Меч в камне - Уайт Теренс Хэнбери. Страница 27

— Какого черта они там делают?

— Слушай, — ответил Варт.

Они повторяли речь, слово в слово.

Видимо, ни один из них не умел ни читать, ни писать, но слушать и запоминать они научились. Таким-то способом Робин и поддерживал связь во время ночных набегов, — зная, что каждый его человек выучил наизусть то, что известно их предводителю, — и потому-то он мог при необходимости дозволить каждому из своих людей действовать в одиночку.

После того как люди Робина повторили данные им наставления и ни один не запнулся, воспроизводя его речь, они получили боевые стрелы, по дюжине каждый. Наконечники у этих стрел были тяжелее обычного и заточены, словно бритвы, и оперенье эти стрелы имели крупное, прямоугольное. Затем был произведен осмотр луков, и на двух-трех пришлось сменить тетиву. Затем наступило молчание.

— Ну так вперед! — весело крикнул Робин.

Он взмахнул рукой, и его люди, улыбаясь, приветственно подняли луки. Затем вздох, шелест, треск неосторожного сучка, и поляна вокруг гигантской липы оказалась такой же пустой, какой была до появления в этих местах человека.

— Пошли со мной, — сказала Мэриан, положив мальчикам руки на плечи. Пчелы жужжали в листве у них за спиной.

Шли они долго. Рукотворные прогалины, крестом сходившиеся к липе, уже через полчаса сошли на нет. После этого пришлось пробиваться через девственный лес. Это было бы не так уж и трудно, если бы можно было действительно пробиваться, но предполагалось, что они должны двигаться бесшумно. Мэриан показала им, как пробираться бочком, там одним, тут другим, как мгновенно останавливаться, когда тебя цепляет ежевика, и терпеливо выпутываться из нее, как осмотрительно ставить ногу и переносить на нее вес, уверясь, что под нее не попало никакого сучка, как с первого взгляда отличить место, пройти через которое будет легче всего, и как поддерживать что-то вроде ритма в движении, который поможет им, несмотря на все препятствия. И хотя по обе стороны от них около сотни мужчин двигались к той же цели, слышали они только себя.

Поначалу мальчики испытывали недовольство тем, что их отдали под начало женщине. Они предпочли бы идти с Робином и думали, что оказаться в подчинении у Мэриан — это все равно как быть отданными на попечение гувернантке. Вскоре они поняли, что ошиблись. Она возражала против их участия, но теперь, когда решение было принято, относилась к ним, как к сотоварищам. А быть у нее в сотоварищах оказалось делом нелегким. Прежде всего, они бы не угнались за ней, если бы она не останавливалась, чтобы их подождать. Она обладала способностью передвигаться на четвереньках или даже ползти, подобно змее, почти с тою же скоростью, с какой им удавалось передвигаться на ногах, а кроме того, она была искусным воином — в отличие от них. Она была настоящей подругой разбойника, если не принимать во внимание длинных волос, которые большинство разбойничьих жен предпочитало в те времена стричь коротко. Одним из советов, данных ею перед тем, как закончились все разговоры, был такой: когда стреляешь в битве, целься вверх. Низкая стрела ударяется оземь, пущенная повыше, может убить кого-то во второй шеренге бойцов.

— Если придется жениться, — думал Варт, вообще-то сомневавшийся в этом, — женюсь на такой вот девушке, похожей на золотую лисицу.

Мальчики того не знали, но Мэриан умела ухать в кулак по-совиному и пронзительно свистеть, притиснув язык к зубам и сунув два пальца в рот; она могла приманить к себе какую угодно птицу, изобразив ее зов, и по большей части понимала их нехитрый язык, — она, например, понимала крики синиц, предупреждающие о приближении ястреба; она дважды попадала из лука в цель, в которую Робин попадал трижды, и умела пройтись колесом. Но в настоящий момент ни одно из этих умений не требовалось.

Быстро сгущались сумерки, — опускался один из первых осенних туманов, — и в смутном лесу перекликались друг с дружкой члены еще не распавшейся семьи неясытей: «кивик», — пищала молодежь, а старики отвечали надлежащим: «хуруу, хуруу». Крики «ту-вит, ту-вуу», коих поэты ожидают от сов, являются на самом-то деле кличем, издаваемым совершенно определенным семейством птиц. Чем труднее становилось разглядеть ежевику и иные препятствия, тем вернее мальчики угадывали их. Странно, но Варт обнаружил, что по мере того, как лес умолкает, ему удается двигаться со все большим, а не меньшим беззвучием. Вынужденный полагаться на одни только осязание и слух, он обнаружил, что с их помощью ему управляться легче и что он способен передвигаться и быстро, и тихо.

