Его звали Герасим - Угрюмов Владимир. Страница 14

Как раз возникает спор, кто из игроков, уже вложивших деньги, должен добавить, чтобы наконец-таки выиграть. В спор между тремя «ослами» включаются подставные лица, которые по отработанному сценарию должны задавить глупых клиентов деньгами. Вариант, как и в наперстках, — беспроигрышный. С интересом наблюдай, как накаляются страсти.

— Но вы же сказали, что по времени уже никто не может войти в игру?! — подает голос одна из «жертв».

Мужик, похоже, догадался, что плакали его денежки.

— Я вам все объяснила, — натянуто улыбается ему блондинка, банкующая за столом. — По правилам нашей лотереи за истекающее время в игру имеют право вступить еще несколько желающих. Правила вот!.. — блондинка тычет пальцем в столик, где под пленкой распиханы бумажки с каким-то текстом. — За то время, что вам дается на обдумывание, может ведь никто и не подойти. К тому же вступающие должны вносить больше, чем вы, значит, и рискуют они сильнее!..

Мне смешно. «Лохи» нервно теребят в руках свои карточки. Интересный психологический феномен. Наш народ в течение восьмидесяти лет гипнотизировали, обещая земной рай до окончания веков… рая как не было, так и нет, но граждане по привычке отдают жуликам последние деньги, веря, что эти добрые дяди и тети помогут им в короткий срок стать богатыми и никогда больше не болеть.

— Когда же мы все-таки начнем розыгрыш?' — нервно интересуется еще одна «овца» на заклание.

— Сначала свое слово должны сказать те, кто вступил в игру после вас, — непререкаемо заявляет блондинка.

Третий «баран» стоит рядом со мной и грустно глядит на карточки в своих руках. Похоже, деньги у него кончились, и он смирился с мыслью, что проиграл все.

Его лицо кажется мне знакомым.

— Как дела? — спрашиваю бедолагу. Мужчина, глядя куда-то в сторону, вздыхает:

— Опять обманули…

Блондинка реагирует мгновенно, как учили:

— Никто вас не обманывает! И не оскорбляйте тут!

Рядом с ней переминается с ноги на ногу хилого вида паренек в очках, разумеется, такой же подставной, как и женщины разного возраста, вступившие в игру позднее. А заведуют этим «предприятием» вон те шестеро, что крутятся неподалеку и зорко следят за всем, что происходит У стола.

— Да я уже вижу, что проиграл… — говорит мужчина, и вдруг я вспоминаю, кто это такой.

— Как вы можете видеть, если еще не открывали карточки? — лицемерно возмущается блондинка.

— Я чувствую, что до открытия карточек дело не дойдет; — обреченно говорит мужчина.

— Нет, вы все-таки не оскорбляйте, гражданин! — взвивается блондинка, она так вошла в образ, что уже и сама поверила в свою правоту.

— Ты занимайся своим делом, коза, и не верещи… — неожиданно для себя встреваю в их перепалку. Не нравится мне, с какой наглостью эта тварь выманивает у людей деньги, вовлекая в якобы «честную» игру.

— А вы… — начинает она.

— Заткнись, — говорю ей тихо и, повернувшись к мужчине, протягиваю ему руку: — Афанасий Сергеевич, здравствуйте! .

Он меня узнает и расплывается в улыбке, забыв о постигшей его неудаче.

— Какая встреча! — радуется мой бывший сосед по дому, бросая свои карточки на стол. — Олег, сколько же времени мы с вами не виделись?! Бог мой, как летят годы…

С Афанасием Сергеевичем мы когда-то были соседями по лестничной площадке, он в то время уже занимал должность доцента исторического факультета и часто рассказывал мне о своей работе в архивах, в которой и видел единственный смысл своего существования.

— Афанасий Сергеевич, не называйте меня Олегом, — говорю ему вполголоса. — Я — Герасим. Так надо. Потом я все объясню.

Афанасий Сергеевич понимающе кивает.

— Молодой человек! — кто-то дергает меня за рукав пиджака.

Оборачиваюсь. Передо мной стриженый крепыш с мордой дегенерата, нос у него смотрит на четыре часа.

— Тебе чего, дедушка? — спрашиваю благодушно, выбрасывая обертку от мороженого в урну.

Крепыш подступает вплотную, от него разит дешевым пивом.

— Шел бы ты отсюда, — шипит он, не отпуская мой рукав.

— Освободи материю, беспризорник, — советую ему как бы между прочим.

