Все демоны: Пандемониум - Угрюмов Олег. Страница 19

— Иди сюда, — зашептал Милталкон, совершая завлекательные движения головой, руками и всем корпусом. — Иди, чего покажу. Я такое нашел!!!

Официальная встреча дяди Гигапонта намечалась на раннее утро. Тогда же решено было провести и все торжественные мероприятия по этому поводу, кроме фейерверка. Фейерверк разумно отложили на вечер, совместив его с торжественным приемом судьи Бедерхема и некоторых важных посетителей из числа истцов и ответчиков на Бесстрашном Суде.

Итак, почти все обитатели замка выстроились у ворот, снятых с петель предусмотрительным Думгаром, который хорошо помнил, с каким трудом протискивался когда-то сквозь них вежливый Кехертус.

Лазоревая ковровая дорожка (ручная работа, прошлое тысячелетие) ручейком сбегала по ступеням господского дома к огромному помосту, усыпанному шелковыми подушками. Хор пучеглазых бестий замер по левую руку от голема, и морок-дирижер застыл неподвижно, вздымая вверх дирижерскую косточку. Староста Иоффа с сыновьями и группа самых почтенных граждан Виззла стояли невдалеке с подносом, на котором лежал тот самый таинственный сверток, оказавшийся подарком Кехертуса дорогому дяде.

Запасные сверточки размером с хорошего осла высились на ступеньках у бокового входа, припасенные на тот случай, если Гигапонт сильно проголодается с дороги. И Карлюзин осел подозрительно на них косился.

— Это поможет вам отвлечь его от встречающих, — туманно пояснил паук.

Теперь Зелг занимался тем, что пытался как-то иначе истолковать смысл этих слов, но у него ничего не получалось. Очень уж однозначно звучала формулировка.

Стояли, затаив дыхание, ибо Кехертус особо предупредил, что дядя не переносит резких движений, сопения, радостного топота и громких разговоров.

Ожидание затягивалось.

Призраки, бесшумные и почти невидимые, носились над дорогой, как обезумевшие, но возвращались к Думгару с одной и той же новостью: никакого дяди на дороге нет, а вот на окраине Виззла уже расположился шумный, цветастый, многоязыкий и весьма обширный табор, обитатели которого ровно в полдень ринутся в Кассарию, неся прошения, жалобы и кляузы.

Думгар выразил некоторую обеспокоенность: пустынная дорога несказанно огорчала его. Он предполагал, что увидит на ней стремительно приближающуюся черную точку. И тут около него опустился на землю Крифиан.

— Милорд, — кашлянул он деликатно. — Может, мне слетать на разведку? У меня больше опыта.

Призраки хотели было обидеться, но Думгар пресек их недовольство одним властным движением.

— Вы меня обяжете, милорд, — сказал он. — Мессир Зелг так взволнован, что на нем просто лица нет. В преддверии Бесстрашного Суда я бы оценил это состояние как критическое.

— Уж сегодня-то ему крайне важно сохранить лицо, — подтвердил Дотт.

— Одно крыло там, другое здесь, — пообещал грифон и взмыл в воздух. — Минутку.

Зелг невольно залюбовался прекрасным зрелищем: могучие крылья вознесли Крифиана под самые облака, и полуденное солнце облило его золотом. Сверкающий грифон несся по небу с оглушительной скоростью и в считаные мгновения скрылся из глаз. А спустя обещанную минуту он спикировал вниз, пролетев чуть ли не вертикально мимо крепостной стены, и доложил голему:

— Он уже на подходе. Я скомандую, когда хор должен вступить с приветственной ораторией.

— Почему же мои призраки его не увидели? — удивился Думгар.

— Вероятно, причиной тому не такое острое зрение, — дипломатично отвечал грифон. — У них другая специализация.

Дальше началось нечто невообразимое.

Грифон издал громкий гортанный крик, и, подчиняясь ему, хор пучеглазых бестий грянул «Одинокого паука» — лирическую и пронзительную мелодию, последние такты которой дописывались в творческом экстазе сегодня ночью.

Кехертус ринулся к воротам, простирая передние лапы к долгожданному родственнику и восклицая:

— Дядя! Дядя!!! Дорогой мой!

При этом все его глаза растроганно блестели.

