Отдохновение миссис Мэшем - Уайт Теренс Хэнбери. Страница 9

Наконец, Школьный Учитель возвратился.

– Народ, Мадам, – смущаясь, произнес он, – внезапно вспомнил, что среди Наций, населяющих цивилизованные Области земного Глобуса, Сделки подобного Рода подразумевают Оплату. Четыре сотни Спругов, Мадам, Ваша Честь, Мисс, – вот все Сокровища, кои нам удалось вывезти из нашей несчастной Страны, и их мы храним как Память о нашем прежнем Величии…

Что такое спруги, Мария знала. С тех самых пор, как ей удалось обнаружить Народ, она запоем читала знаменитые «Путешествия», и потому ей было известно, что спруги – это золотые монеты древней Лиллипутии, не превосходящие величиною маленькой блестки.

– Боже мой, – сказала она. – Но ведь это подарок. Никто ничего не должен платить. Я выгребла деньги из моей копилки, а Профессор все купил, вот разве мисс Браун об этом пронюхает и сживет меня со свету. Мы отдаем вам все это даром, в знак нашей любви.

– Подарок, Мадам, – промолвил Школьный Учитель с неожиданным пафосом и уронил в правый рукав слезу, подобную мельчайшей капле росы, спадающей с паутины, – Дар, отличающийся подобным Великолепием, – он сронил еще три слезы, – который, после всех этих Лун, Мадам, Ваша Честь, Мисс, Подарок, который…

И бедняга зашелся плачем. Слишком много потрясений выпало на его долю в тот день.

Мария, умница, отвернулась и ушла, дав им возможность прийти в себя.

Глава VII

Мигрени мисс Браун растягивались иногда на три дня: один требовался на обзаведение мигренью, другой – на лечение, и третий – на то, чтобы оправиться от последствий лечения. Благодаря этому обстоятельству, наша героиня смогла посетить остров в третий раз.

Это посещение совсем не походило на прежние.

Она едва пришвартовалась к лиственнице и увидела, что колючие ежевичные плети вновь перекрыли проделанный ею проход, как плети стали вдруг сами собой подниматься. В прошлый раз, после того, как она удалилась, проход пришлось перекрыть из страха перед другими человеческими существами, однако маленький Народ прикрепил к ежевичным плетями множество сплетенных из конского волоса веревок, за которые теперь рьяно ухватилась отборная команда техников. Через минуту перед Марией открылась широкая дорога.

Она поклонилась техникам и пошла к храму, но, едва достигнув лужайки, остановилась, как вкопанная.

На трех сторонах мощеной площадки храма в полном молчании стоял Народ лиллипутов. На канатиках конского волоса, натянутых между колоннами, трепетали гроздья красных, зеленых и желтых флажков. В центре развевалось знамя, в котором Мария признала государственный флаг Англии, даром что диагональные красные полоски на нем отсутствовали. Настоящий «Юнион Джек» был учрежден через много лет после того, как завершилась эпоха Хогарта, хотя Мария об этом не знала. Под стародавним флагом стоял небольшой оркестр – странноватый оркестр восемнадцатого столетия с флейтами, скрипками и барабанами. При появлении Марии толстый капельмейстер взволновался, взмахнул руками, и грянула музыка. Оркестр играл «Британских гренадеров»!

Мария стояла неподвижно, пока мелодию не проиграли дважды от начала и до конца, – конский волос смычков пиликал по струнам из мышиных жил, весело переливались под белыми пальцами камышовые флейты, и гром желудевых барабанов раскатами валил по площади. После того, как отзвучала последняя нота, Мария, вдохновленная воспоминанием о плененной ей лиллипутке, со всем искусством, на какое была способна, присела в реверансе. Она помнила, что реверанс исполняется медленно и если учесть, что этот был самым первым в ее жизни, получился он просто замечательно.

Подняв голову, Мария увидела картину, которую иначе, как чудесной, и назвать было нельзя. Все маленькие женщины также присели в реверансе, да так и остались! Каждый маленький мужчина выставил вперед левую ногу, правую согнул под прямым углом к левой и склонился перед Марией, или вернее, как говаривали в прежние дни, «сделал ей ножкой».

Когда лиллипуты с тихим шелестом распрямились, капельмейстер описал палочкой несколько замысловатых парабол, грозно грянули барабаны, и оркестр, наигрывая «Остров честный, остров тесный», перестроился и расступился, обнаружив Главный Сюрприз, до поры до времени скрытый спинами оркестрантов.

