Звездный врач - Уайт Джеймс. Страница 77

– Да, доктор, – отозвалась кельгианка, однако шерсть её выражала сомнения и неодобрение. Ряд глухих ударов по полу подсказал Конвею, что Торннастор снова нервно топает ногой.

– Прошу прощения за то, что прервал вас, – сказал Конвей тралтану. – Я как раз собирался сказать, что возможна полная иммобилизация пациента на время операции без какого-либо ощутимого вреда для него. Соображения мои продиктованы с учетом того, что происходит до, во время и после хирургических вмешательств при полостных операциях существ, которым в отличие от ФСОЖ свойственно периодическое бессознательное состояние, известное под названием сна. В этих случаях…

– Им вводят транквилизаторы, дабы снять тревожное ожидание операции, – не выдержал Торннастор, продолжая притопывать ногой, – во время вмешательства вводят обезболивающие средства, а после операции следят за возвращением обмена веществ и важнейших функций в норму. Это элементарно, Конвей.

– Естественно, – отозвался Конвей. – И я надеюсь, что и в данном случае решение элементарно. – Он на миг умолк, чтобы упорядочить свои мысли, затем продолжал:

– Вы не станете спорить с тем, что обычный пациент даже под сильнейшими анестетиками протестует против имеющего место хирургического вмешательства. Пребывай Защитник в сознании, он бы сделал с нашей хирургической бригадой то, что ему хочется сделать: всех перебил бы или удрал бы от них, как от реальной угрозы. Даже под действием анестезии обычный пациент бессознательно реагирует на тяжелейший стресс, в его организме вырабатывается собственный эквивалент адреналина, нарастает количество крови, сахара и кислорода. Пациент готов драться или бежать. А наш Защитник этим состоянием наслаждается – если так можно выразиться – постоянно. Он постоянно дерется или спасается бегством, потому что на него все время кто-то нападает.

Торннастор и Мерчисон не спускали с Конвея глаз, но молчали.

– В связи с тем, что мы демонстрируем Защитнику трехмерные картинки его родной планеты, изобилующие леденящими кровь подробностями, – продолжал он, – и в хирургическом плане совершим нападение на него с яростью, доселе ему неведомой, я надеюсь обмануть и его самого, и его эндокринную систему. Он поверит в то, что его конечности брыкаются, что он либо отбивается от атаки, либо пытается убежать. Ведь в конце концов он пытается высвободить свои щупальца из-под скоб и усилия прикладывает недюжинные.

Итак, – продолжал излагать свою идею Конвей, – наше нападение на Защитника будет заключаться в проведении операции кесарева сечения панциря, а не абдоминальной области. И притом без анестезии. Думаю, боли мы ему доставим предостаточно для того, чтобы он забыл о том, что его туловище неподвижно – по крайней мере на то время, пока будет длиться операция, а она будет недолгой.

Мерчисон смотрела на него, и лицо её стало белым, как её халат. До Конвея дошел весь смысл того, что он только что сказал. Ему стало неловко и стыдно. Эти слова полностью противоречили тому, чему его учили – его, врача, призванного приносить пациентам как можно меньше боли. «Порой, чтобы быть добрым, приходится быть жестоким», – так кто-то сказал ему однажды. Наверняка тот, кто это говорил, такой жестокости не имел в виду.

– Человеческий компонент моего сознания, – медленно проговорил Торннастор, – содрогается при мысли о таком неслыханном злодеянии.

– Мой человеческий компонент, – огрызнулся Конвей и в сердцах стукнул себя по груди, – испытывает те же чувства. Вот только донору вашей мнемограммы никогда не приходилось принимать роды у Защитника.

– Никому не приходилось, – уточнил Торннастор.

Мерчисон собралась было что-то сказать, но тут их разговор был прерван.

– Родовой ход начал расширяться, – сообщила Старшая сестра-кельгианка. – Отмечается небольшое изменение положения плода.

– Эмоциональное излучение обоих существ близится к пику, – послышался из коммуникатора голос Приликлы. – Долго ждать нельзя, друг Конвей. Как правило, вашему клиническому мышлению стоит доверять.

«Вот умница, всегда скажет что-нибудь приятное», – с благодарностью подумал Конвей, следуя впереди Торннастора к операционному столу.

Сначала они осмотрели живот Защитника, подойдя к нему как можно ближе, но стараясь не угодить под удары его яростно брыкающихся ног и заостренный железный прут худларианина-санитара, которым тот тыкал в щупальца пациента, имитируя нападение маленьких острозубых хищников. Мышцы Защитника непрерывно сокращались. Щель родового хода медленно удлинялась и расширялась.

Для записи Конвей сообщил:

– Новорожденный появится на свет не через это отверстие. Как правило, кесарево сечение требует произведения длинного надреза в абдоминальной области, и через этот надрез извлекается плод. Такая процедура в этом случае противопоказана по двум причинам. Пойди мы на нее, нам пришлось бы повредить несколько бедренных мышц. Поскольку это существо не ведает покоя, конечности у него после надрезов не срастутся, не зарастет и послеоперационная рана. Кроме того, в этом случае мы производили бы сечение в опасной близости от двух желез, которые, как мы знаем почти наверняка, ведают выделением секрета, ликвидирующего предродовую парализацию плода и вызывающего у него гибель разума. И та, и другая железа, как вы видите на мониторе сканера, соединены с пуповиной и находятся в напряженном состоянии. Их содержимое переносится к плоду на более поздней стадии родов. При проведении традиционной операции кесарева сечения существу этого вида практически неизбежно произойдет преждевременное сокращение этих желез, и встанет под угрозу сама цель операции – извлечение разумного Нерожденного. Поэтому придется пойти на более трудоемкий вариант: вскрыть панцирь под таким углом, чтобы свести контакт с внутренними органами к минимуму.

Покуда Старшая сестра переворачивала Защитника на бок, движения его были беспорядочными. Но теперь сканер показывал неуклонное движение плода к родовому ходу. Конвей заставил себя спокойно обойти операционный стол, в то время как ему хотелось рвануть с места в карьер. Убедившись, что Торннастор и Мерчисон заняли свои места, он сдержанно распорядился: