Некромерон - Угрюмов Олег. Страница 54
Доктор Дотт вел непринужденную беседу со сводным хором пучеглазых бестий, которые в эту самую минуту прибыли к месту битвы, сорвавшись ради такого знаменательного события с третьего тура Всениакрохского конкурса завывателей мистических и магических песен.
К полудню исход битвы был предрешен. Боеспособные части королевских войск сгрудились посреди лагеря, заняв круговую оборону. Они были окружены тройным кольцом войск противника, который при солнечном свете выглядел ничуть не менее устрашающе, нежели ночью.
Опять же и Зелг так наловчился поднимать скелеты мановением руки, что впопыхах поднял и с десяток коров, похороненных на краю поля, и некрупное стадо коз, существ довольно мирных. Однако на неподготовленного зрителя они произвели удручающее впечатление. Кто знает, какие мысли роятся в голове человека, на которого несется остов коровы, угрожая хорошо сохранившимися рогами. Выглядит она как возмездие за все съеденные в жизни котлеты и отбивные, и поневоле побледнеешь и ощутишь, как по спине ползут противные толстые мурашки.
Порадовали и кентавры. Конечно, про шеннанзинских кавалеристов ходила слава лихих и отчаянных наездников, но куда им было тягаться с существами, которые сами себе и всадник, и лошадь. Наука утверждает, что ноги слушаются головы гораздо быстрее, нежели скакун – своего хозяина, даже если они почти что срослись.
Тиронгийские рыцари привыкли на всем скаку врубаться в ряды вражеских конников, и далее – по обстоятельствам. Теперь же они взмокли, запыхались, успели трижды тридцать раз проклясть свою несчастную судьбу и еще больше нелестных замечаний адресовать королю и его министрам. Досталось всем. И только потому, что ни один из шеннанзинцев не смог отловить хотя бы захудалого кентавра, дабы вступить с ним в поединок.
Кентавры уходили, как вода сквозь пальцы. Они развивали сумасшедшую скорость, не боясь при этом совершать головокружительные маневры. При том еще и языки показывали, улюлюкали и вообще вели себя крайне неприлично. Норовили подергать чужих лошадей за хвост, срезать плюмаж у красавцев рыцарей. А когда загоняли бедняг до состояния полного изнеможения, когда вражеские кавалеристы устали так, что были абсолютно равнодушны к тому, кто именно победит в сражении, – вот тогда кентавры перешли в атаку.
Сперва они аккуратно и сосредоточенно восстановили статус-кво, иными словами, осторожно отделили всадников от лошадей, ибо лошадям ни один кентавр, находящийся в здравом уме и твердой памяти, никогда бы не причинил вреда. А когда скакуны с облегчением избавились от своей громоздкой и суетливой ноши и несколько кентавров отогнали табун за рощицу, от греха подальше, то выяснилось, что закованные в сверкающие латы рыцари без своих коней способны передвигаться со скоростью умирающей улитки.
Тут они и попали под горячую руку генерала То-потана, который отбуцкал их от души, а затем сложил аккуратной стопочкой в каком-то неказистом овражке – видимо, в память о кирпичах в неотремонтированном лабиринте.
Пикинеры, ошалевшие от нападения нетопырей, но кое-как от них отбившиеся, выдержали бой с господином Крифианом, в результате которого полностью выяснили для себя преимущества грифонов перед нелетающей пехотой. И были пленены крайне смущенным сим обстоятельством Карлюзой, который виновато пошаркал лапкой и объявил им, что «добровольское и радостное предавание собственных могучих тел в надежные руки подающего надежды некромансера с рекомендовательным письмом будут учтены при грядущем возмездии и жестоковитых расправах, которые всенепременно учинит милостивый Зелг да Кассария с попирателями дедушкиных почв». Пикинеры мало что поняли из этой речи, но сопротивления на всякий случай оказывать не стали, к огромной радости ослика.
Вездесущий Бургежа подробно описал этот эпизод и даже успел сделать несколько зарисовок.
