Речной дьявол - Уайтсайд Диана. Страница 9

Ход Линдсея озадачил Розалинду. С двойкой на столе рассчитывать на прибыль не приходилось. Линдсей либо блефовал, либо имел что-то интересное на руках, либо просто проявлял щедрость, повышая ставку уже на первом круге. Поскольку прежде склонности к щедрости она у него не наблюдала, как, впрочем, и склонности к блефу, то могла поспорить на все свои деньги, что в руках Хэл держал хорошую карту.

Тейлор протянул Линдсею элегантный нож с рукояткой из оленьего рога, признавая его право делать ставки в этой партии.

– Олень твой, Линдсей. Ратклифф?

Сидевший слева от Линдсея доктор покачал головой и бросил карты на стол:

– Я – пас. – Он откинулся на спинку стула с видом человека, приготовившегося наблюдать, и только.

Логан тоже быстро сдался, в то время как Бентон долго изучал карты со спокойной уверенностью бывалого игрока. Он обладал репутацией человека столь же агрессивного за карточным столом, как и у топок паровых котлов. Наконец он выдвинул на середину стола фишку достоинством в два с половиной доллара, делая ставку на свои карты, в том числе и на открытый бубновый валет.

Розалинда, в свою очередь, поставила два с половиной доллара и ждала, чтобы остальные игроки сделали свои ставки. Тогда она заберет банк.

Хэл вышел из игры на пятом круге, когда Тейлор сдал ему пятую карту и это оказались снова пики. Поначалу он получил червей и собрал бы полный комплект, если бы карточные боги подкинули ему еще две карты той же масти, но, увы, этого не случилось, и теперь он, откинувшись на спинку стула, спокойно наблюдал, как сражаются за обладание банком Маккензи, Бентон да еще этот гастролирующий игрок.

Битва Белькура и Бентона за карточным столом считалась самым захватывающим спектаклем в городе. Хэл и сам любил поиграть в покер, но не так, как эти двое. В порту он порой ходил искупаться, съесть ужин и даже иногда посещал девочек в местном публичном доме, после чего возвращался в игорный дом, чтобы увидеть окончание ночной схватки между Бентоном и Белькуром.

Слава Богу, оба они умели проигрывать в отличие от Николаса Леннокса, которого проигрыш мог довести до бешенства. У Хэла навсегда осталась на подбородке метка после того, как он попытался остановить Леннокса в Нью-Йорке, когда подонок хотел разделать под решето «ночную бабочку» зато, что проиграл в игорном заведении пять тысяч долларов.

На этот раз в гонке за обладание банком Карстерс заставил Белькура и Бентона изрядно попариться. Он весьма своевременно получил десятку червей в пару к своей открытой карте, десятке бубен, чтобы на пятом круге торгов удвоить минимумы. Его стиль напоминал расчетливую агрессию горного барса, крадущегося к антилопе.

Когда Белькур ответил аналогичной ставкой, образовав банк, чересчур крупный для столь раннего вечернего часа, Хэл вскинул брови и вернулся к созерцанию Карстерса. В момент знакомства парень показался ему чем-то испуганным, но это его не удивило – многие мужчины чувствуют себя не в своей тарелке, когда встречаются с теми, кто значительно выше их ростом. Теперь же, окунувшись с головой в карты, Карстерс предстал совершенно другим человеком: дисциплинированным, агрессивным, четким в словах и движениях. Он остался поразительно спокойным даже в момент, когда некстати получил обескураживающую тройку червей на четвертой сдаче.

Карстерс идеально соответствовал типу мужчин, которых Хэл охотно набирал в команду; правда, он был несколько худощав для службы во флоте, но это существенного значения не имело. Многие худосочные парни поражали окружающих своей выносливостью во время боевых действий.

Элегантные руки с длинными, словно женскими, пальцами обращались с фишками с легкостью, выработанной продолжительной практикой. Наверняка эти руки смогли бы отлично драить палубу. Серые глаза Карстерса, опушенные длинными густыми ресницами, поблескивали отраженным светом каждый раз, когда он поднимал их, чтобы взглянуть на соперника, и этот яркий свет напоминал Хэлу солнце, отражающееся в водах верхней Миссури. Ему с трудом удалось прогнать эти фантазии, слишком поэтические и неуместные для карточной игры.

