Некромерон - Угрюмов Олег. Страница 66

И Узандаф Ламальва наконец поверил, что Кассария склонится перед силой и властью того, кто рожден, дабы повелевать ею, и у кого вместо крови в жилах струится ее яд, – Галеаса Окираллы да Кассара.

Глава 15

Поди разберись, с чего начинать, когда ты наблюдаешь за такой разношерстной компанией, где каждый по-своему любопытен и интересен.

Вдумчивый читатель вправе спросить, где мы потеряли военного корреспондента Бургежу. Пытливый читатель, вероятнее всего, усомнится, что Галеас Генсен все это время сидел сложа руки и наблюдал за тем, как бесславно гибнут его воины. Человеколюбивый читатель поинтересуется, а не скрываем ли мы от него истинное число жертв. Женолюбивый – захочет узнать, где пропадает прекрасная Ианида. Опытный – совершенно справедливо заметит, что мы уделяем внимание мелочам, но так и не объяснили, с чего бы это вдруг бэхитехвальдские монстры подавились кассарийскими скелетами и откуда вдруг у Зелга прорезался талант к заклинаниям, и что в этой связи совершенно необязательно воспроизводить малозначительные диалоги, не несущие основной смысловой нагрузки. И только терпеливый читатель перевернет следующую страницу, сочувствуя летописцу и полагая, что тот рано или поздно не обманет его ожиданий.

Да здравствует терпеливый читатель!

– Кто он – этот Ловец Душ? – спросил Зелг у вампира, пользуясь минутой затишья.

– Некто или нечто вроде меня, Такангора или Думгара. Генерал, если можно так выразиться. Я восхищаюсь тобой, Кассар. Уничтожить Ловца невозможно. Ты совершил чудо.

От внимания Зелга не укрылось, что князь Мадарьяга впервые назвал его Кассаром, а не «малыш» или «мальчик мой». Он оценил эту перемену, но нельзя сказать, чтобы он ей обрадовался.

– Ты понял, что произошло? Со скелетом?

– Могу только предположить. Бэхитехвальд кормится чужими жизнями. Жизнь – бесценное сокровище, но ее можно отнять. А вот смерть отнять нельзя. Она навсегда остается с человеком. Если хочешь, смерть – это самый преданный пес и могучий защитник. Думаю, эта тварь просто захлебнулась силой смерти. Ибо сколько ее ни черпай, чашу сию не осушишь до дна.

– Спасибо, князь.

Зелг обвел взглядом видимое пространство. Его слегка удивило, что границы этого пространства существенно расширились за последние несколько минут. Будто, употребив заклинание, ни смысла, ни назначения которого он не ведал, он запустил некий сложный механизм, и теперь его тело и разум сами направляли его. Молодому герцогу казалось, что отступила усталость, настигшая его по окончании боя с тиронгийскими войсками и не отпускавшая ни на миг. Что выпрямилась спина и развернулись плечи, что меч будто бы удобнее устроился в ладони да и легче стал существенно. Что шлем больше не кажется чужим, а конь слушается поводьев и реагирует даже на прикосновение колен, чутко выполняя то, что от него требуется.

Он лучше видел, острее слышал и – хотя вокруг царил Бэхитехвальд – чувствовал Кассарию, ее гнев, ярость и негодование. Он еще не знал, чего она ждет или чего ей не хватает, чтобы изгнать захватчика, но в том, что королевство мрака ей не по вкусу, он не сомневался. И уверенность эта вливала в него новые силы.

«Наверное, – мелькнула мысль, – именно так чувствует себя вековое дерево, корни которого уходят глубоко в твердь земную, откуда оно и черпает свою невероятную мощь».

Странное дело, но тиронгийские воины, потерпевшие оглушительное поражение каких-то несколько часов тому, чувствовали себя уверенно и надежно под защитой своих победителей. Может, это и была та самая пресловутая наглядная агитация, о необходимости которой так долго толковал граф да Унара генералу да Галармону, призывая последнего ввести во вверенных ему войсках специальные учения, на которых бы солдатам и офицерам доходчиво и доступно объяснялось, как и почему они должны любить свою страну и ее правительство.

