Белый Паяц - Угрюмова Виктория. Страница 60

– Рагана воевал в отряде Уиклифа при Торогае, – доложил гармост Хорн и тут же прикусил себе язык.

Легкая дымка подернула светлые глаза командира, но сразу же и исчезла.

– Сержант, – крикнул он. – Добавьте им еще по одному.

И сражение закипело с новой силой.

Вскоре каждый из троих рыцарей, отмеченных Лу Кастелем, сражался с семерыми своими соседями по казарме. И похоже, это их тоже нисколько не напрягало. В отличие от остальных, песок им не мешал; прямые беспощадные лучи полуденного солнца они умело использовали в своих целях, подставляя то сверкающий наруч, то наплечник, то шлем и пуская солнечные зайчики в глаза атакующим. Они легко переходили из обороны в нападение и обратно, помогали друг другу и вообще – развлекались как могли. Время от времени расшвыривали особо докучливых партнеров, забывших, что это всего лишь игра, пускай и опасная, и те долго ползали по площадке, прежде чем подняться, выплевывая песок, смешанный с розовой слюной, кряхтя и охая.

– Слаженно работают, – похвалил Картахаль. – Дружно. Не будем их стравливать, хотя любопытно было бы посмотреть на этот бой.

– Да они и не захотят, – невинно вставил Лио Бардонеро.

Котарбинский монах сегодня был наряжен в коричневую кожаную куртку с бронзовыми заклепками, светло-коричневую рубаху с просторными рукавами, не стесняющими движений, плетеные кожаные штаны, при случае могущие сойти за крепкие и легкие доспехи, и высокие сапоги. Его длинные темно-русые волосы были заплетены в четыре косы до середины и забраны назад, оставляя лоб открытым, а сзади болтались пышными хвостами. В руках он держал свой любимый клевец и поигрывал им в такт сражению. Словом, ничто в этом человеке исполинского роста и богатырского сложения не указывало на его род занятий.

– На кого ставите? – спросил Картахаль, усаживаясь прямо на землю и прислоняясь спиной к стволу дуба. Он умел отдыхать в любом месте и в любом положении.

– Я – на Рагану, – моментально отозвался Бобадилья Хирн.

Он с таким интересом следил за тем, что происходило сейчас на площадке, что даже голова его перестала болеть и зеленая муть перед глазами рассосалась.

– А я на этого, серебристого. – Лу Кастель прищурился. – Красиво дерется. Элегантно.

– Его зовут Лахандан, – напомнил Бардонеро. – Хороший выбор, командир.

– Ну а ты, падре, кого предпочитаешь?

– Сложный вопрос, – прогудел добрый пастырь, наблюдая за дерущимися. – Рагана, несомненно, отличный воин, и в замке Эрдабайхе по нему горючими слезами плачут рукуйены, ищущие себе молодую смену. Но он как камень. Крепкий, несокрушимый, надежный – словом, скала.

– Разве это плохо? – удивился Бобадилья, знаком подзывая пробегавшего мимо солдата с кувшином свежей воды и жадно припадая к животворящей струе.

– Это не плохо. Даже прекрасно. Однако Лахандан, на мой взгляд, лучше. Он как звездный огонь, холодный, жестокий, бесстрастный. Может развеять тьму, а может испепелить. Опасно его недооценивать.

– Я рад, что ты со мной согласен, – довольно произнес Картахаль.

– Я вовсе не говорил, что согласен с тобой, Лу Кастель, – возразил Бардонеро. – Я всего лишь подтвердил твою мысль о том, что Лахандан лучший боец, чем Рагана. Но если бы мне пришлось поставить на кон свои кровные нобли, я бы не колеблясь сделал выбор в пользу этого юноши, Де Корбея. Ты ведь знаешь, какой я, в сущности, скопидом.

В этот момент на площадке, где шло игрушечное сражение, все переменилось.

– Хватит развлекаться? – спросил Ноэль. – Лично я голоден, как зафар.

– Я бы тоже не отказался заглянуть еще раз в «Веселый стаканчик», – поддержал его Лахандан.

– Кто я такой, чтобы нарушать столь грандиозные и великолепные планы? – рассмеялся Ульрих. – Ну что, заканчиваем?

Их противникам показалось, что они попали в эпицентр небольшого смерча. Невероятная сила выхватывала из их онемевших рук мечи, секиры и бердыши; оружие выскальзывало из непослушных пальцев и улетало куда-то вверх и назад.

