Испанские страсти - Уайз Айра. Страница 6

Джасмин отчаянно захотелось отвесить звонкую пощечину этому прелюбодею и изменнику. Или наброситься на него с кулаками и отколошматить как следует. В крови ее пульсировали гнев, и боль, и ослепляющая ярость. Последние три года словно исчезли, растворились в небытии. Ощущение было такое, будто они расстались только вчера. Инес Ортуньо, подумать только! Бедняжка Инес, страдалица с разбитым сердцем, которую любящие родители поспешили поскорее увезти из Жероны, едва там появился Эстебан со своей кошмарной женой!

Или Эстебан всерьез считает, что она не знает про Инес? О, его вредина сестра не упустила возможности сообщить ей, от чего отказался ненаглядный брат ради примитивного секса! И не стала молчать о его поездках под Лиссабон на свидания со своей безутешной брошенной невестой! Ненавижу тебя, читалось в золотисто-карих глазах. Джасмин и Эстебан молча смотрели друг на друга через внушительный стол зала заседаний. Тишина давила на барабанные перепонки, точно самый мощный аккорд. Адвокат Эстебана Диего Баррильдо тоже был там, но молодая женщина упрямо не глядела в его сторону. Где-то рядом застыл Колин Питт, неподвижный и немой, точно могила. Эстебан не шагнул ей навстречу, даже поздороваться не соизволил. Его темные глаза скользнули по ней с равнодушной брезгливостью, как если бы он увидел змею.

Похоже, отстраненно подумала Джасмин, его семейка наконец-то преуспела в том, чтобы научить мальчика отличать высшее качество от третьесортной дряни…

Едва увидев жену, с которой расстался три года назад, едва окинув взглядом ее потрясающие стройные ноги, Эстебан окаменел от гнева. И стоило терзаться, воображая, что Джасмин истаяла, превратилась в тень, горько думал он. А какое облегчение он испытал, выяснив, что это не Джасмин прикована к инвалидному креслу, а ее мать! Потом нахлынуло чувство вины: он способен спокойно воспринимать трагедию только потому, что пострадала не его жена! Кэтрин Уолдрон, необыкновенная красавица для своих лет, просто-таки искрилась энергией и жизненной силой. Представить эту неукротимую натуру прикованной к инвалидному креслу было крайне мучительно. Эстебан едва не расхохотался над собственной глупостью. Не он ли еще вчера собирался обеспечить и мать Джасмин тоже независимо от условий соглашения? Впрочем, этого своего решения он отменять не собирался, даже если великодушный жест ничего ровным счетом не изменит.

Изменились только его планы в отношении прелестной прелюбодейки и изменницы, что стояла сейчас перед ним, гордо вздернув подбородок. Золотые волосы элегантно уложены и скреплены на затылке черепаховой заколкой, карие глаза мечут молнии, розовые губы чуть приоткрыты так, что в них хочется впиться поцелуем — или укусить до крови. Еще несколько часов назад Эстебан собирался быть самим великодушием, самой мягкостью. Сейчас же ему хотелось разорвать Джасмин на кусочки. Три года, три долгих года эта женщина жила в нем непрекращающейся пульсирующей болью. Он терзался чувством вины, он собирался пощадить ее, никому не сообщая о своем намерении жениться вторично, до тех пор, пока не освободится от обязательств первого брака самым деликатным для Джасмин образом.

И что же он обнаруживает? А то, что, в то время как сам он изо всех сил старается быть милосердным, Джасмин привозит в Жерону своего любовника! Неужели и двух дней потерпеть не могла без этого жеребца? Умеет ли он доставить ей удовольствие, знает ли ее так же хорошо, как он? В силах ли заставить Джасмин затрепетать всем телом, и заплакать от восторга, и впиться в его плечи ногтями в любовном экстазе? В темных глазах Эстебана вспыхнуло холодное бешенство. Лицо исказилось от гнева. Джасмин разоделась в кожу. Почему в кожу? Что она вознамерилась доказать? Что у нее хватает наглости носить экстравагантный наряд, купленный, конечно же, на его деньги, — носить ради другого?

— Ты опоздала, — процедил Эстебан сквозь зубы, впиваясь суровым взглядом в черты лица, показавшиеся ему еще более совершенными, нежели он помнил.

