я услышал звон стали и убедился, что недаром надеялся на силу своей руки и выгоду занятой позиции. Мне не трудно было справиться с моими противниками.