Сюрприз же был вот каков: во-первых, не превосходящий величиною наперстка винный бочонок со сбитым верхним донышком, во-вторых, зажаренный целиком и помещенный на три зеленых лавровых листа бычок, в-третьих, шесть хлебов из травяного семени, размером с грецкий орех каждый, и в последних, одна из ее собственных шоколадок, сохраненная специально для этого случая, хотя лиллипуты с преогромным наслаждением съели бы сей раритет сами.

Они приглашали ее отобедать.

Мария была очарована настолько, что не нашла никаких слов. Поэтому она отпустила еще один реверанс, поскромнее, царственно взошла по ступеням и опустилась на колени, дабы отведать предложенных яств.

Вино оказалось из бузины (вкуснее Профессорского), мяса бычок нагулял не меньше, чем молодая куропатка, свежевыпеченный хлеб был хорош необычайно. Пока Мария обедала, Народ в напряженном молчании стоял вокруг, не упуская ни малейшей подробности, но при этом твердо помня, что не следует ни произносить «Ооо», ни позволять себе Замечаний Личного Свойства относительно величины зубов и прочего.

Едва Мария покончила с едой и задумалась, прочитать ли ей благодарственную молитву или просто встать, как Школьный Учитель, назначенный присматривать за соблюдением всеми присутствующими положенных приличий, взмахом руки дал ей понять, что подыматься с колен пока еще рано. Несколько женщин проталкивались через толпу с какой-то тяжелой ношей, внешне похожей на свернутый корабельный парус. Как мы сейчас увидим, это он самый и был. Мария осталась на прежнем месте и сверток положили к ее ногам. Дюжина торопливых рук развернула его.

Сверток оказался носовым платком.

Народ постарался выбрать ей в подарок что-нибудь покрепче, – точь в точь как Профессор норовил выбрать для Народа подарки поменьше, – этот платок был не таким тонким, как обычные, льняные платки. Ткань его более походила на плотную марлю. Но самое замечательное – по краешку платка шли девизы, вышитые крестиком, тончайшей зеленой и желтой шерстяной нитью.

Девизы гласили:

Скромный Подарок Нашей Женщине-Горе +

От Граждан Города Лиллипутов В Изгнании

+ С Пожеланиями Долгого Здравия и

Благополучия + Боже, Храни Короля +

Они, должно быть, трудились всю ночь напролет, чтобы поспеть его вышить.

Мария обнаружила, что ее одолевает слабость, не так давно постигшая Школьного Учителя. Она сказала:

– Ах, какой прелестный платочек! Это чтобы сморкаться?

И не откладывая дела в долгий ящик, ибо боялась, что лиллипуты заметят в ее глазах нечто, похожее на слезы, Мария сунула нос в платок и высморкалась.

Успех она имела необычайный. Все до единого разразились уважительными рукоплесканиями, – они сроду не слышали подобных трубных раскатов, – а какой-то мальчишка, ударившийся было в рев, получил подзатыльник, и поделом.

– Последний Девиз, – пояснил Школьный Учитель, – сохранился в наших Архивах со Дней Капитана Джона Бидля. Это Капитан обучил наших Прародителей произносить его, дабы позабавить ваших, Мадам, Соотечественников, каковое Обстоятельство и позволило нам проникнуться Надеждой, что Девиз сей придется вам по Душе.

– Как вы милы, – сказала Мария, вытирая один глаз, – как это мило с вашей стороны, заботиться о том, что придется мне по душе, а что не придется.

– И конечно, – прибавила она, высморкавшись вторично, – король тоже был бы в восторге.

По окончании этой чувствительной сцены Школьный Учитель сообщил Марии, что на него возложены обязанности ее гида. Ему предстоит показать ей все, что она захочет увидеть, и дать любые объяснения, каких она только потребует, и он надеется, что их Домоустройство при всей его Простоте, сумеет пробудить в Марии некоторый Интерес. Мария ответила, что не пожалеет Сил, дабы показать себя достойной их Доверия и Уважения, – Господи, подумала она, и я перешла на заглавные буквы, – и повторила, обращаясь к толпе, что будет хранить их тайну. Лиллипуты, услышав это обещание из ее собственных уст, воззрились на нее с надеждой, но и с некоторым томлением, – они еще слишком мало знали Марию, чтобы питать уверенность, что она выполнит данное ею обязательство. Им только и оставалось, что надеяться на лучшее. Сказать по правде, больше всего лиллипутов тронул отпущенный Марией реверанс. При всей их малости, им нравилось уважительное к ним отношение – даже со стороны Горы, – и вежливость новой великанши произвела на них самое благоприятное впечатление.