С учениями «О любви к стране и правительству» не сложилось, а вот для внушения неожиданной симпатии к костелангам скелетов, небритым кентаврам и сварливым гномам и кобольдам даже занятий не потребовалось.

Стремительные кентавры уже успели побывать во всех полках и подразделениях с сообщением о том, что каждому человеку предлагается, как они выразились, «спариться со скелетом». Окидывая взглядом наступавшую армию Бэхитехвальда, тиронгийцы к формулировкам не придирались и охотно отправлялись «спариваться».

Поняв, что пространство Бэхитехвальда сузилось до одного, пусть и огромного, тоннеля и нацелилось клином на замок да Кассар, люди старались держаться подальше от замка, но и не рассеиваться по бывшей равнине. Повторим, теперь здесь был враждебный город, лабиринт кривых улочек и жутковатых на вид зданий, и за каждым углом, за каждой дверью и в каждом окне зазевавшегося поджидала жестокая и неотвратимая гибель.

Небо густело и бурлило, словно адское варево. В нем то и дело мелькали силуэты птицеобразных монстров, которые с высоты обрушивались на избранные жертвы.

Тут и подстерегал их рядовой состав детского истребительного батальона скелетов, который наконец получил возможность совершенно официально, более того – с благословения окружающих использовать свои рогатки, самострелы и самодельные арбалеты.

«Кому что, а куре – просо», – говаривал по этому поводу Узандаф Ламальва да Кассар. Мудрый человек. Вопреки всему набирался с годами ума и к старости подошел с накопленным багажом знаний и опыта.

Зелг прислушался. Ему казалось, что под поверхностью мостовых, мощенных черепами и костями, булыжниками и плитами, глубоко под землей раздаются сотни и тысячи голосов. Голоса эти взывали к нему, и его настигла догадка: это воины Кассарии, те, кто обрел на этой равнине свой последний приют, рвались стать в строй и отбить у неприятеля священную землю.

Затем был кратчайший миг, пауза между двумя ударами сердца, когда ему стало немного смешно и неловко из-за того, как он дотошно и наивно выпытывал у деда секреты некромантов. При чем тут мановение рукой или щелканье пальцами? Он просто хотел, чтобы его дорогие подданные, хранившие верность этой земле, своим соотечественникам и сюзерену даже после смерти, оказались плечом к плечу с собратьями по оружию.

Он захотел, он позволил, и стало по сему.

Они вырастали из плоти Бэхитехвальда, причиняя ему невыносимые страдания. Они прорывали его ткань в сотне и тысяче мест одновременно, и он не успевал латать эти зияющие дыры, на глазах расползаясь куском ветхой материи. Они проходили сквозь невоплотившиеся тени и нападали на тех монстров, кто уже был осязаем.

Конечно, они не выглядели столь импозантно и внушительно, как элитные рыцари полка «Великая Тякюсения», но зато это были храбрые и закаленные в боях воины; они видели смерть, они прониклись ею и были с ней заодно.

Кассария еще не вступила в это сражение, наблюдая и взвешивая, но Бэхитехвальд уже отступал. Он корчился и выл, он терял своих лучших бойцов и никого не получал взамен. Новые души, новые рекруты, новые поселенцы потустороннего королевства в этой битве не прибывали.

Князь Мадарьяга с волнением и восторгом наблюдал, как прятались тиронгийские солдаты за спасительными спинами скелетов и те преграждали путь созданиям мрака.

Кого только не поднял Зелг в том великом сражении: по полю шагали гигантские скелеты древних титанов; упорно, не сворачивая с намеченного пути, ползли безглазые василиски; маршировали ряды эльфов-лучников; защищали своих живых побратимов скелеты кентавров.

Да, армии Бэхитехвальда не было конца и края, но и подданные Зелга да Кассара были неисчислимы. И если нашествие тварей было движимо одной лишь алчностью и жаждой уничтожения, то защитники Кассарии были побуждаемы любовью.

А всякому известно, что существо, которым движет любовь, способно сотворить подлинное чудо. И подняться вровень с богами.