Уже близко к вечерне, или, как мы бы сказали, в исходе девятого часа, — и они отшагали по трудному лесу не меньше семи миль, — когда Мэриан тронула Кэя за плечо и указала ему в синюю тьму. Они уже видели в темноте, насколько это доступно человеческим существам, и во всяком случае лучше, чем любой из нынешних горожан, и потому различили перед собой расколотый дуб, к которому лесные навыки Мэриан вывели их после семимильного марша по непролазной чащобе. Не сговариваясь, они мгновенно решили подобраться к нему так тихо, чтобы даже солдаты их собственной армии, возможно, уже ожидавшие здесь, не узнали об их появлении.

Но человек неподвижный всегда в преимуществе перед движущимся человеком, и едва они добрались до крайних корней, как коснулись их плеч дружеские руки, легко, словно перышки, прихлопнув по спинам, и направили туда, где можно было присесть. Корни дуба оказались густо населены. Чувство было такое, что они попали в стаю скворцов или грачей, устроившихся на ночлег. В ночной таинственности сотня мужчин дышала вокруг Варта, и звук их дыхания походил на переливистый шелест нашей собственной крови, когда мы, бывает, читаем или пишем в одинокие, ночные часы. Темное, тихое чрево ночи поглотило их окончательно.

Вскоре Варт обнаружил, что кузнечики еще выводят свои трели, тонкие, почти за пределами слуха, похожие на скрип летучей мыши. Они поскрипывали один за другим. Поскрипывали они до тех пор, пока Мэриан не скрипнула троекратно, сотой, — за себя и за мальчиков. Разбойники были в сборе, наступило время двигаться дальше.

Послышался шорох, словно бы ветер шевельнул последние листья девятисотлетнего дуба. Затем мягко ухнула сова, пискнула полевая мышь, гукнул кролик, лис тявкнул во тьме, гулко, словно кашлянул лев, и летучая мышь свистнула над их головами. Вновь зашелестела листва, теперь она шелестела подольше, можно было бы досчитать до ста, а затем девицу Мэриан, — это она подражала кролику, — обступил ее отряд, двадцать два человека. Варт ощутил, как мужчины по бокам от него взяли его за руки, они встали кругом и вновь заслышался стрекот кузнечиков. Стрекот шел по кругу, по направлению к Варту, и когда последний кузнечик потер одной ножкой о другую, мужчина справа от Варта сжал его руку. Варт стрекотнул. Сразу следом то же проделал мужчина слева и тоже сжал ему руку. Итак, двадцать два кузнечика из отряда девицы Мэриан были готовы к последнему скрытному переходу.

Кому-то этот переход мог бы показаться кошмаром, но Варт наслаждался им. Он упивался ночью, ощущая себя бестелесным, безмолвным, вездесущим. Он чувствовал, что может подойти к кормящей крольчихе и ухватить ее, пушистую, бьющуюся, за уши еще до того, как она почует его. Он чувствовал, что может проскочить между ног у идущих пообок его мужчин или вытянуть у них из ножен сверкающие кинжалы, и они пойдут дальше, ничего не заметив. Восторг ночной сокровенности, словно вино, растворился в его крови. И впрямь, он был настолько мал и молод, что мог перемещаться с тою же неприметностью, что и воины. Возраст и вес придавали им грузности при всех их лесных уменьях, его же юность и легкость наделяли его подвижностью даже в отсутствие их мастерства.

Переход, хоть и опасный, оказался нетрудным. Заросли поредели, слишком звучный папоротник редко попадался на здешней болотистой почве, так что двигаться можно было в три раза быстрее. Они шли, как во сне, не нуждаясь в водительстве совиного уханья или писка летучей мыши, и некий необходимый ритм, сообщенный им спящим лесом, держал их вблизи друг от друга. Одни из них томились страхом, другие желали отомстить за товарищей, третьи как бы лишились тел и, крадучись, двигались, будто во сне.