Дракон Третьего Рейха - Угрюмов Олег. Страница 17

Однажды Хухлязимусу стало скучно в обществе лягушек, пиявок и комаров, и он решил пройтись в ближайший городок, чтобы выяснить последние новости и поболтать о том о сем за кружкой разбавленного пива. Вообще пиво он мог себе наколдовать любого сорта, но вдруг понял, что соскучился именно по разбавленному, да не из хрустального высокого бокала с резьбой по краю, а из щербатой оловянной кружки, наспех протертой рукавом трактирщика. Обычно такие прихоти бывают у беременных женщин, но иногда одолевают и могущественных колдунов, свидетельствуя об их человеческом происхождении.

До города Хухлязимус не добрался. В предместье встретил он совершенно неотразимую девушку с толстой пшеничной косой, уложенной вокруг головы венцом, с медовыми лучистыми глазами и бедрами, своей пышностью соперничающими с кучевыми облаками. Грудь ее колдун в приливе вдохновения сравнил с двумя откормленными дойными коровами, пристроившимися попастись на этой несравненной лужайке, и подобным смелым сравнением сразил девицу наповал. Она попыталась было скрыться от неожиданного ценителя красоты и даже обогнала его на несколько шагов, чем и погубила окончательно. Ибо, узрев свою нимфу со спины, Хухлязимус сперва задохнулся от волнения, а после возопил, что огромная полная луна маячит перед ним во всем своем великолепии, затмевая собой и солнце, и свет, и окружающий мир.

Так состоялась его великая любовь. Верно, у Хухлязимуса были женщины и до того, возможно, были и после. Но их имен история не сохранила. Девица же, пленившая колдуна в тот день, звалась Валкирией и принадлежала к довольно знатному роду Фриггов.

Еще час спустя выяснилось и то, что девица уже год как жена доблестного воина, и непрестанно вздыхающий Хухлязимус не стал разрушать счастливую семью. Однако все дети, а также внуки, правнуки и так далее Валкирии пользовались его самым добрым расположением и искренней любовью. И поскольку Сереион был седьмым по счету коленом в этом роду, то и направил свои стопы прямиком к столу, прицеливаясь в соблазнительно пахнущего поросенка.

– А-а, деточка! – обрадовался колдун, раскрывая молодому человеку объятия. – П'йишел п'йоведать стайика! Надеюсь, по делу! Как выйос-то, как выйос.

Мы забыли упомянуть о том, что у колдуна был невыносимо аристократический прононс – он категорически не выговаривал букву "р", а иногда и "л". Впрочем, это была всего лишь маленькая слабость великого человека, которая исчезала, как только начиналась настоящая работа: заклинания он произносил совершенно четко выговаривая все буквы.

Хухлязимус цвел. Сереиона он видел последний раз лет двенадцать или пятнадцать тому, а в те времена командир гвардейцев был значительно моложе и еще не обрастал в течение дня такой жуткой щетиной.

– Здравствуй, дядюшка Хух!

– Садись поудобнее. Ноги вытягивай. Пойосеночком, пойосеночком угощайся, – заулыбался колдун. – Гйибочками вот. Умаялся небось, пока дошел. Лягушачьих лапок п'йиказать?

– М-мм, – с набитым ртом промычал Сереион.

– М-мм – да или м-мм – нет? – встревожился Хухлязимус

– Можно, говорю.

– Лапок лягушачьих, – буркнул чародей куда-то в сторону живописной лужи, блестевшей под кустом, и моментально возникло на столе огромнейшее блюдо в форме раковины, на котором размещалась гора деликатесного салата.

– Я вижу, ты в такой же форме, – восхитился начальник гвардии.

– Не ск'йомничая, скажу еще лучше, – сообщил Хухлязимус. – Я, видишь ли, постоянно п'йактикуюсь. Но в последнее в'йемя ханд'йа одолела – никомушеньки я не нужен со своей магией. Никтошеньки ко мне не п'йиходит. Вот ответь, положа руку на сейдце, – что, у людей п'йоблемы закончились?

– Ну да… А я, думаешь, без проблемы пришел?

Сереион давно изучил своего странного покровителя и знал, что просьбой о помощи и упоминанием о делах его обидеть невозможно. Скорее Хухлязимус огорчился бы, узнай он, что его навестили просто так – безо всякой нужды.

– Вык'йадывай! – моментально повеселел чародей. – Есть еще соус в стайой соуснице.

– Мулкебу помнишь? – начал Сереион с главного.

