Невеста - Уикхем Маделин. Страница 64

Вода в бассейне мерцала огнями подсветки, негромко звучала музыка, однако никто не плавал. В дальнем углу из двери сауны шел легкий пар. Не останавливаясь, Гарри направился туда и распахнул дверь. Саймон поднял глаза, и на его раскрасневшемся лице отразилось смущение.

– Отец? – удивился он, вглядываясь в густые клубы пара.– Что ты здесь…

– Мне надо поговорить с тобой,– сообщил Гарри, усаживаясь напротив сына на гладкое пластиковое сиденье.– Я должен извиниться.

– Извиниться? – недоверчиво переспросил Саймон.

– Я был не прав, когда накричал на тебя с утра. Прости.

– А-а.– Саймон отвернулся.– Да ладно. Не имеет значения.

– Нет, имеет. Ты пережил сильный стресс. Мне следовало это учитывать. Я ведь твой отец.

– Знаю,– ответил Саймон, не поворачивая головы.

– Ты бы хотел другого отца?

Гарри пристально посмотрел на сына. Тот промолчал.

– Я тебя не виню,– вздохнул Гарри.– Из меня получился тот еще папаша.

Саймон неловко поерзал.

– Ты…

Ты не обязан говорить что-то из вежливости,– перебил его Гарри.– Я знаю, что не состоялся как отец, шестнадцать лет от меня не было ни слуху ни духу, а потом вдруг – оп! – я начинаю маячить у тебя перед глазами каждый день. Неудивительно, что нам с тобой пришлось тяжело. Супруги уже давно развелись бы… Извини,– прибавил он, помолчав.– Больная тема.

– Ничего.– Саймон невольно улыбнулся и только теперь обратил внимание на внешний вид Пиннакла-старшего.– Пап, ты в курсе, что в парилке положено снимать одежду?

– Это если пришел попариться. А я пришел поговорить.– Гарри сдвинул брови.– Ну вот, свою часть я высказал, теперь твоя очередь. Скажи мне, что я замечательный отец, и моя душа успокоится.

Повисла долгая пауза.

– Если бы только…– наконец решился заговорить Саймон, но оборвал фразу.

– Что?

– Если бы только я постоянно не чувствовал себя неудачником,– торопливо произнес он.– Что бы я ни делал, все идет наперекосяк. А ты… В мои годы ты уже сколотил миллион!

– Неправда.

– В твоей биографии сказано…

– Чушь. В твоем возрасте, Саймон, я задолжал миллион. К счастью, я нашел способ вернуть долг.

– А я нет,– с горечью констатировал Саймон.– Я разорился.

– Допустим, разорился. По крайней мере, тебе не пришлось снимать с себя последнюю рубашку, чтобы расплатиться с кредиторами, и ты не приходил ко мне весь в соплях, умоляя помочь тебе выпутаться. Ты сохранил независимость. И я тобой горжусь. Я горд за тебя даже потому, что ты вернул мне ключи от квартиры. Да, я тогда жутко разозлился, но одновременно испытал и гордость.

Долгое молчание, воцарившееся в парной, нарушалось лишь дыханием обоих мужчин в горячем воздухе да изредка шипением пара, когда капли теплой воды дождем падали на пол.

– Я буду еще больше гордиться тобой,– нарушил паузу Гарри,– если вместо того, чтобы уйти, ты попробуешь наладить отношения с Милли. Это шаг, которого я в свое время не сделал, хотя должен был.

Отец и сын снова замолчали. Гарри откинулся назад, вытянул ноги и состроил гримасу неудовольствия.

– Признаться, ощущения не самые приятные,– сообщил он.– Трусы прилипли к заднице.

– Я предупреждал,– усмехнулся Саймон.

– Точно.– Гарри взглянул на сына сквозь клубы пара.– Ну, ты намерен дать Милли шанс?

Саймон с шумом выдохнул.

– Конечно. Если она мне это позволит.– Он покачал головой.– Не знаю, о чем я думал вчера вечером… Я был несправедлив к ней. Повел себя как идиот. Я просто…– Он не договорил.– Я пытался ей позвонить сегодня днем.

– И?

– Наверное, она уехала с Эсме.

– С кем?

– Со своей крестной, Эсме Ормерод. Гарри удивленно изогнул брови.

– Эсме Ормерод – крестная мать Милли?

– Да, а что? Гарри скривился.

– Странная женщина.

– Не знал, что ты с ней знаком.

– Пару раз приглашал пообедать,– сказал Гарри.– Крупно ошибся.

– Почему?

– Неважно. Это было давно.– Гарри закрыл глаза.– Значит, она крестная Милли… Не ожидал.

– Она вроде бы приходится Хэвиллам родственницей.

– А мне казалось, у них такая приличная семья,– насмешливо произнес Гарри, затем нахмурился.– Нет, я серьезно. У них хорошая семья. Милли – замечательная девушка, да и Джеймс очень неплохой парень. Я хотел бы познакомиться с ним поближе. Оливия…– Он открыл глаза.– Ну что тут сказать? Милая женщина.

– Каждый имеет право на личное мнение,– усмехнулся Саймон.

– Только вот я бы не хотел встретиться с ней поздней ночью.

– И вообще, как стемнеет.

На голову Гарри капнула вода. Он сморщился.

– Единственная, о ком я не могу сказать ничего определенного,– задумчиво промолвил Саймон,– это Изабел. Для меня она загадка. Никогда не знаешь, о чем она сейчас думает.

– Согласен,– помедлив, произнес Гарри.

– Изабел совершенно не похожа на Милли. Но мне она нравится.

– И мне,– тихо сказал Гарри.– Очень нравится.– Несколько секунд он молча разглядывал пол, потом резко встал.– Ну все, хватит с меня этого ада. Пойду приму душ.

– Попробуй для разнообразия снять одежду.

– Непременно. Дельный совет.

С этими словами Гарри Пиннакл вышел из парной, на прощание кивнув сыну.

К тому времени, когда Руперт тяжело поднялся на негнущихся ногах, спрятал письмо Аллана и покинул галерею, уже начало вечереть. Он постоял на Трафальгарской площади, глядя на такси, туристов и голубей, затем развернулся и побрел в направлении метро. Каждый шаг давался ему с трудом; он словно лишился некой важной части самого себя, которая поддерживала его в равновесии.

Руперт окончательно понял: незыблемая опора – единственное, во что он верил в этой жизни,– ушла навсегда. Основа, относительно которой все пережитое являлось лишь контрапунктом, исчезла. Теперь ему казалось, что все его поступки за последние десять лет были частью внутренней борьбы с Алланом. И вот битва закончилась, и победителей в ней нет.

В поезде до Фулема Руперт безучастно сидел, устремив взор на свое отражение в темном стекле, размышляя с почти отстраненным любопытством, что предпримет в дальнейшем. Он чувствовал себя утомленным, разбитым и обессиленным, как будто шторм вынес его к чужому берегу, не оставив пути назад. С одной стороны, у него есть жена. Дом, прежняя жизнь и компромиссы, на которые он пошел ради того, чтобы сломать свою натуру. Счастьем это не назовешь, однако и мукой тоже. С другой стороны, существует такое понятие, как честность. Горькая, неприятная правда. И все то, что она за собой повлечет.