Все демоны: Пандемониум - Угрюмов Олег. Страница 14

— Ну а уж после того как папуля, следуя хорошей семейной традиции, женился на мамуле, все окончательно запуталось, — заключил Узандаф.

Вызванный в спальню Зелга библиотечный эльф аккуратно упаковал старинную рукопись в широкую костяную тубу и плотно закрыл резной крышкой.

— И что теперь? — тревожно спросил Зелг.

— Теперь тебе, как и всем нам, впрочем, придется соблюдать меры предосторожности, только-то и всего. Ничего сложного, даже для тебя, — не удержался Узандаф от упрека. — В сущности, опасность угрожает нам лишь в том случае, если демон нас укусит и впрыснет в рану яд либо если ранит до крови и намеренно смешает свою кровь с нашей. То есть в пророчестве речь идет исключительно о физическом смешивании: как, например, рялямсы с молоком. Жениться не воспрещается. Это я к тому, вдруг тебе понравится какая-нибудь демонесса…

Из уважения к чувствам дедушки — все-таки его мать относилась к упомянутым особам — Зелг умолчал о том, в какой ситуации он согласится связать свою судьбу с обитательницей Преисподней. Следовало перевести разговор на другую тему, и такая тема нашлась.

— Да, кстати, — заметил дотошный молодой человек, — ты же говорил, что жаба Юцапфа стоит у нас в подвале, на подставке, покрытая лаком. Как же тогда броня дедушки Барбеллы могла быть сделана из ее шкуры?

— Тоже мне — пухнямский тарантас, — пожала плечами мумия. — Я тебе битый час твержу, что твой пращур мог содрать семь шкур с одной несчастной овцы, не то что с волшебной жабы. У меня до сих пор есть куртка из ее кожи, досталась по наследству — приталенная такая, с широкими отворотами и золотым позументом по воротнику. Хочешь, подарю? Я все равно никуда не выхожу, а куртка мировецкая. В твоем парадном плаще вставка, думаешь, откуда? И в музее хранится образец. А еще одну шкуру он подарил тестю, в знак почтения и сыновней любви. Нашел чему удивляться. Лучше бы опыт перенимал, а то разоримся вконец.

— Уму непостижимо. Я — демон! Что сказала бы матушка Ласика?

— А что бы она сказала?

— Что я окончательно помешался из-за своих бесконечных занятий, раз всерьез рассуждаю о такой чепухе… Стоп! Отчего это мы вдруг разоримся? Думгар отчет показывал — у нас денег куча.

— Куча денег не бывает чрезмерной, — заметил Думгар в присущей ему сдержанной, слегка архаичной манере.

— Как отчего?! — вскричал Узандаф. — Я давно предлагаю продавать автографы по два серебряных пульцигроша. И людям приятно, и нам доход. А ты велел штамповать их безвозмездно. Ладно ты пацифист — хотя бы о детях подумай!

— Каких детях?!

— И не будет никаких детей! Потому что какая уважающая себя барышня пойдет замуж за такого недотепу?

— Если милорд позволит, то я сказал бы, что два серебряных пульцигроша — умеренная и справедливая плата за автограф героев великой войны с Бэхитехвальдом, — кашлянул Думгар. — Если же милорду трудно смириться с подобной мыслью, то для облегчения его душевных мук мы могли бы делать разумные отчисления в пользу Военной академии Рыцарства и Джентльменства или, скажем, Госпиталя Принудительного Милосердия. Весьма известное заведение, и все ваши предки являлись его почетными попечителями. Дотт, не сиди сложа рукава: накапай мессиру Зелгу успокоительного.

— А нам плесни по чашечке эфирчика, — предложила мумия. — Оказывается, это ужасно трудно — воспитывать подрастающее поколение в духе славных традиций предков.

Зелгу было что возразить, но он не успел.

В окно робко побарабанили.

Точнее, это присутствующие знали, что робко. На самом деле стекла звенели и тряслись, как при настоящем землетрясении, и тяжелая серебряная люстра заходила ходуном. Запрыгали стаканы на ночном столике. А знаменитое герцогское зеркало попросту отказалось отражать окружающий мир и обиженно подернулось дымкой.