– Конечно помню. Такой мойодой человек – немного йассеянный и с йадикулитом. Или йевм-атизмом…

– И с тем и с другим.

– Помню п'йек'йасно. А что?

– Тут у нас война намечается…

– С Муйкебой?! – всплеснул руками Хухлязимус.

– С варварами, дядюшка. Как всегда, с варварами – традициями не разбрасываемся. А Мулкебе король заказал что-нибудь действенное на время войны и возможной осады, также и против тетушки своей. А Мулкеба предложил королю дракона. Представляешь последствия?

– Не совсем.

– Ну вот скажи: по-твоему, Мулкеба способен на что-нибудь толковое?

– Конечно, деточка, конечно способен. Он, к твоему сведению, вийтуознейшим об'йазом штопает носки. Я как-то пытался у него пейенять мане'йу – но нет! Не выходит Видимо, тайанта нет. А у Муйкебы вашего такой хит'йый к'йестик на лицевой стойоне получается, что любо-дойого посмот'йеть…

– Дядюшка! – укоризненно вскричал Сереион.

– Я это к тому, – смущенно сказал колдун, понимая, что несколько увлекся, – что человек, способный так штопать носки, зап'йосто уп'йавится с пайшивеньким д'йаконом. Кстати, как он собийается его угово'йить выступить на вашей стойоне?

Тут пришел черед Сереиону заподозрить неладное. Собственно, он потому и пришел, что не все казалось ему гладким, но это еще что за шутки, как это – уговорить?

– Д'йаконы – существа особенные и в'йяд ли захотят без соответствующей мзды участвовать в войне, – развивал свою мысль Хухлязимус. – Нужно иметь высокую квалификацию, чтобы догово'йиться с любым ящейом. Постой! – внезапно его осенило. – Уж не хочешь ли ты сказать, что он собирается П'ЙИЗВАТЬ д'йакона?

– Собирается, – кивнул Сереион. – Признаться, я существенной разницы не вижу. Что в лоб, что по лбу…

– Не говойи так, деточка! – возопил колдун. – Не кощунствуй! Уп'йосить д'йакона сложно, но п'йи этом мы имеем дело с нашим соотечественником, если можно так выйазиться. С существом, кото'йое еще можно попытаться понять. А П'ЙИЗВАТЬ д'йакона – значит то, что значит. То есть п'йизвать д'йакона из откуда-то, из иных п'йост'йанств, безо всякой увейенности в том, что удастся с ним договойиться и поладить и что он не йазнесет потом все вд'йебезги!!! Ну, Муйкеба… ну, Муйкеба… Лучше бы он п'йодолжал штопать носки!

– Теперь видишь проблему? – деловито спросил Сереион.

– Вижу. Вижу. Дай подумать. Нет, не давай подумать – у тебя самого идеи были?

– Конечно. Я, собственно, шел к тебе, чтобы ты мне дал какое-нибудь оружие против этого Мулкебиного монстра. Он выполнит свою работу, а если взбесится, то я его тут же и прикончу. Это возможно?

– Для чайодея моего уйовня, – назидательно молвил Хухлязимус, – ничего невозможного в п'йинципе нет. Остается только мелочь – выяснить, какого именно д'йакона собийается п'йизывать этот несчастный йевматик. Не слышал, часом7

Командир гвардейцев растерянно пожал плечами.

– Понятно. Никому неизвестно. Возможно, и самому Муйкебе пока еще точно не известно. А ме'йы п'йинимать нужно, – бормотал Хухлязимус.

На глазах у изумленного Сереиона обстановка на островке резко менялась. Вместо пышного обеденного стола возник другой – уставленный перегонными кубами и ретортами; на голове у Хухлязимуса из ниоткуда появилась квадратная шапочка с тремя цветными помпонами – символом высшей колдовской власти, а на плечах – мантия из огненного шелка. Чародей распрямил стан, приосанился и стал величественным и грозным до жути. В ретортах что-то булькало, в огромной полой хрустальной сфере кипело, в кубах шипело и текло тоненькими разноцветными струйками по трубочкам, на подносиках и жаровнях дымилось и курилось, а угольки при всем том получались диковинного изумрудного цвета. Хухлязимус бормотал под нос что-то неудобопроизносимое:

– Мурлямор табор, чухча усхуха, мое мое пасамас, лябузбакимуз! Нюль нюка самосия, луклюкза осмалиша, пом пом чушсана!

Услышав эту галиматью, Сереион не смог сдержать нервического смешка, хоть и отдавал себе отчет в том, насколько серьезен и важен ритуал, свидетелем которого он стал только что.