Белый Паяц - Угрюмова Виктория. Страница 69

Вместе со званием Золотого наемника они получали и татуировку, выделяющую их среди остальных и подтверждающую высокое положение. Монгадоям татуировали змею, ползущую по правой руке, через плечо и ключицу, до самой шеи. На спине тяжеловесных, могучих эргов красовался горный медведь, чья когтистая лапа украшала правую руку воина.

Но всякий наемник, независимо от статуса, обязан был выплачивать братству десятую долю своего жалованья. Эти деньги шли на лечение и содержание бывших воинов, получивших тяжкие увечья и не способных зарабатывать себе на хлеб, как прежде. Вольные Клинки понимали, что любого, самого искусного и ловкого, может постигнуть такая же участь, и никогда не жалели полновесных монет для своих стариков и калек.

Новички могли получить в братстве первый выгодный контракт. Бывалые солдаты – приискать работу получше. Многие Клинки, утомившись махать мечами и секирами в сражениях, охотно нанимались телохранителями к богатым купцам и вельможам. А самые лучшие воины, чьи имена были известны наперечет, организовывали собственные отряды и с этой маленькой армией поступали на службу к коронованным особам.

И хотя формально они подчинялись военачальникам той страны, которой присягнули на верность, степень свободы у них была существенно больше, чем у офицеров регулярной армии. Такие отряды дорогого стоили – и на поле брани, и государственной казне. Вступить в них считалось большой удачей и несомненным признанием заслуг наемника. Командиры придирчиво и тщательно отбирали воинов, с которыми будут сражаться плечом к плечу; а воины не менее придирчиво выбирали себе вожака, ибо от него напрямую зависело их благополучие, а порой и сама жизнь.

Беловолосый (кто говорил, что он поседел в первом сражении, кто утверждал, что в его роду все такие от рождения) хатан с могучей шеей и бугристыми плечами демона данталиана, длинными мощными руками Гургандая, которыми он запросто мог оторвать человеку голову, и острым, беспощадным взглядом черных глаз, Гадрумет по прозвищу Многорукий считался самым расчетливым, отважным и удачливым из всех пятнадцати ратагеринов – командиров Вольных Клинков. С ним охотно имели дело и сами наемники, и их знатные наниматели. Вставая под знамена королевских войск, он неизменно приводил с собою тысячу отборных конников – монгадоев, и полторы тысячи эргов – тяжелых пехотинцев. Учитывая опыт и мастерство этих воинов, то была внушительная сила, которая могла в какой-то момент решить исход любого сражения.

О крутом нраве Гадрумета ходили легенды. Доля правды в них, разумеется, имелась: знаменитый наемник на дух не переносил предателей, лгунов, мародеров и насильников. Последних он казнил лично, и зрелище было действительно не из приятных. Он рассекал виновных тяжелым и кривым хатанским клинком от плеча до пояса, наискось, с такой скоростью и силой, что даже кровь не успевала брызнуть из кошмарной раны, и меч оставался незапятнанным. Этот удар приобрел славу среди воинов, и многие бойцы упорно пытались повторить его, но ни у кого не получалось.

Ходили слухи, впрочем непроверенные, что даже Картахаль Лу Кастель не смог добиться абсолютной, зеркальной чистоты клинка. Людская молва приписывала сие достижение Фраггу Монтекассино, но тут будет уместно заметить, что ему вообще приписывали все подряд достижения, полагая, что если какой-нибудь смертный однажды совершил некое невероятное деяние, то великий магистр гро-вантаров без труда его повторит. Люди могли бояться мавайена, могли уважать его, любить, опасаться или ненавидеть, но все без исключения полагали его существом сверхъестественным, в котором мало осталось человеческих слабостей.

Судачили также о том, что знаменитый изогнутый меч-полутопорик Гадрумета, неподъемный для обычного воина, принадлежал старинному хатанскому княжескому роду Цаль и достался ратагерину по наследству.

Где-то на западе Хатана, в скалах, над быстрой горной рекой, стоял неприступный замок его предков, зеленые знамена вились над его высокими башнями, и серебряный тамуади распростер на них свои могучие крылья. Но наемник никогда не возвращался под сень отчего дома и никогда не вспоминал о нем.