Глядя на гладкие щеки Карстерса, Хэл невольно задумался о том, сколько ему лет. Его кожа была очень светлой, под стать светлому цвету волос и глаз, но Хэл предполагал увидеть хоть какие-то иные признаки возраста, хотя бы намек на бороду, поскольку игрок демонстрировал за карточным столом очевидную опытность.

Карстерс повернул голову, чтобы понять смысл оброненной Белькуром колкости, и Хэл увидел чистый профиль греческой статуи с завитком светло-каштановых волос на щеке. Другой завиток, похожий на женские кудряшки, спускался на шею. Внезапно его брови сошлись на переносице. Кажется, он видел похожий профиль в одном доме в Нью-Йорке, но тогда лицо обрамляла копна кудрей, сверкавших блеском бриллиантов.

Странная идея сравнивать облик мужчины с женским, и все же… Фигура Карстерса могла бы сойти за фигуру высокой стройной женщины; черты тоже в большей степени подходили женщине, чем мужчине, особенно пухлая нижняя губа, а серебристо-серые глаза с длинными ресницами были способны вдохновить на альковную поэзию.

Розалинда Скайлер, сбежавшая наследница, обладала именно такими серыми глазами и светло-каштановыми волосами медового оттенка…

Впрочем, Карстерс не мог быть женщиной. Женщины-игроки зарабатывали куда больше денег, чем их собратья по ремеслу: обычно они действовали шутя, флиртуя, предлагали сыграть в приватную игру вдвоем, а под конец обирали чувствительных простачков до последнего цента.

Карстерс ничем подобным не занимался – он не флиртовал с мужчинами за столом и даже не замечал томных взглядов, что бросал на него Джонсон; этот человек просто играл в покер, и очень хорошо играл – вероятно, лучше, чем большинство присутствующих мужчин.

Отпущенная Белькуром шутка заставила Карстерса рассмеяться, и его глаза вспыхнули; при этом хрипловатый, грудной смех напомнил Хэлу чудный звук, издаваемый женщинами, когда наступал момент решить, идти к мужчине в постель или нет. От этой мысли у него мурашки поползли по коже. Он уже слышал этот смех однажды: так смеялась высокая красавица в нью-йоркском доме. Розалинда Скайлер, при том что происходила из достойного рода, имела чувственный хриплый голос, достаточно низкий, чтобы ввести в заблуждение большинство мужчин, но тот, кто хоть раз слышал, как она смеется, уже никогда не мог забыть ее смех.

Неужели Карстерс – Розалинда Скайлер в мужском платье?

От сделанного открытия кровь прилила к паху, и Хэл поежился. Господи, как же ей удается так долго играть свою роль? Какое мужество требуется, чтобы столько месяцев скитаться в одиночестве! У него даже захватило дух. И как сумела она преодолеть свой вполне оправданный страх перед водным транспортом?

Что ж, он непременно поговорит с ней, завоюет ее доверие и выведает все секреты – этого требовало любопытство, его самый большой в жизни порок. К тому же самая мужская часть его тела выразила горячее согласие, натянув ткань брюк.

Выложив на стол карты, открыв две дамы и две десятки, Розалинда спокойно забрала свой выигрыш.

– Две дамы в запасе? Неудивительно, сэр, что вы проявили такой напор! – фыркнул Бентон, бросая на стол пару валетов.

– Простое везение. – Розалинда пожала плечами и начала расставлять перед собой новые фишки. Отличная победа, вполне ожидаемая от человека, способного играть по-крупному, как играла она.

– Да, хорошая игра, – похвалил Хэл негромко.

– Спасибо, сэр, – небрежно бросила Розалинда, продолжая складывать фишки.

Хэл подобрался. Сомнений больше не оставалось – это точно Розалинда Скайлер. Ее большие серые глаза взглянули на него так же, как в манхэттенском доме его сестры. На этот раз Хэл не мог не улыбнуться про себя. Возможно, он и не самый лучший игрок в покер на Миссури, но еще ни одна женщина, на которую он положил глаз, перед ним не устояла.