Трави трассу! - Уайт Тони. Страница 6

Уилл решил спуститься до Бродвей-маркет и купить еды по дороге в сквот. По дороге он заметил, что собака, сидевшая в парке в ярдах пятидесяти или около того от него, встала и засеменила за ним следом. Уилл остановился и с удивлением заметил, что собака остановилась тоже. Снова повернувшись в сторону рынка, Уилл решительно зашагал вперед, на сей раз уже не оглядываясь. Он не видел, что собака встала и пошла за ним, поскольку знал, что так она и сделает.

Уилл направился прямо к булочникам Бродвея, где купил несколько рогаликов и чашку чая. Устроившись за столом, Уилл жадно вгрызся в рогалик. По сравнению с затхлым, зачастую плесневелым хлебом, какой подавали в тюрьме, этот сухой хрустящий рогалик казался поистине даром кельтских богов. Залив хлеб чаем, сдобренным парой ложек с горкой сахара, и убрав последний рогалик в карман, он двинулся дальше, остановившись по дороге у ларька с фруктами, чтобы купить пару яблок на десерт.

Повернувшись снова к парку, он обнаружил, что собака сидит у дверей паба «Кошка и овца» на углу. Насколько он мог разобрать, это была какая-то беспородная дворняжка – маленькая и с длинной лохматой и нечесаной шерстью. Собака, наверное, каталась в траве, поскольку в шерсти у нее запутались опавшие листья. Когда Уилл подошел поближе, собака вскочила на ноги, чтобы потереться носом о его штанину, потом повернулась идти рядом с ним, будто знала команду «к ноге».

– Здравствуй дружок. А ты симпатяга, а?

Уилл присел, чтобы погладить брата своего меньшего. Он потрепал спутанную шерсть на голове пса, потом обеими руками погладил морду. Тут Уилл заметил что-то на шее собаки. Осторожно приподняв собачью морду, он обнаружил на беспризорном псе простой кожаный ошейник. С ошейника свисала архаичного вида подвеска. Сработанная из тусклого металла, она изображала какое-то драконоподобное существо, заключенное в сложный кельтский узел.

Внезапно Уилл догадался, кому принадлежала эта собака.

– Так куда же она подевалась? – спросил он, поглаживая голову собаки. – Ты тоже ее потерял? Похоже, тебе стоит пойти со мной, дружок.

Когда Уилл и его новообретенный друг свернули с Мэр-стрит на Уэлл-стрит, перед ними открылось удивительное зрелище. Все здания по южной стороне улицы были заняты. И со всех крыш свисали транспаранты протеста против трасы. За местом, где раньше находился «Теско-маркет», – рынок, как понял Уилл, был снесен, чтобы расчистить место для какой-то дробилки или катка обменника-транспортера, – раскинулась пустошь. На высоте человеческого роста колючая проволока шла поверху заграждения из листов гофрированного железа – насколько хватало глаз заграждение шло параллельно всей Касслен-роуд. За заграждением лежал 50 метровый участок голой земли, ничейная земля, прорубленная через кварталы между Хэкни и Лейтон.

За заграждением стоял припаркарованный тяжелый дорожный агрегат. Работы на сегодня были закончены, и теперь охрана патрулировала обе стороны стального заграждения. Как только работы дойдут до определенной точки, догадался Уилл, им придется снести дома сквотов для того, чтобы расширить Уэлл-стрит, так чтобы она могла вместить в себя удвоенный объем движения транспорта.

Подходя к последнему из сквотерских домов, Уилл думал о том, что еще полгода назад линия фронта проходила на милю или около того к востоку. Теперь же стальное ограждение подпирало саму стену сквота. Дорожные рабочие, уж конечно, не сидели, сложа руки за время его отсутствия, но он радовался в душе, что столько новых людей присоединилось к их борьбе.

Подойдя к наспех укрепленной двери, Уилл услышал пропущенные через усилитель звуки ударника, баса и пары гитар, так что догадался, что кто-то дома все же есть. Он оглядел переднюю часть дома. Здесь мало что изменилось, если не считать нескольких недавних плакатов в защиту Джа Шака на Рокет, наклеенных на стены, и колючей проволоки, оплетшей окна полуподвала и подоконники первого этажа. Он громко забарабанил в дверь, услышал шарканье шагов и звук поворачиваемого в замке ключа.