— Землетрясительство? — уточнил маленький Карлюза, не увидевший источника переполоха из-за мощной фигуры Думгара.

Его стульчик в испуге выскочил из-под него и забился в угол.

— Зачем же — землетрясение? — сказал Кехертус, заглядывая в комнату двумя большими глазами. — Пауки прекрасно чувствуют приближающиеся катаклизмы. Уж я бы предупредил. Я извиняюсь. Мессир Зелг, поговорить бы надо. По личному вопросу.

Спустя два часа король Юлейн поинтересовался у взволнованного домового, что происходит в замке, и услышал несколько ошеломительных новостей.

Во-первых, выяснилось, что его высочеству Зелгу необходимо пройти ускоренный курс молодого Бесстрашного Судьи, так как он манкировал своими прямыми обязанностями и не прочитал поучительные и полезные заметки предков по данному вопросу.

Разумеется, сам домовой слова «манкировать» не употреблял и изложил эти факты иносказательно, проявив максимум почтительности к своему повелителю.

Во-вторых, по ходу дела стало известно, что мессир да Кассар состоит в родстве с демонами. Правда, кроме самого мессира, в Кассарии этим никого не удивишь. Но никто в Кассарии уже не удивляется тому, какими пустяками можно удивить и обескуражить мессира.

Король оценил каламбур, но на всякий случай попросил повторить помедленнее.

В-третьих и главных, в замке ожидают скорого прибытия важного гостя — величайшего паука всех времен и народов, главного героя светских хроник, печатающихся во «Всемирной сети» и «Многоногом сплетнике», — Гигапонта, дядю Кехертуса. Дядя прославился многими подвигами, и дело чести для всех подданных Зелга — принять его с подобающими почестями и окружить вниманием и заботой.

Собственно, это и был тот самый личный вопрос, из-за которого Кехертус позволил себе побеспокоить Зелга в его покоях.

Накануне вечером Думгар деликатно, но твердо спросил, где их славный товарищ предпочитает проводить ночи, ибо ему, голему, доподлинно известно, что в пределах поместья он отсутствует.

Смущенно теребя лапами шелковистую паутину, которую он выпускал всякий раз, когда обстоятельства принуждали его долгое время сидеть на одном месте, Кехертус пояснил, что дело заключается как раз в ней — паутине. Он способен быстро и качественно запаковать любой предмет, и господин Крифиан составил ему протекцию в местном почтовом отделении, где заведующим вот уж лет триста — племянник его сослуживца. И теперь он, Кехертус, работает в ночную смену на почте: пакует бандерольки и посылки и иногда плетет на заказ дарственные шелковые кисеты с милыми узорчиками, кальсоны, постельное белье, перчатки и варежки. С одной стороны, пояснил паук, это занятие несколько охлаждает его охотничий пыл; а с другой — помогает заработать.

Полученные деньги он отсылает в самый старый и солидный банк Тиронги — «Надежные пещеры», открытый кобольдами в Булли-Толли чуть ли не во времена правления Козимы Второго Бережливого.

Пока суть да дело, рассуждал он, пока милорд Зелг отправится в странствие, на поиски Хранителя, а после и Неразрушимых врат, ведущих в Бэхитехвальд, — других источников дохода не предвидится. Кехертус же, как и все пауки, был свято уверен в том, что однажды обязательно наступит «черный день». И этот день нужно встретить во всеоружии — то есть здоровым и очень богатым.

Эти слова нашли отклик в каменном сердце его собеседника. Он полностью поддержал здравую мысль и даже развил ее, посоветовав Кехертусу выторговать у кобольдов разрешение на льготный вклад в обмен на участие в рекламной кампании банка. Паук нашел идею интересной и заслуживающей одобрения.

А потом поведал голему, что, работая нынешней ночью в почтовом отделении, он и обнаружил адресованное ему лично письмо. Послание пришло от любимого дяди, который собирался завернуть в Кассарию по дороге в Нисп. Дядя Гигапонт хотел посмотреть на племянника, которого не видел долгих шесть или семь лет, поговорить о том о сем, вспомнить прошлое.

— После смерти папы и мамы дядя остался главой семейства. Уже только по этой причине я обязан принять его по высшему разряду. К тому же я его люблю и очень по нему соскучился.