Глаза цвета растопленного янтаря, осененные темными ресницами, миниатюрный прямой нос и соблазнительные пухлые губы. Губы, умеющие зацеловать мужчину до потери сознания, губы, способные находить на его теле самые чувствительные точки. Да, видел он этого рослого блондина в холле отеля, в хлопчатобумажных брюках и с широкой улыбкой, — и он прикасался к Джасмин так, словно имел на это полное право.

Нет, не следовало ему туда приходить. Не следовало выяснять правду насчет инвалидного кресла. Тогда не пришлось бы увидеть своими глазами, как чужой мужчина трогает его жену на виду у праздных зевак. Его жена! Наглый блондин прикоснулся к нежной розовой щеке его жены, и Джасмин покраснела так, как вспыхивала только в ответ на его, Эстебана, ласки! Там, в холле, она была не в кожаном костюме, а в облегающих джинсах и белом топе, обтягивающем грудь. Ее чудесные, с золотым отливом волосы свободно рассыпались по спине и не были уложены в строгую, старомодную прическу. Вот ведь жеманница! Притворщица, а не жеманница, тут же мысленно поправился Эстебан.

— Совещание должно было начаться пятнадцать минут назад. Теперь придется сократить повестку, — язвительно бросил он.

Карие ведьмовские глаза негодующе сузились.

— На дорогах полно пробок!

— В Жероне всегда пробки, — холодно отрезал Эстебан. — Ты не так уж много лет провела вдали от города, чтобы об этом забыть. Будь добра, садись.

И уселся сам. Выбрал первое попавшееся кресло и плюхнулся в него. Диего Баррильдо недовольно нахмурился, но Эстебан предпочел проигнорировать предостерегающий взгляд адвоката. Второй юрист старался ничем не выдать своих чувств, хотя наверняка тоже был изумлен происходящим. А изумляться было чему. Эстебан внимательно пригляделся к адвокату своей супруги. Да это же просто мальчишка, только-только со студенческой скамьи, презрительно отметил он. И о чем только Джасмин думает, выдвигая зеленого юнца против таких «акул», как они с Диего? Она же прекрасно знает, как безжалостен и компетентен Баррильдо там, где затронуты интересы компании. Да и сам Эстебан миндальничать не привык. А в пользу Колина Питта говорил разве что покрой его костюма да мальчишеское обаяние.

Может, в этом-то все и дело, подумал Эстебан, до боли стискивая кулаки. Может, белокурый культурист не единственный ее мужчина. Может, юнец адвокат тоже занимает определенное место в ее бурной личной жизни… Эстебан нетерпеливо постукивал ручкой по полированной поверхности стола, пока Диего обменялся рукопожатием с Колином Питтом. Джасмин, изящно переступая длинными стройными ногами, обошла вокруг стола и заняла место напротив мужа. При каждом ее шаге тонкая кожа костюма эффектно льнула к ее бедрам и облегала высокую грудь. Интересно, есть ли у нее что-либо под костюмом? Не для того ли она застегнула пиджак до самой шеи, чтобы Эстебан мучился этим вопросом?

До чего же нежная у нее кожа лица — матовая, чуть тронутая румянцем белизна кажется ненастоящей… Впрочем, это ощущение не оставляло Эстебана с первой их встречи. Джасмин предпочла сесть напротив него, и взгляд Эстебана тотчас же замер на изящном по форме ухе. Стоит его лизнуть — и от ее холодной сдержанности не останется и следа, мстительно подумал Эстебан. Уж он-то знает Джасмин, знает ее предпочтения, знает все эрогенные зоны до единой. Ему известно, как заставить ее умолять, льнуть к нему, выкликать его имя в самозабвении страсти. Оставьте его на две минуты наедине с Джасмин — и он сорвет с нее маску ледяного спокойствия. Дайте еще минуту — и она станет умолять его, срывая с себя одежду… Вот бы притиснуть ее к обшитой дубом стене и задрать на ней юбку так, чтобы бедра его волнующе холодила гладкая кожа ее костюма, а иные части тела наслаждались совсем другим ощущением внутри разгоряченного, влажного, жадного до ласк лона.

Или белокурый культурист давно узурпировал его место и его права? Воображение тут же услужливо дорисовало картину: теперь в упоительной сцене действовал не он, Эстебан, а коварный соблазнитель. В глазах у него потемнело, пульс участился. Взгляды молодых людей скрестились: война объявлена! Хотя Эстебан так до конца и не был уверен, кто именно объявил о начале боевых действий.