Хозяин - Уайт Теренс Хэнбери. Страница 7

Мужчина был загорел, лыс, и на округлом лице его светилась очаровательная улыбка (зубы вставные). Мелодичным голосом он объявил:

— Доброго утречка, детки. Как насчет ням-ням?

Дети возмущенно уставились на него, ибо по их меркам «детки»и «нямнм» были едва ли не хуже стреляющего Китайца. Если бы этому мужчине да нацепить ватные усы, из него получился бы отличнейший Санта Клаус. Голосок у него был, как у кукушки, но вроде бы добрый.

Светским тоном Джуди произнесла:

— Заходите.

Неестественность его голоса заставила и ее вести себя неестественно.

— С добрым утром.

— Доброго утречка, голубки, — сказал он. — Доброго утречка, милые крошки. Наилучшего утречка желает вам Бравый Бен Бакштаг.

— Кто?

— Кто как не я, детки, — так тут зовут старого Весельчагу.

Никки решил опустить предисловия и требовательно спросил:

— Где Шутька?

— А не будет ли ваша честь так благолюбезна открыть мне, кто она, эта Шутька, и где этой Шутьке положено быть?

— Где наша собака?

— О, это есть вопрос.

Никки побелел и попросил:

— Пожалуйста, ответьте мне немедленно, где она?

— Ага! — сказал Бравый Бен Бакштаг или Весельчага, или кто бы он ни был. — А теперь, детки, послушайте-ка меня, старого турка! Что мы здесь имеем? Мы имеем тосты-посты, столь возбуждающие юный аппетит, а на этом блюде — с правого борта — яичница с беконом и со шкварками из наилучшей консервной банки. Право, вы могли бы сказать, что такого и царь не едал, когда у нас побывал, и все это приготовил вам ласковый Бонио или Джек Утешитель, как называют его сотрапезники.

— Где Шутька?

— А вот и мармеладик…

— Наша собака…

— Ах, это жестокий вопрос, — ответил ласковый Бонио, приобретший вдруг австралийский акцент, и кланяясь, и потирая мягкие ручки, кивая, приседая и расточая улыбки, отступил назад, в коридор.

Дверь за собой он запер.

— Скотина!

— Может, ему не велели нам говорить?

— А может, он и сам не хотел.

— Если кто-нибудь убивает твою собаку, так он потом всегда говорит, будто отдал или продал ее, или отослал в один хороший дом, вообще выдумывает какое-нибудь гнусное вранье в этом роде.

— Не стоит об этом, Джуди. Мы же не знаем, мертва она или жива. Может быть, эти, в комбинезонах взяли ее к себе. Моряки и всякие такие люди любят держать разных зверушек. Я вот точно знаю, что на лайнерах запрещается держать собаку в каюте, и она живет внизу, у мясника какого-нибудь, и он за ней присматривает.

— Она там, наверное, мучается.

— Если бы нам удалось выбраться из палаты, — воскликнул Никки. — Поспорить готов, что яхта до сих пор здесь, и все нас ищут. Они не ушли бы, не попытавшись нас отыскать. Должен же быть какой-то способ дать им знать о себе. Хоть бы окно здесь было!

— А как по-твоему, нельзя попытаться подкупить этого Бонио или как его там?

— Чем это, интересно?

— Ну, мы могли бы пообещать, что папа ему заплатит.

— Тогда уж не папа, а дядя Пьерпойнт, у папы и денег-то нет никаких.

— Дядя Пьерпойнт мог бы заплатить ему долларами. Доллары в Англии ценятся.

— Пожалуй, стоит попробовать.

— Давай ему скажем, что ты маркиз, вдруг это поможет.

Немного погодя, он спросил:

— Джу, а кто его подкупать-то будет, ты? Я, вроде, не знаю, как это делается.

— Я.

Она была беспринципна и не стеснялась в выборе средств, а Никки был как-никак лордом.

— Надо предложить им выкуп за нас.

— Похищенные! — аппетитно выговорил он. — Совсем как в Чикаго. А иногда они еще убирают тебя, как опасного свидетеля.

Однако попытка подкупа не увенчалась успехом. Когда тот же добряк снова принес им еду, он только улыбался, совершенно как кошечка. Разговаривать с ними он не пожелал. Что бы они ни говорили ему, он лишь улыбался и улыбался и вообще вел себя, как последний мерзавец.

Время после полудня тянулось долго и скучно, и детей охватило чувство, будто их в наказание оставили в школе после уроков. Они обшарили унылую, смертельно-белую палату, которая могла бы показаться более пригодной для обитания, если бы ее выкрасили, ну, хоть в кремовый цвет, что ли, да уж если на то пошло, так в какой угодно, только не в белый, — белый это вообще не цвет. Джуди обратила внимание на то, как скруглены в ней все углы, — чтобы легче было подметать, — а на Никки произвела впечатление геометрическая точность, с которой была уложена плитка.

— А вот интересно, сколько комнат в этой скале?

— В тот коридор их много выходило.

— И лифт у них большой.

— Чтобы все это соорудить нужны целые века.

— Я еще мог бы понять, — добавил Никки, — если бы они понаделали тут пещер, взрывая скалу динамитом или еще чем, но тогда стены были бы грубые, как в угольной шахте, а у них тут все устроено совсем как в общественной уборной. Тьфу! Вот именно на нее и похоже. Так ведь чтобы столько нагородить, нужны миллионы людей. Наверняка народу здесь больше, чем мы с тобой видели.

— Слушай, а может они тут что-нибудь производят, может быть, у них здесь фабрика? Фальшивки какие-нибудь изготавливают или опиум варят?

— Уж тогда, скорее, атомные бомбы.

— А это возможно?

— Я думаю, нет. Чтобы делать атомные бомбы нужны богатства целой страны. Вроде России.

— Так они, может, и есть русские.

— Пока мы тут никаких русских не видели.

— А Бонио кто?

— Притворяется ирландцем, но по-моему, он совсем не ирландец, а ты как думаешь?

— Он, вроде, с виду добрый.

— Скотина он, вот он кто.

— Ну, ты же не знаешь, скотина он или нет. В конце концов, это он нам еду приносит.

— Ай, да он скорее всего стюард какой-нибудь. У него руки сальные.

— Каким же им еще быть, если он стюард? Наверное, ему приходится мыть посуду.

— Во всяком случае, мне он не нравится. Будь он порядочным человеком, он нам сказал бы про Шутьку.

— А он может и не знать про нее.

— Ну ладно, ладно.

После угрюмой паузы Джуди сказала:

— Может быть, он такой же пленник, как мы. Как по — твоему, они нас всю жизнь здесь продержат?

Однако ужин, когда он, наконец, наступил, принес им новую пищу для размышлений. Ужин был как в заурядном ресторане — черничный джем из консервной банки, которого дети терпеть не могли, мороженое с персиками, только не свежими, а тоже консервированными и совершенно бесценный кларет, ни больше ни меньше, вкусом напоминавший чернила. Ужин им подал безмолвный Бонио, облаченный в белую куртку. Руки у него дрожали.