— Не связывайтесь вы с ним! Давайте лучше уйдем отсюда… —говорит мне Афанасий Сергеевич.

— Ну, ты побазарь еще!…— продолжает шипеть крепыш.

Я сам уже завелся, но внешне спокоен и даже улыбаюсь:

— Ладно, считай, что у тебя сегодня черный день. Давай зови своих доходяг. Погуляем вместе.

Крепыш недобро щерится и наконец отпускает мой рукав.

— Счас погуляем… — Он, обернувшись, многозначительно кивает дружкам.

— Ол… Герасим, — начинает Афанасий Сергеевич, но я его перебиваю:

— Вы пока идите к метро, подождите меня в вестибюле. Я быстро.

— А может…

Я не даю ему договорить:

— Послушайте меня. Так будет лучше.

Историк смотрит с недоумением. Я иду вслед за крепышом, провожаемый ехидными улыбочками блондинки и очкарика. Не прошли мы и двадцати метров, как меня окружают все шестеро. Обращаюсь к ним с улыбкой;

— Ну что, мозговые-импотенты, заскучали без развлечений?

Вижу, парни готовы разорвать меня на куски.

— Идем… — бросает кто-то из них и топает вперед.

Через минуту оказываемся на заднем дворе какого-то магазинчика, огороженного высоким забором. Вдоль стены понаставлены пустые ящики и поддоны, но посредине свободного места достаточно, чтобы порезвиться.

Парни снова берут меня в кольцо.

— Ты че такой борзый?! — интересуется один, не спеша начинать махалово.

Вероятно, опасается конфликта с чужой бригадой, от которой я могу быть представителем, и поэтому зондирует почву.

— Уж такой уродился, — ухмыляюсь я.

— Ты с кем работаешь? — спрашивает он.

— Я — Герасим. Запомни это. И вы, вислоухие, запомните… — обращаюсь к остальным.

Договариваюсь я с ними меньше чем за полторы минуты. Ребятки лежат на земле в причудливых позах, и ни один не шевелится.

В себя они придут не скоро, и процесс этот будет для них весьма болезненным, а двое, вероятнее всего, обратятся к хирургу.

Возвращаюсь к столику лотерейной барышни. «Баранов» уже «раздели». Блондинка испуганно озирается, ища глазами своих охранников.

— Будут жить… — сообщаю ей, мило улыбаясь. — Но полечиться придется.

Блондинка смотрит на меня с ужасом. У очкарика отвисает челюсть. Не исключено, что он уже наложил в штаны.

— Закрой пасть, придурок, живот простудишь, — советую ему. — А теперь, сучка, гони лавэ, что забрала у народа…

Блондинка дрожащими руками вытаскивает откуда-то из-под стола коробочку с деньгами. Забираю весь ее выигрыш и иду к метро.

Афанасий Сергеевич нервно ходит по вестибюлю. Увидев меня, он радостно спешит навстречу.

— Ол… Герасим, я так волновался. Вы даже не представляете. Еще несколько минут, и я бы обязательно пошел за милицией!

— Все нормально, Афанасий Сергеевич,:— смеюсь я. — Ваши карточки выиграла, знаете ли… Просто удивительно, что так бывает… — запихиваю в карман его пиджака пачку денег.

— В самом деле?! — изумляется Афанасий Сергеевич, не веря своему счастью, но тут же хмурится: — Скажите честно, вы ведь каким-то образом заставили их отдать эти деньги?

Лишний раз поражаюсь его незнанию жизни.

— Просто мы выяснили, кто есть кто, а ваши карточки действительно выиграли, только вы бы об этом никогда не узнали… — Думаю, почему бы карточкам Афанасия Сергеевича действительно не выиграть?

— Правда?! Значит, вы с ними знакомы? Удивительно! — восхищается историк. — Мне никогда не везло в подобного рода предприятиях. Вот и сейчас я по глупости проигрывал все, что скопил на черный день… Спасибо вам!..

— Не за что… — обнимаю его за плечи, и мы идем к эскалатору.

Часа полтора я просидел с Афанасием Сергеевичем в уютном ресторанчике недалеко от центра, слушая историю его жизни за последнее десятилетие. Ему нужно было выговориться. Афанасий Сергеевич, насколько я его помню, жил один, и все его знакомые были такие же, как он, не от мира сего. Жена от него сбежала меньше чем через год после свадьбы. В доме ощущалась постоянная нехватка денег. Историк все свои силы отдавал изучению прошлого, тогда как жена его, женщина простая, хотела жить настоящим. Ее, конечно, тоже можно понять.