Потянулись за Кехертусом граждане Виззла: Иоффа, Альгерс, Ианида, Гописса, Нунамикус Пу — и многие другие, осчастливленные прибытием дорогого гостя. Они шептали что-то неразборчивое, но крайне приветливое и дружелюбное и изо всех сил предлагали прибывшему блюдо с торжественным подношением.

Шаркал ножкой Карлюза; кланялся, как маменька учили, Такангор Топотан; приветливо махал белоснежным платочком король Юлейн и посылал время от времени воздушные поцелуи. Не менее радостными выглядели и члены его свиты, включая огромного, как медведь, бурмасингера Фафута, на чьем лице застыла, как изваянная в граните, широкая улыбка.

Многоног-распорядитель Гвалтезий взял в каждое щупальце по яркому флажку и теперь напоминал волнующийся на ветру цветник.

— Какая радость, какая радость для нас для всех, — то и дело повторял Узандаф Ламальва да Кассар, промакивал уголок глаза рукавом.

— Рад встрече, рад, уж так рад! — бормотал князь Мадарьяга, паря на локоть выше красной ковровой дорожки.

И доктор Дотт, порхая у самого плеча Зелга, вторил ему:

— Необыкновенная радость. Я вне себя!

— Прошу пожаловать, милорд Гигапонт, — гудел Думгар.

Зелг тоже изобразил крайний восторг и пролепетал:

— Я счастлив приветствовать дядю нашего славного друга Кехертуса в своем скромном замке…

Потом беспомощно оглянулся и горячо зашептал:

— Думгар.

— Да, ваше высочество.

— Думгар, я хочу уточнить одну деталь.

— ?

— А где же дядя?

Впервые за долгое время невозмутимая физиономия голема что-то выразила. Кажется, крайнюю степень растерянности.

Впоследствии, когда пытались разобраться, кто первым подбросил идею о гигантских размерах дяди, крайнего так и не нашлось.

Думгар апеллировал к невообразимым габаритам самого Кехертуса и к его одобрительному отношению к идее снять ворота с петель.

— Если милорд Кехертус намного младше милорда Гигапонта и, я извиняюсь, гораздо менее известен, — говорил он, — то сам собой напрашивался вывод, что дядя достиг особо крупных размеров.

— Имя-то, имя! — вскрикивал Мадарьяга. — Вы вслушайтесь в звучание. Кого могли наречь Гигапонтом? Только исполинского крошку.

— О нем часто пишут газеты, — шелестел Узандаф. — Газеты пишут только о выдающихся и очень заметных персонах.

И мумия тут же сделала краткий обзор статей, посвященных Гигапонту.

Чаще всего пресса сообщала о его очередной женитьбе.

— Дядя — убежденный холостяк, — пояснял Кехертус. — Не может и недели вытерпеть в браке, но пользуется неслыханной популярностью у дам. Сплошную неправду пишут, что он все время женится. На самом деле он все время разводится.

Кроме того, пресса расписывала чрезвычайную живучесть Гигапонта и его умение выходить победителем из любой схватки.

— Я же говорю: дядя пятьдесят семь раз женился и пятьдесят семь раз остался в живых. Обычные дяди погибают в ласковых объятиях первой супруги.

Пресса утверждала, что только размеры Гигапонта помогли ему избежать верной гибели.

— Мне и в голову не пришло, что вы не видели портрета дяди! — защищался Кехертус. — А снятые ворота его просто покорили. Он в восторге и тронут до глубины души, что с моими родственниками случается крайне редко. Я и не упомню, видел ли его когда-то настолько счастливым.

— Вот-вот, не видел! Вообразите, каково мне было, — жаловался Зелг. — Все машут, все говорят какие-то приветственные слова, а я никогошеньки визуально не обнаруживаю. Вот признайтесь честно, кто видел дядю своими глазами?

— Я, — молвил Крифиан. — Но тут нет ничего удивительного. Грифоны отличаются уникальным зрением. Это наша национальная особенность.

— Я, — вздохнул Кехертус. — Мне его маменька как-то показывала при случае. А потом я опирался исключительно на родственное чутье.

— Ну, в этом точно нет ничего удивительного, — ухмыльнулся Дотт, отпаивая молодого герцога и его кузена лекарственной бамбузякой. — Флюиды — это вам не кот начихал. Это мистическая, я бы сказал, связь.