Башня - Уилсон Колин Генри. Страница 40

Найл понял, что забыл снять оружие с предохранителя. Сдвинул большим пальцем ограничитель вперед и снова нажал.

Паук исчез. Исчезло и дорожное ограждение за ним, а заодно и большая часть фасада соседнего здания. Голубая спица света ослепила своей насыщенностью, а в мышцы живота ощутимо ударила отдача.

Когда отпустил спусковой крючок, глаза все еще слепило от сверкнувшей вспышки. Воцарившаяся моментально тишина была пугающей и неестественной.

Другие пауки – их было примерно шестеро – по-прежнему стояли неподвижно – только теперь это была неподвижность шока.

И уже повернув на них жнец, Найл понял, что этого можно и не делать. Их сила воли лопнула, как мыльный пузырь, ухе в тот момент, когда исчез первый из них. Они были словно связаны меж собой незримой пуповиной, и мгновенная гибель одного эхом сказалась на других. Вот почему, уже направив оружие, Найл не выстрелил. Их беспомощность действовала обезоруживающе.

Пока он колебался, сквозь тьму упруго хлестнул другой луч и ударил ближайшего паука, затем сместился и срезал остальных прежде, чем они успели пошевелиться.

Эффект одновременно и зачаровывал и вызывал дурноту. Луч рассек тварей пополам, словно громадный нож, раскромсав еще и стоящее сзади заграждение. Спустя секунду воздух наполнился смрадом жженой плоти. Верхние половины паучьих туловищ скатились в канаву, а ноги и нижняя часть осели на мостовую.

Ничто здесь не указывало на насильственную смерть – они и дернуться не успели. Туши выглядели так, словно никогда не были живыми. Все произошло очень быстро, просто молниеносно.

Доггинз опустил жнец. Кивнул на оружие у Найла в руках:

– Ты слишком рванул ограничитель.

– Вижу. – Ограничитель стоял на «пяти».

– Но все равно спасибо.

Все, как по команде, обступили Найла. Кто лез обниматься, кто тряс руку, кто восторженно колотил по спине, да так, что Найл невольно морщился. Такая бурная благодарность, одновременно и словом, и делом, ошеломляла – люди как бы вымещали ею пережитый ужас. Парализующее воздействие на волю они пережили впервые, и ощущение потрясло их сильнее, чем гибель товарищей.

Немудрено: на несколько секунд они утратили самое основное из того, что присуще человеку, – контроль над собственным телом.

Чувство, сходное с темным предчувствием близкой смерти.

– Ладно, хватит, – сказал Доггинз, – надо трогаться.

Он снял оружие с предохранителя. Когда нажал на спуск, Найл невольно зажмурился.

Открыв глаза, увидел, что останки пауков исчезли, на их месте в мостовой образовалась неглубокая воронка.

– А не лучше будет остаться в крепости до наступления дня? – спросил Найл.

– Да, но только не в крепости. Они первым делом сунутся туда. Лучше отыщем подвал где-нибудь в другом месте. – Он повернулся к Милону. – Ну что, понесете Киприана дальше?

– Как скажете, – поколебавшись, ответил тот. Доггинз направил на труп оружие, но, похоже, передумал.

– Несите дальше. Попробуем спрятать, а там, если удастся, прихватим его на обратном пути.

Когда поднимали тело, на мостовую упали первые капли дождя. В разгулявшейся мгле люди не могли даже различать друг друга. Так и брели, сбившись в кучу и поминутно друг на друга налетая, но даже и это было приятно – хоть и сталкиваешься, да со своими. Упруго хлестнувший порыв промозглого ветра указал, что вышли на угол улицы. Тут Доггинз спросил у Найла:

– Ты примерно прикидываешь, где мы сейчас?

– Вон в той стороне городской зал собраний.

– Хорошо, давай к нему.

В недолгом проблеске лунного света стала видна идущая на север улица. Широкая, и дома сравнительно целы. Паутины сверху не было, поэтому шли не таясь, прямо по середине проезжей части.

Но общее продвижение замедлял вес мертвого человека.

Не успели пройти и полквартала, как Доггинз сказал:

– Здесь стоп. Опустите его. Сейчас посмотрим – может, подвал где отыщется.

Они дожидались, зябко ежась на ветру, обтекающем, будто ледяное течение.

Минуту-другую спустя ниже уровня мостовой затеплел желтоватый язычок огня. Следом полыхнула голубая вспышка бластера. Голос Доггинза:

– Порядок. Заносите сюда.

Он ждал внизу лестницы, ведущей вниз, в полуподвал. Дверь за спиной была открыта. Как раз когда втянулись внутрь, дождь хлынул как из ведра. Открытую дверь подхватил порыв ветра и резко за ними захлопнул. Огонек светильника освещал большую меблированную комнату.

Пол был покрыт ковром; стояли столы, массивные кресла и книжный шкаф со стеклянными дверцами. Даже Найл догадался, что когда-то это была уютная квартира. Теперь здесь пахло пылью, плесенью и распадающейся штукатуркой.

Тем не менее, шум дождя на мостовой, сотрясающий окна ветер вызывали у всех уютное чувство защищенности от непогоды.

Шторы на окнах были из тяжелого гладкого материала, не то что те, рваные, расползающиеся в канцелярии. Задернув их, Доггинз позволил запалить все светильники. Тяжелое кресло подставили вплотную к двери, чтобы не распахнуло ветром (замок был безнадежно сломан бластером). Затем, как могли, устроились и стали дожидаться рассвета.

Вид у всех был обреченный, поникший – многие, видно, едва держались, чтобы не сорваться. Всего несколько часов назад они были на седьмом небе, с веселой бесшабашностью рассуждали о том, как скинут пауков. А теперь вот троих уже нет, а остальные уж, наверное, и не чают вернуться домой.

Тем не менее никто не пытался роптать, выговаривая Доггинзу за то, что вверг их в такую переделку. Глядя на бледные, осунувшиеся лица этих людей, Найл чувствовал восхищение и жалость.

Вот один вынул из кармана яблоко и принялся его жевать, и Найл моментально вспомнил про пищевые таблетки. Вынул коробочку из кармана.

– Кто-нибудь хочет есть?

Все с надеждой подняли головы, но при виде крохотных коричневых пилюль лица снова вытянулись.

Тем не менее, каждый взял по одной; даже Доггинз, поначалу досадливо отмахнувшийся, не устоял перед соблазном.

Найл, пососав свою, несколько следующих минут наслаждался тем, что ощущал густое тепло, льющееся вниз по пищеводу и затем сытно разбухающее в желудке, словно наполняющее его обильной трапезой.