Пылающий мост - Угрюмова Виктория. Страница 124

– Тогда позовем седьмого, что должен явиться ни с какой стороны, – не то предложил, не то скомандовал старик.

Шестеро взялись за руки, образовав кольцо. Налетевший ветер раздул их плащи, словно крылья. Совы сорвались со своих мест и бесшумно уплыли в ночь. С отчаянным криком бросилась в темноту и какая-то несчастная ворона, разбуженная собственным паническим ужасом перед тем неведомым, что должно было вот-вот возникнуть на перекрестке.

И он пришел.

Тот, кто прежде был Шуллатом Огненным, столбом пламени поднялся из-под земли в самом центре перекрестка. Пламя ревело, бушевало и металось из стороны в сторону, постепенно принимая четкие очертания. Вот появилось лицо с безвекими глазами и огромной пастью, из которой вылетали огненные раздвоенные языки, зашевелились пламенные космы, жарким и слепящим ореолом окружая голову. В могучей руке Шуллат сжимал свой багряный посох. На него было больно смотреть, и глаза хранителей на какое-то время перестали воспринимать окружающее. Грозен и по-прежнему прекрасен был Бог Огня.

Увы, он уже не был самим собой.

– Пойдем, – произнесло ревущее пламя. И Шуллат ударил посохом в центр скрещения дорог.

Багряный, рассыпающий искры комок пламени сорвался с него и закружился на месте, подскакивая, приглашая следовать за собой. И семеро пошли по указанному пути, который был отмечен на земле тоненькой огненной ниточкой, полыхающей в кромешной тьме ночи.

Для тех, кто служит повелителю Мелькарту, расстояния перестают существовать. Возможно, путь, пройденный семерыми, и был далек, но эти понятия остались в их прошлой жизни, а теперь были лишь пустым звуком. Семеро явились на берег неширокой, но очень глубокой полноводной реки, с шумом протекавшей между двумя высокими скалами. Когда-то это была сплошная гора, но со временем водный поток проточил себе ложе в крепком камне и теперь тек на самом дне образовавшейся расщелины.

Семеро хранителей дошли до того места, где из воды поднимался высокий резной столб с полустертыми, разбитыми ветрами, временем и непогодой узорами.

– Это здесь, – сказал Декла.

Странным образом, именно он принимал решения и отдавал приказания, и даже Шуллат и морлок не выражали недовольства.

Проклятый эльф подошел к самому краю обрыва, воздел руки к мутному ночному небу и произнес несколько слов – тихих и неясных, слетевших с его губ, словно сухие, рассыпающиеся листья. Повинуясь этим словам, река ожила. Она остановилась в своем движении, вздыбилась, как замурованный в каменном мешке великан, затем уперлась в каменную насыпь, преграждавшую путь в соседнее ущелье, и напрягла свои невероятные силы. Раздался жуткий хруст и грохот разметанных камней, вода вскипела, забурлила, и на ее поверхности возникли пенные буруны и воронки. В них было втянуто все, что оказалось к тому времени в реке: бревна, ветки, листья, несколько рыбацких лодчонок, сорванных с причала, исчезло в водовороте и несколько вязанок соломы, – похоже, выше по течению смыло хибарку. Со стоном и ревом устремилась река по новому руслу.

А старое ложе опустело.

Неслышно шагали семеро по мокрым, скользким от ила и многовековых донных наслоений камням, переступали через спутанные клубки водорослей, бесформенных и потерявших цвет, только ракушки хрустели под их ногами да билась испуганная рыба, застрявшая между гнилых коряг. Но странники не смотрели на все чудеса подводного мира, в одночасье открывшиеся их взору. Они шли к высокому столбу, который теперь полностью был виден. На две трети столб был покрыт водорослями и ракушками, как дерево мхом. Дойдя до его подножия, Шуллат ударил своим посохом в самое основание, и зашевелилась каменная насыпь, что удерживала столб в вертикальном состоянии, задвигалась. Огромные валуны и булыжники поменьше сами, торопясь, расползались прочь от этого места. Наконец столб зашатался и рухнул, расколовшись при падении на несколько частей. А под ним открылась усыпальница, в которой стояли на гранитных постаментах два гроба, вытесанных из цельных кусков мрамора. На крышке одного из них с высочайшим искусством был выполнен барельеф, изображавший воина в рогатом шлеме, на другом – женщину неописуемой красоты, с раскосыми глазами и длинными волосами до пят.

Все так же, молча, Баяндай и Мадурай подошли к ним и легко сдвинули их с мест. Под мраморными неподъемными гробами в гранитных постаментах обнаружились два идеально одинаковых углубления-близнеца. Лурды одновременно погрузили в эти углубления руки по локоть и вытащили оттуда украшения из зеленого золота. Затем бережно положили добытые только что талисманы Джаганнатхи на изображения тех, кто охранял их даже после своей смерти. Баяндай поместил талисман на изображение нагрудного панциря воина, а Мадурай легко прикоснулся ладонью к точеной шее женщины. И, отнимая руку, провел по ней длинным, ласкающим движением.

Затем семеро встали в круг и одновременно заговорили, обращаясь к повелителю Мелькарту. Чем напряженнее становились их голоса, тем сильнее светились их собственные талисманы, а также два, найденные в древней могиле. И свет девяти золотых украшений произвел диковинные преображения с покойниками, умершими в незапамятные времена.

Мраморные гробы лопнули, словно под давлением незримой, но ужасающей силы, а полуистлевшие скелеты стали обрастать плотью. Происходило это невероятно быстро: еще кипела и рычала река, изгнанная с привычного места, еще рушились и с грохотом увлекались прочь водным потоком последние остатки насыпи, еще не успела уснуть рыба, оставленная коварной водой в опустевшем внезапно ложе, а двое статных людей уже поднялись из своих каменных усыпальниц, судорожно сжимая в руках вновь обретенные талисманы.

Только семь существ на всем Арнемвенде знали, что в мир вернулся один из величайших магов и воинов – Эр-Соготох и его прекрасная дочь Жемина, прославившаяся в веках жестокостью и коварством.

Зу-Л-Карнайну не спалось. Спальня казалась ему душной и жаркой, постель – слишком пышной, простыни – несвежими и жесткими, подушка – туго набитой, твердой и неудобной. Он ворочался с боку на бок до тех пор, пока не запутался в шелковом покрывале и не порвал его в приступе внезапного раздражения. Тогда император подумал, что пытаться заснуть бесполезно и гораздо уместнее будет немного поработать, чтобы занять себя. Приняв это решение, аита сразу повеселел. Он соскочил со своего широкого ложа, на котором вполне могли разместиться заодно и все его телохранители, набросил на себя льняные одежды – тончайшие и прохладные – и вышел из опочивальни.