Друзья не только обезоружили своих партнеров, но еще и сделали это таким образом, что каждый клинок либо секира, описав широкую дугу, эффектно вонзились в землю. Один из мечей с коротким свистом пролетел над головой Картахаля и воткнулся в ствол дуба, звеня и вибрируя.

– Похоже, что командиром эти нахалы не дорожат совершенно, – произнес тот меланхолически.

– Мы свободны? – уточнил Ноэль у сержанта. Тот перевел вопросительный взгляд на Лу Кастеля, получил в ответ утвердительный кивок и приказал:

– Свободны.

Они коротко отдали честь командирам и пошли прочь.

– Чем же тебе приглянулся Герцог? – продолжал недоумевать Бобадилья Хорн, невольно подтверждая слова Ноэля о том, что по именам их скоро называть перестанут и что в когорте прочно укрепится за Ульрихом прозвище Герцог.

Сам он все больше укреплялся в мысли, что Ноэль Рагана – незаурядный боец, и слеп тот, кто отказывается это видеть. А еще его волновал вопрос, сможет ли он сам устоять в поединке с этим воином. То, что ему не победить Картахаля, воспринималось нормально. На то он и легендарный командир Лу Кастель, семь лет подряд возвращающийся из преисподней. А вот как быть, если тебя победит новобранец?

Лио Бардонеро повел в воздухе клевцом, пытаясь жестом помочь себе выразить сложную мысль. Картахаль смотрел на него с нескрываемым интересом.

– Если твой Рагана – это скала, а Лахандан – пламя, то Ульрих – вода. Всегда изменчивая и всегда одна и та же. Она принимает форму любого сосуда, меняется с такой невероятной легкостью и при этом не теряет прежних свойств и собственной сущности. Она бывает и камнем, и воздухом, и жизнью, и смертью, но всегда остается собой. Ты любуешься сверкающей лазоревой гладью, по которой бегут золотые солнечные лучи, окунаешь руку в ласковое тепло и знать не знаешь, что под этим нежным сиянием таится мрачная бездна, полная худших твоих кошмаров.

Чернота.

Немота.

Оглушительная тишина, которую не разорвать даже предсмертным криком.

И в этой бездне скользят невиданные чудовища…

Риардон Хорн ждал великого магистра у самого входа в подземный коридор и оказался прав, потому что Фрагг Монтекассино буквально выпал ему на руки из-за потайной двери.

В лице его не было ни кровинки, губы побледнели, зрачки расширились, он часто и мелко дышал, будто ему раздробили ребра шипастой булавой, и едва волочил ноги. Так случалось всякий раз, когда он навещал своего, по определению падре Берголомо, знатного пленника.

Риардон одной рукой подхватил мавайена, а другой буквально сунул ему в зубы фляжку с давешним зельем. Вытяжка из железы теймури подействовала как по волшебству. Щеки Монтекассино хоть и остались бледными, но утратили мертвенный синевато-серый оттенок и потеплели, дыхание восстановилось, а мутные, с поволокой, глаза приобрели осмысленное выражение.

– Спасибо, мальчик мой, – произнес он, все еще с трудом выговаривая слова. – Теперь уж я сам.

– Оно того стоило? – Риардон заботливо накинул на плечи магистра теплый плащ, подбитый мехом. Опыт подсказывал, что теперь день или два Фрагга будет трясти от сильного холода, вне зависимости от того, что в Оганна-Ванке стоит теплая и ясная погода. Даже на солнцепеке он не почувствует облегчения. – Он сказал вам хоть что-нибудь?

– Что-нибудь сказал, а как же, – прохрипел Монтекассино, ковыляя в сторону кабинета. – Только вот как мне разобраться с его советами? Иду я, видишь ли, не туда. Ищу не в той стороне. А куда мне прикажете идти, если война? Что, глаза закрыть, а там хоть трава не расти? Или он думает, я могу отрастить себе крылья, сидеть под потолком на насесте и размышлять понемногу о судьбах вселенной? Это я, видите ли, Ардамалех…

– Так и сказал?! – ужаснулся Хорн.

– Иносказательно, – успокоил Фрагг бедного рукуйена. – В философском смысле. Ты же знаешь его – он слова в простоте не произнесет.

«Знаешь» было большим преувеличением.

Юноша вспомнил свое единственное посещение пещерного каземата, испещренного рунами, и содрогнулся. Всякий раз, когда Фрагг Монтекассино говорил о том, что ему однажды придется занять трон великого магистра, он первым делом вспоминал о крылатом пленнике подземелья, и его посещала дикая мысль – бросить все и скрыться в неизвестном направлении.