О Бургеже стоит поговорить отдельно. Рассмотрев бой и вблизи, и вдали, посидев какое-то время на надежном плече Думгара, он наконец обратил свой горящий вдохновением взор в сторону лагеря противника. Обратил как раз в тот момент, когда генерал да Галармон, послав к драконьей бабушке маркиза Гизонга и графа да Унара, собирал остатки кавалеристов и пехотинцев для отчаянной контратаки по левому флангу, который представлялся ему наиболее незащищенной позицией противника. Едва он успел открыть рот, чтобы скомандовать: «Орлы! Вперед!» – как всегда призывал свои войска следовать за ним в самое пекло боя, в этот распахнутый рот несколько нетактично заглянуло пуховое существо и вопросило:
– Вы готовы дать интервью?
Генерал подавился невылетевшим криком и слабо-слабо спросил:
– Кто вы?
– Бургежа, военный корреспондент журнала «Сижу в дупле». Поскольку девиз нашего издания – объективность и непредвзятость, то я хочу взять равное количество интервью у представителей обеих воюющих сторон. Я понимаю, генерал, как вы заняты, но пару слов для наших читателей. Чем вы занимаетесь в свободное от работы время; ваше любимое блюдо; ваш кумир в среде полководцев, героев и полубогов. И наконец, чем для вас особенна сегодняшняя битва, чем она отличается от остальных? …И не кажется ли вам, что тыкать мечом в военного корреспондента недостойно представителя благородного рода да Галармонов?
Судя по тому, как исказилось лицо генерала, нет, он так не считал.
"Он был как никогда величествен в тот миг, когда скорбь поражения уже поставила свою печать на его высокое чело. Но он, отважный, уже зная об этом, все еще сопротивлялся.
– Друг мой Бургежа, – сказал мне этот удивительный человек. – Только ты способен понять, в чем я ошибся. Так скажи же мне!
Но я отступил от этого храброго воина, не в силах открыть ему всю ужасную правду текущего сражения, о которой я подробно напишу в своей книге „Мои великие битвы".
Сказав мне, что в свободное время он вышивает карты минувших сражений крестиком, более всего ценит жареный прикотас в клюквенном соусе, с детства восхищается деяниями великого полководца Гогии Быстроногого Орла и считает битву особенной, ибо сегодня он впервые давал интервью журналу „Сижу в дупле", генерал Галармон с воинственным кличем ринулся в самую гущу боя, желая дорого продать свою жизнь хору пучеглазых бестий.
Он заставил меня уважать его – этого образованного и утонченного врага, который пришел с войной на нашу цветущую землю и горько расплатился за это.
„Кто придет к нам с мечом, тот будет казнен палачом" – гласит народная пословица. А мудрый народ всегда прав.
Но об этом я подробно напишу в моей следующей книге „Как я защищал отечество".
Я смотрел в его удаляющуюся широкую, стройную спину и думал о том, какая у него хорошая фигура. Надеюсь, мы расстались друзьями с этим красивым и талантливым человеком, и я верю, что он будет так же трепетно хранить в памяти встречу со мной, как и я – с ним».
Вот что написал Бургежа в своей знаменитой корреспонденции.
На самом же деле они расстались с генералом несколько иначе, и причиной тому был Карлюза, которого ослик как раз вынес к месту, где Галармон категорически отказывался давать интервью пухлобокому и желтоглазому журналисту.
Обнаружив в тиронгийском военачальнике товарища по несчастью, сердобольный троглодит сообщил:
– Его нужно оглашать изгонятельным криком «брысль!».
Генерал попробовал, и правда – Бургежа будто растворился в пространстве.
Галармон раскланялся с Карлюзой и снова занялся неотложными делами, вроде командования войсками и личного участия в схватках; а маленький некромант, удивленный столь явным и скорым успехом и столь добрым отношением противника, пристроился у перевернутой телеги и занес в тетрадку следующее наблюдение:
«Поскольку заклятием „брысль" можно устрашать не только возительных осликов и въедливых военных корреспондентов, но и вражеских генералов, то предлагаю отнести оное к разряду наисильнейших заклинаний, учить ему только по знакомству и передавать по наследству за умеренное прижизненное вознаграждение.»