Дверь с шумом распахнулась, чтобы открыть знакомую сутулую фигуру,. Взлохмаченные дредки во все стороны торчали из-под на редкость потрепанного цилиндра. Острое выпачканное сажей личико украшало огромное серебряное кольцо в носу. Огромные штаны из лавки старьевщика держались на драных подтяжках поверх белой жилетки, а широкая ухмылка открывала два ряда гнилых зубов.

– Черт меня побери! Ну, надо же! Я едва признал тебя без дредов, мужик! Ты когда вышел?

– Сегодня. Сегодня утром, – Уилл тепло обнял старого друга. – Как дела, Пройдоха?

– У меня? Со мной все в порядке. Ты ж меня знаешь, я всегда вывернусь. Давай заходи.

Уилл и собака вошли в дом.

– Только не говори мне, что в тюрьме теперь разрешают держать животных, – сказал Пройдоха заметив нового друга Уилла.

– Не-а, мужик. Он сам за мной пошел. Думаю, я, должно быть, повстречал девчонку, которой он принадлежит, но не знаю, куда она подевалась, так что я подумал, что лучше взять его с собой.

– Милый песик, – Пройдоха первым начал спускаться в полуподвальную кухню. – Слушай, надеюсь, вы оба проголодались, потому что мы как раз собирались есть.

– С голоду подыхаю, Пройдоха.

Пройдоха получил свое прозвище в тот самый день когда нашел на свалке шляпу. Едва отряхнув ее от пыли, он тут же ее напялил. Жонглер заржал: «Черт меня побери, если это не Господин Пройдоха собственной персоной!». Они все тогда едва не обоссались от смеха, а прозвище приклеилось. Шляпа стала чем-то вроде его символа. Никто Пройдохи без цилиндра больше не видел, разве что спал он, говорят, положив цилиндр возле кровати.

Доносящийся с кухни запах готовки напомнил Уиллу о том, насколько он на самом деле голоден. Войдя в кухню, он видел, что на плите весело булькает кастрюля овощной похлебки.

– Смотри, кто к нам пришел, – обратился Пройдоха к высокому парню, как раз входящему в кухню с заднего дворика.

– Круто. Мы как раз уже начали спрашивать себя, когда ты вернешься. Погодь минутку, мы как раз жрать собирались, я сейчас остальных позову.

– Табак есть? – спросил Пройдоха.

Уилл вынул бумажки, «олд холборн» и спички, начал сворачивать себе сигаретку, потом перебросил все Пройдохе. Глубоко втягивая ароматный дым, Уилл выторговал себе позицию, когда его ненависть к манипуляциям международных табачных гигантов псевдонаучной статистикой и кратковременное фармакологическое удовольствие, получаемое от их продукта, хотя на первый взгляд и несовместимые, можно было – пусть на какие-то краткие несколько минут – оставить без внимания. Уилл любил сочетание запахов табака и готовящейся еды.

– Через минуту спустятся, – сказал, вновь появляясь в дверном проеме, высокий.

– Хочешь самокрутку? – спросил Пройдоха, бросая ему табак, бумажки и спички.

Легко поймав все одной рукой, высокий принялся жонглировать.

– Кончай выделываться, пижон, – сплюнул Пройдоха, лишь наполовину шутливо.

– А ты все тот же, ничем не изменился, Жонглер, – рассмеялся Уилл. – Хотя совсем немного чуть-чуть, чтобы завести Пройдоху.

Присев к столу, Жонглер свернул себе самокрутку. Он был шести с половиной футов росту и довольно плотный. Одет он был в огромный армейский комбинезон и ботинки, которые выглядели так, как будто их недавно выкопали из какой-то братской могилы. Огромный зеленый ирокез только подчеркивал его рост. В общем и целом, каждый мог только радоваться что такая личность на его стороне. Его вида пугались даже бывалые охранники и – как результат этого страха – прилагали особые усилия быть с ним подружелюбней.

Уилл заметил, что оглушительная музыка наверху смолкла, затем послышался грохот шагов по лестнице. В дверном проеме появились две девчонки и парень.

– Ага. Как вижу менестрели вернулись, – уколол Пройдоха. – Слушайте ребята. Это Уилл, он был с нами с самого Хомертауна. Потом его круто подставили и посадили. Только сегодня вышел.

– Привет, Уилл, – сказала одна из девушек. – Я Трина.