Коктейль для троих - Уикхем Маделин. Страница 74

Проснувшись на следующее утро, Кэндис сразу вспомнила о том, что произошло вчера, и почувствовала, как сердце ее болезненно сжалось. Сначала она старалась не обращать на это внимания и долго лежала неподвижно, глядя в потолок. Но острое чувство потери не проходило, и Кэндис, повернувшись на живот, зарылась головой в подушку, словно надеясь спрятаться от собственного горя. Однако это не помогло. Снова и снова Кэндис возвращалась к событиям вчерашнего вечера; безжалостная память снова и снова подсказывала ей, что она поссорилась с Мэгги и Роксаной – своими лучшими подругами. И не просто поссорилась, а разорвала отношения, ибо ее не покидало ощущение, что Роксана и Мэгги больше не захотят иметь с ней никаких дел.

При мысли об этом Кэндис едва не завыла от горя и отчаяния. Больше всего ей хотелось забыть о том, что произошло, но как бы крепко она ни зажмуривалась, как ни затыкала уши, перед ней словно наяву вставало холодное лицо Роксаны и потрясенное – Мэгги, звучали их голоса – осуждающие, презрительные.

«Как я могла допустить такое? – снова и снова спрашивала себя Кэндис.– Как могла позволить им уйти, не объяснившись с ними, не извинившись?»

Но по мере того как в памяти всплывали подробности вчерашней ссоры, Кэндис чувствовала, как вместе с отчаянием в ней нарастает обида. В самом деле, какое преступление она совершила, что Мэгги и Роксана так с ней обошлись? Да, она пригласила в «Манхэттен» подругу – ну так что с того? Разве это запрещено? Кэндис допускала, что Мэгги и Роксане хотелось поболтать и повеселиться в своем кругу, без посторонних, но разве она виновата в том, что у них такие эгоистические желания? Откуда она могла знать, что Мэгги и Роксана, такие умные, милые, добрые, встретят Хизер в штыки? Зная своих подруг, Кэндис имела право предполагать совершенно иное отношение. Она была на сто процентов уверена, что Хизер им понравится, и вовсе не виновата, что из ее затеи ничего не вышло. Конечно, ей не стоило оскорблять Мэгги, но и Мэгги не должна была называть Хизер стервой!

Почувствовав острый приступ раздражения, Кэндис села на кровати, гадая, приняла уже Хизер душ или нет. И тут ее как будто ударило. В квартире стояла полная тишина, хотя в это время Хизер обычно уже хозяйничала на кухне.

На цыпочках подкравшись к двери, Кэндис выглянула в коридор и снова прислушалась. Ничего. Дверь спальни Хизер была приоткрыта, и по пути на кухню Кэндис увидела, что в комнате никого нет и что кровать Хизер аккуратно заправлена. В ванной тоже никого не оказалось. Кэндис была в квартире одна.

Часы на кухне показывали половину восьмого. «Должно быть, Хизер встала очень рано и куда-то вышла,– подумала Кэндис, ставя на огонь чайник.– Но почему? Может быть, у нее разыгралась бессонница? А может, она решила установить для себя новый, спартанский режим? Кроме того, Хизер могла остаться на ночь у Эда…»

При мысли об этом Кэндис сердито покачала головой. Она понимала, конечно, что отношения Хизер и Эда ее не касаются. Больше того, она должна была бы радоваться за подругу, которую пригласили на свидание. И даже если Хизер настолько неразборчива, что согласна провести вечер с мужчиной, который уверен, будто гурман – это тот, кто ест пиццу с хлебом, это не ее дело.

Вернувшись в спальню, Кэндис сняла ночную рубашку и отправилась в душ, машинально отметив, что сегодня утром им еще не пользовались. Быстро намылившись ароматным гелем с оптимистичным названием «Утреннее настроение», она включила самую горячую воду, какую только могла выдержать, надеясь вместе с пеной смыть и неприятные воспоминания о вчерашнем дне, и свое неуместное любопытство по поводу Хизер и Эда. Главное – успокоиться, тогда можно попытаться что-то изменить или даже исправить.

Когда, завернувшись в теплый махровый халат, Кэндис вышла из ванной, на коврике перед входной дверью уже лежала изрядная горка утренней корреспонденции, а закипевший чайник подпрыгивал на конфорке и сердито пыхтел. Заварив чай с ромашкой, Кэндис присела к столу и, разложив на нем почту, стала ее просматривать, намеренно оставив на потом розовато-лиловый конверт, лежавший в самом низу кучи.

Первым ей попался отчет банка по кредитной карточке. Расход, как заметила Кэндис, был больше, чем обычно, но это было как раз понятно. С переездом к ней Хизер она стала чаще выходить и больше тратить. А вот уведомление о состоянии текущего банковского счета Кэндис удивил. У нее на счету оказалась чересчур большая сумма, но откуда могли взяться лишние деньги, она понятия не имела. В конце концов Кэндис решила не ломать голову и, спрятав уведомление обратно в конверт, стала просматривать остальную почту. Мебельный каталог в прозрачном пластиковом пакете ее не заинтересовал, письмо с приглашением принять участие в юбилейной общенациональной лотерее – тоже. Рекламные буклеты она откладывала не читая, пока не добралась наконец до заветного конверта, адрес на котором был надписан знакомым петлистым почерком матери. Несколько секунд Кэндис рассматривала его, потом вскрыла конверт и достала письмо. Впрочем, она и так знала, что в нем может быть написано.

Дочитав письмо до конца, Кэндис убрала его в конверт и тяжело вздохнула. В письме не было ничего нового – все те же нейтральные слова, все те же ничего не значащие вопросы. Такое письмо мог бы написать совершенно посторонний человек. Оно поддерживало дистанцию между ней и матерью – дистанцию, которую Кэндис никак не удавалось сократить. И она знала причину. Это письмо написала женщина, чьи чувства были настолько парализованы страхом перед прошлым, что она не разрешала себе быть откровенной даже с собственной дочерью.

И снова, как всегда в таких случаях, в душе Кэндис вспыхнуло пламя обиды – вспыхнуло и тут же погасло. За свою взрослую жизнь она получила от матери слишком много таких сдержанно-нейтральных писем, чтобы расстраиваться по-настоящему. Кроме того, сегодня утром Кэндис вообще чувствовала себя неспособной что-либо воспринимать. «Мне все равно! – подумала она, складывая почту аккуратной стопкой на столе.– Все равно».