Только перстень с княжеской печатью, вырезанной в огромном изумруде, да рунный клинок с гардой, украшенной лунными камнями, говорил о его высоком происхождении. Однако желающих выпытать правду у неразговорчивого ратагерина не находилось. Не зря его прозвали Многоруким.

Король Охриды увидел его выступление на одном из традиционных рыцарских турниров Золотого меча и был потрясен искусством беловолосого хатана, а ведь ему приходилось видеть на этой арене многих знаменитых бойцов Медиоланы. Вручив наемнику венец победителя и увесистый кошель с золотом, его величество – в нарушение всех норм придворного этикета – внезапно пригласил воина выпить с ним вина в его ложе и велел принести еще одно кресло, тем самым уравняв Гадрумета с мавайеном гро-вантаров, великим логофетом, полемархом и начальником Сумеречной канцелярии – всеми, кто имел право сидеть в присутствии монаршей особы. С тех пор между гордым хатаном и владыкой Охриды установились отношения, весьма похожие на дружеские.

Гадрумет и две с половиной тысячи его наемников поступили на службу к Могадору эт Альгаррода три года назад и с тех пор не раз доказывали свою полезность и преданность.

Война с манга-ди-хайя должна была стать вершиной их нелегкого боевого ремесла.

Она была царственно хороша.

Молодая, лет двадцати пяти, с гордой осанкой богини, тонким станом и крутыми бедрами массилийской танцовщицы. Пышные, шелковистые русые волосы, завязанные узлом на макушке, буйным потоком струились до самого пояса. Слегка вздернутый носик с тонкими полукружьями ноздрей и пухлый маленький рот не делали ее легкомысленной, но слегка смягчали величественное и строгое выражение лица. Белый высокий лоб, казалось, был создан для королевской короны. Огромные серые глаза смотрели серьезно и внимательно, без тени кокетства. Густые пшеничные брови были похожи на распахнутые крылья ястреба.

Ульрих смотрел на нее, как на волшебное создание, явившееся из сказки или из сна. Он не скрывал и не смущался своего откровенного восхищения, и дева оценила это по достоинству. Она приветливо улыбнулась ему, обнажив ровные белые зубы.

– Неплохое будущее ждало его в двух шагах, – негромко произнес Рагана.

Красавица обернулась к нему, и все увидели змею с переливающейся золотом и тусклой зеленью чешуей, вытатуированную на ее белой высокой шее. Туловище змеи скрывалось под темно-зеленым легким панцирем. На тонких мускулистых руках сверкали стальные наручи, украшенные искусным литьем. Стройные высокие ноги были обуты в сапоги на шнуровке. Изящные бедра плотно облегали кожаные штаны. За спиной висели ножны с тонким и легким аэттским мечом с круглой гардой в виде свившейся кольцами змеи.

Мурли, имевший намерение блеснуть остроумием на ее счет, чувствительно прикусил себе язык. Он был обычным, рядовым корифором с жалованьем в пять серебряных леров в месяц, и таких, как он, в армии Охриды были тысячи. А обычные корифоры, если, конечно, хотели дожить до выплаты следующего жалованья, не задирали монгадоев Гадрумета, особенно Золотых.

Хотя в голове у большинства посетителей «Выпивохи» плохо укладывался внешний вид юной изящной красавицы и ее положение в когорте наемников.

Де Корбей понимал, что необходимо что-то сказать, но слова внезапно показались ненужными, даже пошлыми. Он только надеялся, что глаза говорят за него. Вероятно, его горящий, открытый, исполненный почтительного восторга взгляд многое объяснил девушке, и, вероятно, она принадлежала к редкой породе мудрых женщин, ибо неожиданно произнесла:

– Раз уж вы любезно встречаете меня на пороге этого заведения, благородный рыцарь, значит, я поневоле становлюсь и вашей гостьей. Представьтесь же мне.

– Ульрих Де Корбей – к услугам госпожи.

– Меня зовут Селестра Скарвик, – дружелюбно и просто ответила дева. – Я зашла сюда, чтобы узнать, не найдется ли в этом кабачке глоток-другой доброго аэттского суганира.